Он повел Айше на прежнее место. И они снова уселись на зеленую траву. Она молчала, подчиняясь ему во всем. Айше не принадлежала себе – ею полностью, сам того не подозревая, овладел этот умный бородатый мужчина.

– Айше, – сказал Омар Хайям, – мне кажется, что я люблю тебя. Мне нравятся твои алые губы. Я люблю твои юные годы.

Она слушала его, склонив голову набок. Щекою касаясь его плеча.

– Ты спросишь меня – и это вполне естественно, – люблю ли я еще кого-нибудь? И я отвечу тебе откровенно: да, люблю. Но я люблю и тебя. Скажи, что бы мне сделать для тебя?

Подумав, она ответила:

– Ничего.

Хаким протянул руку к чаше. Однако Айше опередила его. Она подала ему чашу, сама налила до краев. И они выпили, не произнеся ни слова. Он изучающе осмотрел чашу, перевернул ее кверху дном и вдребезги разбил о камень.

– Я хочу есть, – признался он. – Вдруг проголодался, как шакал. Выбери мне кусок мяса. По своему вкусу. Слышишь, Айше?

И она выбрала. И подала ему. И он вдруг помрачнел. Нахмурился. И не стал есть. Она с испугом взглянула на него:

– Что с тобой, мой господин?

– Ничего.

– Ты болен?

– Да. Только не спрашивай чем.

– Не буду, – покорно произнесла Айше.

– И не надо, – сказал Омар Хайям. – Я подумал сейчас о смерти.

Айше встрепенулась. И, чуть не рыдая, произнесла:

– Только не смерть!

Он обнял ее.

– Я думаю о смерти вообще, – пояснил он, – и не могу смеяться, когда думаю о ней. Я завидую тем, кто будет сидеть на этой лужайке после нас. После того, как из меня неумолимый гончар вылепит кувшин для вина.

Айше стало немножко страшно: можно ли говорить о таких вещах, когда над головою шатер любви?

Омар Хайям вдруг резко поворотился назад. Словно его кто-то окликнул…

– Что с тобой? – спросила Айше.

– Она, это она смотрела на меня. Только что… – сказал он, не глядя на Айше.

– Кто она?

– Смерть! – произнес Омар Хайям.

19. Здесь приводится беседа, которая состоялась между его превосходительством главным визирем и Омаром эбнэ Ибрахимом Хайямом

В пятницу утром, когда исфаханцам виделись еще последние предутренние сны, его превосходительство Низам ал-Мулк послал человека к хакиму Омару Хайяму. И наказал передать, что его превосходительство просит-де уважаемого хакима пожаловать к главному визирю для важного разговора.

В ту раннюю пору хаким пребывал в объятиях прекрасной румийки. И когда слуга доложил ему о приглашении его превосходительства, Хайям не сразу сообразил в чем дело. Но не прошло и часа, как хаким Омар эбнэ Ибрахим сидел напротив главного визиря и сердце его билось ровно.

Главный визирь погладил бороду свою обеими руками. Это означало, что настроение визиря хорошее, что на сердце его мир, что в душе его плещутся волны покоя и доброжелательства. Это был человек, пополневший с годами и с годами приобретший остроту мысли и зоркость глаз. Он видел далеко. И мыслил широко. Это ему была обязана своим рождением, ростом и знаменитостью багдадская академия – прибежище многих ученых и талантливых мастеров по части различных приборов. А разве исфаханская обсерватория не была в полном смысле этого слова детищем его превосходительства? Разве пошел бы на великие денежные расходы его величество, если бы не старания и советы его главного визиря?.. Не худо почаще освежать в памяти эти деяния Низама ал-Мулка…

– Что ты знаешь о странах Индии? – вдруг задал вопрос главный визирь.

Признаться, хаким немного смутился: почему именно о странах Индии? Разве что-нибудь угрожает оттуда? Или задуман поход в те страны?

– Это далекие страны, – сказал визирь.

– Да, это так.

– Купцы, побывавшие в странах Индии, рассказывают чудеса.

Еще бы! Там умеют оживлять мертвых и мнимо умерщвлять живых. Там змеи в особенном почете. И обезьяны вроде домашних животных. Там по дорогам бродят коровы и никто не смеет обидеть их.

– Разумеется, разумеется, – говорит визирь, – множество людей спит и видит во сне страны Индии. Разве не слышали рассказов о роскоши и богатстве стран Индии?

Хаким вполне согласен с визирем: каждое слово его соответствует действительности, еще и еще раз свидетельствуя о глубоких познаниях его превосходительства…

– Я угощу тебя неким напитком, – многозначительно сказал визирь, – если ты еще не пробовал его.

– И этот напиток индийский? – спросил хаким.

– Да.

– Он крепок, словно вино?

– Напротив, он как вода, но душистый. Одни называют его «та», другие – «ча», а иные – даже «са». «Ча» есть корень китайский, в то время как слово «са», кажется, цейлонское или еще какое-либо иное.

Его превосходительство хлопнул в ладоши: дверь отворилась, и вошли двое чернокожих, которые несли низенький столик, инкрустированный слоновой костью, сосуды серебряные и чашки с блюдцами белоснежного цвета из индийской и китайской глины.

Низенький столик поставили меж беседующими. Из пузатого сосуда налили желтоватую жидкость в чашки, и те чашки подвинули к визирю и хакиму. Вскоре хаким почувствовал душистый запах, смешанный с паром, и не мог разобрать, что это за запах…

Визирь посоветовал хакиму не притрагиваться к чашке, пока не принесут меду и засахаренного винограда. И тогда, пригубляя из чашки, следует пить эту жидкость, именуемую «ча». Она не должна быть очень горячей или чрезмерно охлажденной, но такой, как стерпят губы и язык. Говорят, что напиток этот придает силу и гонит живительную влагу по всем внутренним органам – дыхания, пищеварения и кроветворения.

Хаким слышал краем уха о подобном напитке из далеких стран, но пить ему не приходилось. Надо полагать, что глоток такого «ча» стоит целого жбана прекраснейшего ширазского вина. А заменит ли «ча» целый жбан?

Пока напиток остывал, визирь сказал:

– Да будет тебе известно, уважаемый господин Хайям, что я близок к завершению некоего труда, который назвал бы книгой об управлении…

– Управлении? – удивился хаким.

– Да, именно об управлении. Я имею в виду государство, а не маленькое хозяйство. Объясню в чем дело… – Визирь притронулся пальцами к чашке и быстро отнял руку: «ча» был все еще слишком горяч. – Государство управляется мудростью правителя. Мудрость правителя проистекает от воли аллаха, который есть всему начало и конец. В священной Книге приведены основы нашего существования. Живое и мертвое подчиняются законам. И когда жизнь усложняется, когда государство, подобное нашему, набирает силу и простирает неограниченно свою мощь, требуется большое умение, чтобы как следует приложить божественные установления к будничной жизни правителя и его подданных.

Хаким кивнул. И тоже притронулся пальцами к чашке. Ему показалось, что она достаточно остыла.

– Пей, – сказал визирь и пригубил напиток.

Хаким отпил глоток. Еще глоток. Подражая его превосходительству, вдохнул аромат непонятного питья…

– Ну и как? – спросил его визирь.

– Вино лучше, – простодушно ответил Омар Хайям.

– Не делай преждевременного вывода, – посоветовал ему визирь. – К этому напитку надо привыкнуть. – И, посмеявшись чуточку, добавил: – Если его добудешь, разумеется. Да и цена на него велика.

Хаким продолжал пить маленькими глотками напиток по названию «ча».

А визирь продолжал:

– Я хочу задать один вопрос. Он касается наиболее деликатного места в моей книге. Я не сомневаюсь в том, что она вызовет споры. А враги мои, в первую очередь этот разбойник Хасан Саббах, станут поносить меня пуще прежнего. Но дело сделано: книга почти готова, и никто не помешает мне обнародовать ее. Согласись, что править нашим государством не так просто. Оно раскинулось чуть ли не на полмира. И разный проживает в нем народ. В том числе и разбойник Хасан Саббах со своей шайкой. От благочестивых мусульман до безбожников в разбойников – вот тебе подданные на любой вкус! Исходя из собственного опыта, я даю советы правителям. Излагаю свои мысли…