— Погоди, сокол, не спеши так, — сказал рядом чей-то голос.

Зимобор обернулся. В трех шагах стоял на задних лапах огромный бурый медведь.

Но не успел Зимобор схватиться за оружие, как медведь обернулся стариком в медвежьей шубе, и вспомнилась та зимняя ночь, когда такой же старик вышел из метели и туда же увел с собой Дивину; но едва он вспомнил ту ночь, как старик превратился в высокий замшелый пень, потом — в могучий дуб со свежими молодыми листиками на узловатых ветвях. Зимобор моргнул, не понимая, что же видит.

Перед ним опять стоял старик. Высокий, выше человеческого роста, с полуседой бородой и волосами, в серой одежде, он смотрел на людей неожиданно яркими голубыми глазами. Кожа на его лице была сероватой, как древесная кора, только что оттаявшая от ледяного зимнего сна, а в руке он держал высокий дубовый посох, весь покрытый молодыми листочками.

— Ты — Лес Праведный? — тихо спросил Зимобор и поклонился: — Здравствуй, батюшка!

— И вы здравствуйте. — Старик кивнул и покосился на Хродгара, который смотрел на него, приоткрыв рот и держа перед собой меч. — Не бойся, не трону.

— Ты — король всех троллей? — восхищенно выговорил Хродгар. Несмотря на всю доблесть, в нем оставалось немало от ребенка, перед которым вдруг ожили все нянюшкины сказки. — А где твое золото? Нет, мне не нужно, мне бы только посмотреть, чтобы потом рассказывать, что я видел золото троллей![39]

— Да вон оно ходит! — Леший усмехнулся и показал посохом куда-то в сторону.

Из-за орехового куста послушно выкатился бочонок, обмотанный цепями, которые звенели, когда он двигался.

— Хочешь — лови, — разрешил старик. — Поймаешь — все твое будет. А ты ведь не за золотом пришел? — Он посмотрел на Зимобора. — Зачем тогда?

— Ты ведь сам знаешь. Я пришел за моей невестой. Отпусти ее со мной.

— А которая твоя? — лукаво спросил старик.

— Которая? — Зимобор оглянулся и охнул.

— Под березами стояла целая толпа девушек — две, три, четыре... семь, девять, десять... Их было двенадцать, и все они были похожи, как капли росы на листьях. У каждой из них было лицо Дивины, и все они тревожно, недоуменно улыбались.

— У меня внучек много. — Лесной Пастух усмехнулся. — И все красавицы, как одна. Выбери, которая твоя. Ошибешься — только до границы Зеленой Межи и доведешь ее. А там растает, как отражение, что в воде живет, а на берег не выходит. На белый свет только одна выйдет.

Зимобор оглядел девушек:

— Один раз можно выбирать?

— Один. Тебе ведь одну надо, не три?

— Зеркало возьми! — подсказал Хродгар, который уже убедился, что все двенадцать совершенно одинаковые. — Наша в нем отражается, а здешние не должны.

— Какое зеркало? — Старик удивился. — Что такое?

Зимобор тем временем снова вынул зеркало и поднес его к лицу той, что стояла рядом, потом заглянул сам, но увидел только свое лицо. Не эта.

Переходя от одной к другой, он только на седьмой раз увидел в зеркале девичье лицо, и тут же девушка сама схватила его за руку.

— Ты здесь? — обеспокоено спросила она, безуспешно ловя его взгляд напряженным и растерянным взглядом. Она по-прежнему его не видела.

— Вот эта! — Зимобор поднял ее руку, пока не потерял снова, и тут же девушка осталась на поляне одна — прочие одиннадцать исчезли. — Вот эта моя невеста.

— А чем докажешь? — Старик нахмурился, и небо вдруг потемнело. Солнце спряталось, вершины берез тревожно зашумели, листья залопотали: не уходи, останься с нами, с нами!

— У нее половинка кольца, и у меня половинка, вместе будет целое. Нас этим колечком когда-то обручили.

Зимобор оторвал с пояса пришитую половинку золотого кольца, а вторую снял с ожерелья Дивины и показал обе старику.

— Да что-то ваше колечко пополам разломано. — Лес Праведный покачал головой. — Твоя мать, когда его рубила, что говорила? Как двум половинкам вместе не бывать, так и ей тебя не видать?

— Дай сюда! — Хродгар вдруг забрал у Зимобора обе половинки и положил их в свою чашу. — Могучий Фрейр! — попросил он, держа чашу перед собой. — Силой жертвенной крови и оленьего рога, твоей любовью к прекрасной Герд, заклинаю тебя: сделай кольцо целым, неразделимым, как ожерелье сестры твоей Фрейи, владеющей силой жизни и смерти!

Из чаши раздался короткий звенящий звук. Хродгар заглянул туда, удовлетворенно кивнул и вынул целое золотое кольцо.

— Держи!

Зимобор взял у него колечко и вложил в ладонь Дивины. Она взяла его руку и ощупью надела кольцо ему на палец — точно так же, как уже однажды сделала это десять лет назад.

И радостно ахнула — она увидела его!

— Ледич! — Смеясь от радости, она обняла его за шею, оживившись, словно проснулась от глубокого сна и наконец-то вспомнила все, что было. — Все-таки ты здесь! Дедушка! — Она обернулась к старику: — Дедушка, отпусти меня! Ты меня от смерти спас, два раза мне пропасть не дал, но уж отпусти теперь, не могу я у тебя больше оставаться! Не для того же ты меня спас, чтобы я навсегда в той избушке на ножках осталась! Отпусти меня, у меня отец есть, жених вон есть, я жить хочу, и чтобы детки были, чтобы род наш продолжался. Отпусти!

— Я-то тебя отпущу, — со вздохом ответил старик и сурово взглянул на Зимобора. — Да только здесь не лучше ли тебе будет, чем там, снаружи? Здесь я тебя, внучка, от любой беды укрою, потому и забрал. В детстве была тебе судьба в лесу пропасть — ведь тебе обручаться проклятье не давало. А отец обручил тебя, не послушался. Упрям он, отец твой, нипочем с судьбой мириться не желает, желает все по-своему сделать! И брат твой такой был, за упрямство свое и погиб. Но брат сам свою участь выбрал, хоть умер — да по-своему. А ты, овечка моя белая, была дитя неразумное, за тебя все другие решили, потому мы с Матерью и пожалели тебя. Она тебя увела, от Девы спрятала, мне отдала, я тебя столько лет берег и растил. Как его мать ваше обручение разрубила — ты стала свободна, я тебя, когда всему выучил, назад в белый свет выпустил. А ты там и двух лет не прожила — опять обручилась, да все с тем же! Что тут скажешь — судьба! Что у Старухи посеяно, то у Девы прорастет! Хочешь — иди к своему земному отцу. Пока ты с ним живешь — ничего тебе не грозит. И ты, голубь, пока верен той, какой обещался, — Лес Праведный многозначительно глянул на Зимобора, и тот понял, что старик говорит о Младине, — она тебе будет помогать, все по-твоему делать. А изменишь ей, женишься — тогда смерть твоя. Сами решайте, что вам делать. А отпустить — я отпускаю. Ступайте!