Он бросил щитки на свой стол, где валялись непросмотренные ленты и непрочитанные бумаги, и понял, что устал, потому что этот беспорядок его сейчас ничуть не раздражал. Чехов уже хотел повернуться спиной к столу и открыть шкаф, расположенный сзади, но в этот момент заметил рядом с компьютером листочек, на котором его собственной рукой было написано: "Суини".

Он опустил голову и положил руку на инфракрасные щитки, собираясь убрать их. О Боже – Суини! Надо еще собрать вещи Суини в дежурном помещении и передать их в грузовой отсек для отправки на Землю. Взяв щитки со стола, Чехов повернулся к шкафу, подождал, пока пройдет процедура опознавания по сетчатке глаз, произнес привычные слова голосовой идентификации, отпер дверцы своим ключом и постарался не задвигать щитки слишком глубоко в шкаф, а сам все это время думал о том, что придется всю служебную карьеру молодого офицера уложить в несколько метровых кубических коробок, которые должны уместиться в углу маленького гражданского челнока.

Вот в такие моменты Чехов по-настоящему ненавидел свою работу.

Уже несколько часов дежурная комната была пуста. Войдя в дверь, Чехов включил освещение, и скоро темнота исчезла со столов и шкафчиков, а он стоял и вслушивался в звенящую в ушах ночную тишину, так непохожую на привычный дневной гул голосов в этой комнате. Поначалу он не заметил белую упаковочную картонку, которую еще утром сам же оставил здесь. Но потом, увидев упаковочную корзину, стоящую вместе с тремя такими же на столе, придвинутом к стене, Чехов почувствовал облегчение и легкое угрызение совести. Кто-то другой, возможно, Коффи, сосед Суини, уже уложил вещи погибшего офицера и сделал отметки для их транспортировки. "Одной заботой теперь стало меньше", – подумал Чехов и пошел между столами и стульями проверить маркировки на коробках. Это была такая работа, которую он не хотел бы поручать никому другому.

На первой коробке лежала написанная от руки записка: "Шеф, пожалуйста, отправьте и это", а под ней – несколько забытых вещиц.

Чехов стал перебирать оставленные предметы, чувствуя себя непрошеным гостем, попавшим на похороны в чужую семью. Диск, наполненный самой разной информацией – фотографиями, музыкой, текстами. Он сделал на нем пометку и отложил в сторону. Небольшая веточка с засушенными цветками, рукописные поздравления от трех разных людей, беспорядочная яркая россыпь снимков игры в хоккей на площадке, в которую охранники играли на последней стоянке. Чехов переложил фотографии в том же порядке и подсунул всю стопку под листок с запиской, стараясь не смотреть на улыбающееся лицо Суини.

– Ты включил в своей каюте тревожный сигнализатор, – раздался за спиной ворчливый голос Зулу. – Теперь он срабатывает всякий раз, когда кто-то пытается зайти в твой кабинет. Я не хочу показаться грубым и так далее, но все-таки спрошу: слово "жопа" тебе знакомо?

Чехов вздрогнул и обернулся, чувствуя, что вспышка раздражения, охватившего его в этот момент, выражает лишь малую долю досады, угнетающей его настроение. Но на что он досадует, Чехов не знал точно. Он вытер глаза тыльной стороной ладони, словно пытался что-то смахнуть с лица.

– Что ты здесь делаешь?

Зулу устало прислонился к косяку двери дежурного помещения. Его форменный китель был расстегнут и измят, одной рукой он прикрывал глаза от падавшего сверху света и, прищурившись, смотрел на своего друга.

– Нет, все-таки я тебя ненавижу. Только посмотрите на этого типа! Он и одет по всей форме, и чисто вымыт, и даже бриться ему не нужно. – Зулу наклонил голову и взглянул на часы в дежурном помещении. Затем потянулся с сонным видом и громко простонал:

– Боже мой, Павел! Да ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?

Чехов бросил беглый взгляд на часы, хотя имел четкое представление о времени.

– Зулу, так что же все-таки ты здесь делаешь? Тебе же утром выходить в первую смену.

– Ни на какую работу я не пойду, пока не попаду в свою комнату, чтобы принять ванну и переодеться!

Не переставая зевать, он плюхнулся на один из стульев. "Прекрати это, – со злостью подумал Чехов. – Нет у меня сейчас времени для сна!" Однако заряд уже взорвался. Чехов почувствовал, что и сам стал зевать.

– По-моему, я засну на твоем диванчике. Где, черт побери, ты пропадал?

"Пытался спасти свой отдел", – хотел было ответить Чехов, но понял, что это было далеко от истины. Он пока еще не был убежден в существовании каких-то недостатков, если не считать аудиторов. Чехов принялся снова протирать глаза, на этот раз чтобы отогнать прочь сонливость. Затем повернулся и стал заглядывать поочередно во все коробки с вещами Суини, пока не нашел одну, где оставалось свободное место, куда можно было бы положить вещи, собранные охранниками в последний момент.

– Я просто занимался своими делами.

Зулу хмыкнул недоверчиво:

– Ты знаешь, весь смысл наличия у начальника подчиненных состоит в том, чтобы они продолжали делать его работу, даже когда он отдыхает. Или старшим офицерам повышают рейтинг эффективности в случае, если они работают до тех пор, пока не заснут?

Последние слова Чехову показались невыносимо обидными. Он с трудом подавил желание отшвырнуть коробку к стене.

– Зулу, иди к себе!

– Эй...

– Уходи отсюда!

Чехов услышал, как рулевой заерзал на стуле. Ему показалось далее, что Зулу намерен последовать его просьбе и оставить его одного. Однако вместо этого послышался звук закрывающейся двери в дежурное помещение, и Зулу спокойно, с расстановкой, произнес:

– У тебя все в порядке?

– Я уже зака...

– Смотри на меня!

Чехов замер, держа в руке цветочную веточку, не найдя в коробке места, где цветы могли бы уместиться без риска оказаться поврежденными. Наконец, положив ее на фотографии, он повернулся лицом к Зулу.

Рулевой всегда изумлял Чехова тем, с какой энергией и желанием интересовался всем на свете. В этом проявлялась присущая только ему какая-то сверхчеловеческая способность, помогавшая всего за пару недель добиться успехов в освоении нового увлечения и наделившая его талантом пилотировать звездолет лучше любого из коллег. Однако эта же способность делала Зулу совершенно невыносимым, когда дело касалось личных взаимоотношений.

– Павел, что с тобой случилось? – Чехов отвернулся в сторону, чтобы спрятаться от прямого выжидающего взгляда Зулу.

– Просто слишком много на меня обрушилось с тех пор, как произошла эта трагедия. Вот и все.

И тут он совершил ошибку, отважившись наконец взглянуть на Зулу, чтобы убедиться, что его уловка удалась. В результате вся его выдержка расползлась на клочья, словно туман под свежими порывами ветра. Черт бы побрал этого Зулу! Если бы не их давняя дружба, Чехов, наверное, возненавидел бы этого человека.

– Эх, Зулу! Знал бы ты, как я устал, – выдохнул лейтенант, опускаясь на стул рядом.

– Ну так иди и отдохни! – посоветовал Зулу, с недоумением пожимая плечами и показывая, что ему совершенно нечего добавить к этому.

Чехов наклонился вперед и опустил лицо в ладони. Неожиданно оказалось, что для него даже просто сидеть выпрямившись чересчур утомительно.

Хотелось только одного – чтобы побыстрее прошли часы, отведенные на сон, и он мог вновь возвратиться к своим попыткам решить проблемы, которые сам еще не мог четко определить.

– Я не знаю, что мне делать, – признался он Зулу сдавленным голосом, звучавшим искаженно сквозь прижатые к лицу ладони. – Джон Тейлор хочет распустить мой отдел. Он вздумал пересмотреть обязанности моих сотрудников и фактически отстранить меня от работы. А я не знаю, что мне следует предпринять, чтобы помешать ему.

– А он действительно может сделать это? – удивился Зулу.

Чехов кивнул и выпрямился на стуле, запуская пальцы в волосы.

– Насколько мне известно, да. Что ему помешает? Разве не за этим Федерация направила сюда аудиторов, чтобы они нам всем рассказали, насколько хорошо мы справляемся со своей работой?

Павел взглянул на Зулу, сидевшего за столом напротив и внимательно смотревшего ему в глаза.