- Деньги?..
Она с изумлением посмотрела на него.
- Да, две тысячи рублей, что вы у меня заняли.
- Я заняла! Опомнитесь! неужели вы еще не протрезвились? Напротив, я хотела спросить вас, скоро ли вы мне отдадите семьсот рублей за лошадь?
Иван Савич остолбенел.
- За лошадь? - повторил он.
- Да, за лошадь.
- Я не шучу, баронесса! - сказал он.
- И я нет, - отвечала она.
Он посмотрел на нее серьезно, она на него тоже. Он пошел вон. Сзади его раздался дружный предательский хохот трех красавиц.
- Неблагодарный! каков! - послышалось вслед за тем.
Иван Савич хлопнул дверью и пошел к себе.
- Не поискать ли нам другой квартиры, Авдей? - спросил он.
Авдей перепугался.
- Помилуйте, сударь! - воскликнул он, - еще полугода нет, как здесь живем. Где сыщешь такую квартиру? Удобство всякое: и сарай особый, и ледничек от хозяина дают, и соседи хорошие, а уж соседки - и говорить нечего...
- Да... нечего и говорить!.. - повторил, пожимаясь, Иван Савич.
Через несколько дней он опять на лестнице встретил ту же женщину под вуалью.
- Кто это там вверху живет? узнал ли ты? - спросил он Авдея.
- Барышня живет какая-то. Такая смирная, словно никого нет: ни стукнет, ни брякнет.
- Так она барышня? Узнай хорошенько, кто она.
Авдей узнал и сказал, что барышня живет с девушкой и с кухаркой, тихо, скромно, что ее не слыхать, что в гостях у ней бывают всё женщины и т. п.
- Как бы побывать у нее?
- Не могу знать.
- Не могу знать! Это немудрено. А ты моги... Послушай-ка! не пахнет ли здесь как будто дымом?
- Нет-с! - сказал Авдей, поворачивая нос во все о стороны, - не пахнет.
- Ну как не пахнет? слышишь?
- Нет-с, не слышу - не пахнет.
- Наладил одно: не пахнет! Если я говорю пахнет, так, стало быть, пахнет.
- Не пахнет... - сказал Авдей, нюхнув еще.
- Да именно пахнет: это, должно быть, сверху прошло! Узнай-ка поди. Долго ли до пожара? Да нет, постой! я сам узнаю.
Он отправился вверх.
- Ну, пошел! - ворчал Авдей, - уродится же этакой!..
И махнул рукой.
Иван Савич вошел в переднюю верхней жилицы. Там никого не было. Налево был маленький коридор, который вел, по-видимому, в кухню. Иван Савич остановился. Оттуда раздавался довольно приятный голосок.
- Не надо мне петуха! - говорил голосок. - Зачем ты петуха купила? Я тебе велела курицу купить; а это, видишь, петух! всё по-своему делаешь!
- Да мужик-то знакомый, матушка, - отвечал другой голос, - наш ярославский. Пристал: купи да купи; петушок, говорит, славный.
- Не хочу я петуха: петухи жестки!
- И нет, матушка, этот еще молоденький, словно цыпленочек.
Иван Савич решился проникнуть дальше. Появление его произвело значительный эффект.
- Ах! - закричала барышня, закутываясь одной рукой в большой желтый платок, а другой держа петуха. - Что вам угодно? кто вы таковы?
- Я-с... мое почтение... я живу здесь под вами...
- Что ж вы, милостивый государь, ходите по чужим квартирам? - начала она, пряча под платок руку с петухом. - Вы думаете, что я беззащитная девушка, без покровителя, что меня можно всякому обидеть? Извините, вы ошибаетесь! Позвольте вам сказать: у меня есть кому вступиться, и я не позволю... За кого вы меня принимаете? с какими намерениями?
Иван Савич перепугался. Он забыл, зачем пришел.
- Извините-с... -начал он, -я... только пришел спросить... вот извольте видеть... мне... того-с...
- Что того-с? На, Устинья, курицу... Что ж ты не возьмешь?
- Ведь это петушок-с? - робко спросил Иван Савич.
- А вам что за дело? вы почему знаете?
- Я слышал от человека, что ваша кухарка ошибкой купила петушка... не угодно ли поменяться на курочку?
- Какая дерзость! - воскликнула барышня, пожимая плечами, - Боже мой! до чего я дожила за мои грехи! За что Ты меня так караешь? Как вы осмеливаетесь говорить мне такие речи? Вы пришли обижать меня? Что ж это такое...
Она начала плакать.
- Позвольте, сударыня, - сказала кухарка, - они за делом пришли: может, у них в самом деле куплена курица, - вот бы и поменялись! А почем изволили платить?
- Нет-с... позвольте... я объясню вам настоящую причину, - сказал Иван Савич. - Я пришел спросить... У меня, извольте видеть, вдруг запахло дымом... Так столбом и ходит по комнатам. Я думал, не от вас ли...
Барышня и кухарка подняли носы кверху и стали нюхать во все стороны. С ними для компании нюхал и Иван Савич.
- В самом деле пахнет! - сказала встревоженная барышня, - уж не пожар ли? поди-ка сбегай к верхним жильцам.
- Ах, мои матушки! так глаза и ест! Чего доброго: долго ли до греха? сказала Устинья и побежала.
- Постой, постой! Что ж ты нас оставляешь одних? - закричала барышня в испуге. - Что скажут? Ах, Боже мой! Уйдите!..
- И, матушка! ничего! барин хороший, - сказала Устинья и ушла.
- Помилуйте... - начал Иван Савич.
Он не знал, что сказать, и стал застегивать сюртук; а она перебирала бахрому своего платка.
- Давно здесь изволите жить? - спросил он потом.
- Давно. Я еще с покойным папенькой жила здесь. Слава Богу! про нас никто не может недоброго слова сказать. Вот сегодня в первый раз незнакомый мужчина пришел без позволения...
- Если б я знал, каким образом достигнуть этого драгоценного позволения, - начал Иван Савич, смиренно опустив глаза в землю, - я бы ничего не пощадил...
- Я никого почти у себя не принимаю, - сухо сказала она, - кроме сестры с мужем, крестного и его племянников...
- О, я уверен!.. Я пришел единственно насчет дыму... Но, признаюсь, поговоривши с вами несколько минут... невольно хочешь видеть вас чаще...
- У вас и без меня есть знакомство... я видела однажды, как вы вышли от баронессы, - сказала она колко и с достоинством.
- Баронесса! О! - с жаром начал Иван Савич, - я давно с ней не знаком. Если б вы знали, как я был обманут наружным блеском...
Он стал ей рассказывать, что с ним случилось. Она презрительно качала головой. Когда он хотел описывать пир, она замахала рукой.
- Ради Бога, перестаньте! перестаньте! - закричала она, обидевшись, что вы? Помните, с кем говорите! За кого вы меня принимаете? Я вас не понимаю...
Иван Савич замолчал.
- Так две тысячи рублей и пропали? - спросила она потом с любопытством.
- Пропали-с.
- И еще семьсот рублей?
- Да-с... нет-с, пятьсот рублей только: ведь я лошадь продал за двести рублей.
- Какая жалость! Какая мерзавка! - сказала она, - как терпят таких тварей? И вот необходимость принуждает и честную девушку жить под одной кровлей с такой бесстыдницей!
Она концом платка отерла глаза.
- Так вы больше с ней не знакомы?
- Нет-с. Да если б и был еще знаком, то довольно услышать от вас одно слово, чтоб прекратить...
- Благодарю вас за комплименты, - перебила барышня сухо, - только я их никогда не слушаю. Стало быть, у вас большое жалованье, - спросила она, помолчав, - что вы можете по две тысячи рублей бросать?
- Жалованье? У меня нет жалованья-с.
- Как нет?
- Так-с. Мне не дают.
- Не дают! Как же смеют не давать?
- Так-с. Я не получаю.
- Стало быть, сами не хотите?
- Нет-с, я бы, пожалуй... да не положено...
- Для чего же вы служите?
- Из чести-с.
- Чем же вы живете?
- Своим доходом, - сказал он.
- А! у вас есть свои доходы! - примолвила она. - Как это приятно!
Тут Устинья пришла сверху и сказала, что дыму нигде не оказалось.
Иван Савич стал раскланиваться.
- Извините, что потревожил вас... - сказал он. - Если б я имел надежду на позволение видеть иногда вас... я бы почел себя счастливым...
- Это позволение зависит от моего крестного папеньки, - сказала она, если им угодно будет позволить принимать вас по четвергам, когда у меня собираются родные, тогда они дадут вам знать; а без того я не могу... И притом вы должны обещать, что никогда, ни словом, ни нескромным взглядом, не нарушите приличий... Обо мне, слава Богу, никто не может дурного слова сказать...