Но в этот момент дверь отворилась, и на пороге явился доктор Ващенко.

- Эт-то что такое? Вы где, а? Вы что это тут разыгрываете?

Лицо у него было строгое, изумлённое. Орлов нимало не смутился при виде его и даже поклонился ему, говоря:

- А так это... дезинфекция промежду мужем и женой...

И он судорожно усмехнулся в лицо доктору...

- Ты почему не явился на дежурство? - резко крикнул доктор, раздражённый усмешкой.

Гришка пожал плечами и спокойно объявил:

- Занят был... по своим делам...

- А скандалил тут вчера - кто?

- Мы...

- Вы? Очень хорошо... Вы ведёте себя по-домашнему... без спроса шляетесь...

- Не крепостные потому что...

- Молчать! Кабак вы тут устроили... скоты! Я покажу вам, где вы...

Прилив дикой удали, страстного желания всё опрокинуть, вырваться из гнетущей душу путаницы горячей волной охватил Гришку. Ему показалось, что вот сейчас он сделает что-то необыкновенное и сразу разрешит свою тёмную душу от пут, связавших её. Он вздрогнул, почувствовал приятный холодок в сердце и, с какой-то кошачьей ужимкой повернувшись к доктору, сказал ему:

- Вы но беспокойте глотку, не орите... я знаю, где я, - в морильне!

- Что-о? Как ты сказал? - нагнулся к нему поражённый доктор.

Гришка понял, что сказал дикое слово, но не охладел от этого, а ещё более распалился.

- Ничего, сойдёт! Скушаете... Матрёна! Собирайся.

- Нет, голубчик, постой! Ты мне ответь... - с зловещим спокойствием произнёс доктор. - Я тебя, мерзавец, за это...

Гришка в упор смотрел на него и заговорил, чувствуя себя так, точно он прыгает куда-то и с каждым прыжком ему дышится всё легче...

- Вы не кричите... не ругайтесь... Вы думаете, ежели холера, то вы и можете надо мной командовать. Напрасная мечта... Что вы лечите, так это даже и не нужно никому... А что я сказал - морилка, это. конечно, я дразнился... Но вы всё-таки не очень орите...

- Нет, врёшь! - спокойно сказал доктор. - Я тебя проучу... эй, подите сюда!

В коридоре уже столпились люди... Гришка прищурил глаза и сцепил зубы...

- Я не вру и не боюсь... а коли вам нужно проучить меня, то я для вашего удобства и ещё скажу...

- Н-ну? Скажи...

- Я пойду в город и цыкну: "Ребята! А знаете, как холеру лечат?"

- Что-о? - широко раскрыл глаза доктор.

- Так тогда мы тут такую дезинфекцию с лиминацией...

- Что ты говоришь, чорт тебя возьми! - глухо вскричал доктор. Раздражение уступило в нём место изумлению пред этим парнем, которого он знал как трудолюбивого и неглупого работника и который теперь, неизвестно зачем, бестолково и нелепо лез в петлю...

- Что ты мелешь, дурак?

"Дурак!" - отозвалось эхом во всём существе Гришки. Он понял, что этот приговор справедлив, и ещё более обиделся.

- Что я говорю! Я знаю... Мне всё равно... - говорил он, сверкая глазами. - Я так понимаю теперь, что нашему брату всегда всё равно... и совсем напрасно стесняемся мы в наших чувствах... Матрёна, собирайся!

- Я не пойду! - твёрдо заявила Матрёна.

Доктор смотрел на них круглыми глазами и тёр себе лоб, ничего не понимая.

- Ты... пьяный или сумасшедший человек! понимаешь ты, что делаешь?

Гришка не сдавался, не мог сдаться. И в ответ доктору он говорил иронически:

- А вы как понимаете? Вы-то что делаете? Дезинфекцию, ха, ха! Больных лечите... а здоровые помирают от тесноты жизни... Матрёна! Башку разобью! Иди...

- Я с тобой не пойду!

Она была бледна, неестественно спокойна, глаза её смотрели в лицо мужа твёрдо и холодно. Гришка, несмотря на весь свой геройский кураж, отвернулся от неё и, опустив голову, замолчал.

- Тьфу! - плюнул доктор. - Сам дьявол не разберет, что это такое... Ты! Пошёл вон! Ступай и благодари, что я тебя не приструнил... тебя бы следовало под суд... болван! Пошёл!

Григорий молча взглянул на доктора и опять поник. Ему было бы лучше, если бы его побили или хоть отправили в полицию...

- Последний раз говорю - идёшь ты? - сипло спросил Гришка жену.

- Нет, не пойду, - ответила она и немножко согнулась, точно ожидая удара.

Гришка махнул рукой.

- Ну... чорт вас всех возьми!.. Да и на кой дьявол вы нужны мне?

- Ты, дубина дикая, - урезонивающе начал доктор.

- Не лайтесь! - крикнул Гришка. - Ну, шлюха проклятая, - ухожу я! Чай, не увидимся... а может, увидимся... это уж как я захочу! Но ежели увидимся - нехорошо тебе будет, так и знай!

И Орлов двинулся к двери.

- Прощай, - трагик! - сардонически сказал доктор, когда Гришка поравнялся с ним.

Григорий остановился и, подняв на доктора тоскливо сверкавшие глаза, сдержанно и негромко заявил:

- А вы меня не троньте... не заводите пружину сначала... развернулась она, никого не задела... ну и ладно!

Он поднял с пола картуз, налепил его себе на голову, поёжился и ушёл, не взглянув на жену.

На неё пытливо смотрел доктор. Она стояла пред ним бледная. Доктор кивнул головой вслед Григорию и спросил:

- Что с ним?

- Не знаю...

- Гм... А куда он теперь?

- Пьянствовать! - твёрдо ответила Орлова.

Доктор повёл бровями и ушёл.

Матрёна посмотрела в окно. От барака к городу в вечернем сумраке, под дождём и ветром быстро двигалось фигура мужчины. Одна, среди мокрого, серого поля...

...Лицо Матрёны Орловой побледнело ещё более, она оборотилась в угол, стала на колени и начала молиться, усердно отбивая земные поклоны, задыхаясь в страстном шопоте молитвы и растирая грудь и горло дрожащими от возбуждения руками.

Однажды я осматривал ремесленную школу в N. Моим чичероне был знакомый человек, один из основателей её. Он водил меня по образцово устроенной школе и рассказывал:

- Как видите, мы можем похвалиться... чадо наше растёт и развивается на славу. Учительский персонал на удивление подобрался. В сапожной и башмачной мастерской, например, учительница - простая сапожница, баба, даже бабёночка, вкусная такая, шельма, но безупречнейшего поведения. Впрочем, это к чорту... н-да. Так вот, эта бабочка - простая, говорю, сапожница, но - как она работает!.. как умело преподаёт своё ремесло, с какою любовью относится к ребятишкам - изумительно! Бесценная работница... работает за двенадцать рублей и квартиру при школе... и ещё двух сирот содержит на свои убогие средства! Это, я вам скажу, преинтересная фигура.

Он так усердно расхваливал сапожницу, что вызвал во мне желание познакомиться с ней.

Это скоро устроилось, и вот однажды Матрёна Ивановна Орлова рассказывала мне свою печальную жизнь. Первое время после того, как она разошлась с мужем, он не давал ей покоя: приходил к ней пьяный, устраивал скандалы, подстерегал её всюду и бил нещадно. Она терпела.

Когда барак закрыли, докторша предложила Матрёне Ивановне устроить её при школе и оградить от мужа. И то и другое удалось, и Орлова зажила спокойною, трудовою жизнью; выучилась под руководством знакомых фельдшериц грамоте, взяла себе на воспитание двух сирот из приюта - девочку и мальчика - и работает, довольная собой, с грустью и со страхом вспоминая своё прошлое. В воспитанниках своих она души не чает, значение своей деятельности понимает широко, относится к ней сознательно и среди заправил школы заслужила общее уважение к себе. Но она кашляет сухим, подозрительным кашлем, на впалых щеках её горит зловещий румянец, в серых глазах ютится много грусти.

Мне удалось познакомиться и с Орловым. Я нашёл его в одной из городских трущоб, и в два-три свидания мы с ним были друзьями. Повторив историю, рассказанную мне его женой, он задумался ненадолго и потом сказал:

- Вот так-то, значит, Максим Савватеич, приподняло меня, да и шлёпнуло. Так я никакого геройства и не совершил. А и по сю пору хочется мне отличиться на чём-нибудь... Раздробить бы всю землю в пыль или собрать шайку товарищей! Или вообще что-нибудь этакое, чтобы стать выше всех людей и плюнуть на них с высоты... И сказать им: "Ах вы, гады! Зачем живёте? Как живёте? Жульё вы лицемерное и больше ничего!" А потом вниз тормашками с высоты и - вдребезги! Н-да-а! А-ах как скучно и тесно жить!.. Думал я, сбросив с шеи Матрёшку: "Н-ну, Гриня, плавай свободно, якорь поднят!" Ан не тут-то было - фарватер мелок! Стоп! И сижу на мели... Но не обсохну, не бойсь! Я себя проявлю! Как? - это одному дьяволу известно... Жена? Ну её ко всем чертям! Разве таким, как я, жена нужна. На кой её... когда меня во все четыре стороны сразу тянет... Я родился с беспокойством в сердце .. и судьба моя - быть босяком! Ходил я и ездил в разные стороны... никакого утешения.. Пью? Конечно, а как же? Всё-таки водка - она гасит сердце... А горит сердце большим огнём... Противно всё - города, деревни, люди, разных калибров.. Тьфу! Неужто же лучше этого и выдумать ничего нельзя? Все друг на друга... так бы всех и передушил! Эх ты, жизнь, дьявольская ты премудрость!