– Надо идти спать,– сказал кто-то.– Не вышло, видно, ничего у морячков...

В полной тишине на рассвете вернулись моряки, сбросили с себя окровавленные маскхалаты и, выпив спирт, уснули. А утром у немцев поднялась невообразимая паника. Мистикой казалось чье-то молчаливое ночное вторжение, унесшее множество любимцев Гитлера – баварских альпинистов. Но все стало понятно, когда какой-то унтер-офицер поднял с пола одного из блиндажей короткую, прочную финку. Немцы знали: такие ножи получали моряки, уходившие с кораблей воевать на сушу...

Степан Иванович Голик тоже вспоминает, что в совещании на перевале Доу, перед наступлением на хутор Решевой и селение Псху, в числе других командиров подразделений, влитых в группу войск Пияшева, присутствовал и командир гудаутского отряда моряков. Но фамилии его не мог вспомнить.

– После взятия Псху,– говорил нам Степан Иванович,– немцев мы не могли некоторое время преследовать из-за отсутствия разведывательных данных. Закрепились гитлеровцы в хуторе Санчаро, что в шести километрах севернее Псху.

Моряки по приказу Ппяшева провели разведку боем прямо в хуторе Санчаро, в центре фашистских войск. Им удалось захватить в плен двух немцев, один из которых был рядовым, а другой – обер-лейтенант.

Офицер был высокого роста, родом, кажется, из Штеттина. Пять дней оп не брал в рот пищи и не отвечал на вопросы. Охраняли его в отдельной комнате. Когда за ним приходили, чтобы вести на допрос, и часовой открывал дверь, он вскакивал, вытягивал руку в фашистском приветствии и кричал:

– Хайль Гитлер!

Наконец доложили об этом Пияшеву.

– А ну, приведите его ко мне,– сказал он,– я покажу ему Гитлера...

Пняшев начал допрос, но обер-лейтенант продолжал молчать. Тогда полковник резко поднялся и вынул пистолет. Обер-лейтенант сказал хриплым голосом:

– Дайте воды...

Потом он заговорил и дал весьма ценные данные.

На всех разведчиков-моряков тогда были заполнены наградные листы.

И еще раз, вспоминает Голик, уходили моряки в глубокую разведку, с портативной рацией, переодевшись в форму немецких егерей. Форму нашли довольно быстро, но когда старший группы моряков стал примерять ее на себя, то оказалось, что любые брюки ему по колено, а рукава куртки – по локти. Все мы смеялись до упаду, говорит Степан Иванович, а его друзья-моряки шутили:

– А ты, случайно, не родственник Дон-Кихоту, а, Николай? А может, ты тот самый Геркулес?..

И все же удалось для Николая достать необходимое обмундирование.

Итак, моряки отправились в тыл врага, и до линии фронта пошел сопровождать их, по приказанию Пияшева, Степан Иванович Голик. Раньше разведкой было установлено, что наиболее слабо охраняемым участком немецкой обороны является промежуток между хуторами Агурипшта и Санчаро. Местность там суровая, кругом крутые, труднопроходимые скалы и глубокие каменные трещины с бурными потоками на дне.

Обходным путем ночью прошли они километров пятнадцать, пока не оказались на линии фронта. Все устали, но отдыхать было некогда, к рассвету надо пройти еще почти столько же, чтоб не напороться на дозоры.

Уточнив направление, моряки сбросили ботинки, перешли речку, на том берегу обулись и, помахав Голику рукой, скрылись, растворились в темноте и шуме реки.

К концу дня пришла радиограмма от моряков: “Линию фронта пересекли хорошо. Отдохнули, продвигаемся дальше”. Вскоре получили и другую: “У селения Архыз напоролись на немцев. Один моряк убит. Продолжаем действовать согласно плану”.

Потом от них больше не было сведений и все решили, что они погибли. Однако недели через полторы они вернулись и принесли богатые сведения о дислокации немецких войск, о численности их и вооружении, о полевых электростанциях и многое другое. Установили они также связь и с некоторыми местными жителями. Отдохнули и снова ушли в тыл. А через головы бойцов передней линии фронта теперь часто стали летать паши бомбардировщики, посылаемые штабом фронта...

В тот, последний раз, морякам придали еще группу бойцов. Командование решило не ограничиваться одними только разведывательными походами. Инструктировал группу лично Пияшев, и, подобрав себе все необходимое, моряки с диверсионной группой ушли по знакомому теперь маршруту. Вернулось из группы всего несколько человек и лишь перед праздником Октября. В числе других погиб и руководитель группы Николай. Группа решила уничтожить машины с гитлеровцами, шедшие колонной от станицы Зеленчукской в Архыз. Во время боя Николай на какое-то время остался один, и немцы окружили его. Он бросил одну гранату, а потом, когда немцы подошли совсем близко, пытаясь взять разведчика живым, он рванул кольцо противотанковой гранаты.

Вернувшиеся рассказали, что из-за сильного охранения ни одной электростанции взорвать не удалось, пришлось ограничиться уничтожением мостов и различного рода немецких постов. Они принесли топографическую карту, взятую у застреленного немецкого офицера, на которой нанесено было расположение частей и боевая обстановка в направлении Сапчарского перевала. Много и других ценных документов оказалось в полевой сумке немецкого штабного офицера.

– Что только эти гады не делают там,– говорили моряки.– Вешают коммунистов и активистов, стреляют слабых, сожгли многие дома в селениях Пхия и Загедан...

На перевалы легла зима, и в глубокую разведку никто уже не ходил. А потом остался в охранении перевала один сводный полк. Все другие подразделения, в том числе и оставшиеся моряки ушли в Сухуми. Ни дальнейшей судьбы флотских ребят, ни хотя бы одной фамилии, по какой можно было бы кого-то искать, Голик нам сообщить не смог.

Вскоре поехали мы в Киев, куда пригласили нас выступить по республиканскому телевидению. Рассказали мы телезрителям о событиях на Марухском леднике и в конце, как обычно, попросили их, если кто был участником тех событий или что-нибудь слушал о них, откликнуться, написать нам письмо.

Через несколько дней мы получили такое письмо от киевлянина Филиппа Харитоновича Гречаного. Он писал, что служил в 1942 году в отряде моряков, в том самом, какой погиб под лавиной на Марухском перевале. Скоро он приедет на отдых и лечение в Ессентуки, и там мы можем встретиться.

Филипп Харитонович оказался высоким, худым человеком, с сухим, нервным лицом. Рассказывая о погибших, oн то крепко сцеплял пальцы рук, так, что они белели, то прикрывал ими глаза, а порой не мог сдержать и слез.

– Вы поймите меня,– говорил он,– товарищей на войне теряешь довольно часто. То убьют кого, то ранят. Но чтоб вот так, здоровых и сильных ребят безжалостно снесла стихия и все это в одно мгновение, и чтоб помочь, выручить нельзя было – это действительно страшно. Я остался жив случайно. Но лучше все по порядку рассказать.

– Наш отряд,– помолчав, начал Филипп Харитонович,– в количестве двухсот восьми человек, был сформирован в Сухуми в августе 1942 года. Командиром назначили старшего лейтенанта Лежнева, комиссаром – политрука Самсонова, помощником командира отряда – лейтенанта Григория Клоповского. Я тогда только что прибыл с Тихоокеанского флота, где служил в кадрах по специальности минно-торпедного, трального, подрывного дела – пиротехником, короче говоря. По этой специальности в звании младшего воентехника был направлен и в горы, но в пути к перевалам, когда произошел бой с бандой и погиб наш командир взвода разведки, меня назначили на эту должность. С ней я и воевал...

Отряд моряков вышел из Сухуми 21 августа и на третьи сутки в лесу принял первый бой с врагом. В этом бою, где морякам приходилось действовать в непривычной обстановке и без достаточного опыта, погиб лейтенант, начальник связи отряда, военфельдшер Бурков, родом со станции Свеча Кировской области и командир разведвзвода Исаев – вместо него и был назначен Гречаный.

В составе 168 человек моряки пришли 26 августа на Марухский ледник в район Водопада и сразу же начали подъем на перевал, где участвовали и в самых первых стычках с немцами, и в основных боях по прорыву к Клухорскому перевалу. Им было особенно трудно из-за черного цвета своей формы. Они приспосабливались: отрезали у снятых с погибших бойцов шинелей рукава и натягивали их себе на ноги, а другую шинель, обрезав ее покороче – на бушлат.