- Да, да... - легкая гримаса, тень улыбки впервые за все время разговора оживила лицо Камала, и тут я увидел, как он действительно юн.

- Вот, - с горячностью продолжил он, обращаясь теперь ко мне. - Это наш дядя Исмаил, он тут живет вместе с рыбаками, неподалеку... Целый год занимал ся со мной русским языком, литературой. Благодаря ему я и школу на отлично закончил. А еще он стихи пишет. Как Низами... Как Пушкин...

Исмаил, словно останавливая его, осторожно постучал своей самодельной тростью по асфальту: - Ну уж, Пушкин... Низами... Камал, ты не шути.

Я почему-то спросил: - Вы тоже беженец? - и тут же устыдился бестактности своего вопроса. Однако в сидящем напротив человеке угадывалась некая тайна, она-то и побудила меня задать этот нелепый вопрос.

Стало слышно, как внизу о скалы плещется море, как шуршат в инжировых деревьях у обрыва какие-то птицы. Горлинки перекликались в парке за нашей спиной. Исмаил не сводил с меня проницательных пристальных глаз.

- Знаете... - он помедлил, пожал плечами. - Наверное, нет. Моя земля это совесть, вера и справедливость. И с нее я никуда не сойду. Но, может быть, для кого-то я изгой.

- Зачем так говоришь? - с горячностью вклинился в наш разговор юноша, обращаясь к Исмаилу, однако постоянно при этом взглядывая на меня. - Вы же сами рассказывали мне, почему ваша семья в 20-е годы уехала из Шемахи... Ведь не по доброй воле... Ваша бабушка пережила то же самое, что случилось и со мной. Какие реки крови лились в Шемахе! Почему, дядя Исмаил, такая судьба? Через семьдесят лет все повторилось...

- А оно и не прекращалось... - жестко усмехнулся Исмаил. - Просто мы о многом не догадывались. Я родился и жил в России. Я почти не знаю родного языка. Лишь когда я примчался в Баку в "черный январь", у меня постепенно начали открываться глаза.

- Значит, ваша семья пережила дашнакскую резню в Шемахе...- тихо сказал я.

- Да, в 1918 году... - Исмаил опустил голову. Лицо его приняло болезненное выражение. Он молчал, молчали и мы.

- Представляете... - начал он. - Я долго не мог заставить себя поехать в Шемаху, хотя теперь часто бываю в Азербайджане и даже подолгу живу здесь. Я боялся увидеть Джума-мечеть, куда они согнали женщин и детей, а потом ее подожгли... Моя мама, тогда еще совсем юная, спаслась чудом... Ее не нашли, когда громили ее дом... Спряталась в тендыре*, зарывшись в золу... Но сколько живых людей стали в тот проклятый день золой?.. Уважаемого в Шемахе Ахунда Джафара Кули, нашего родственника, тоже зверски замучили в мечети. Армяне вырвали у него бороду, выбили зубы, выкололи глаза, отрезали уши и нос... Это видела моя бабушка. Женщин из его дома, детей заставили смотреть на то, что они делают с ним. А потом начали стрелять в женщин... Вся мусульманская часть города была предана огню.

______________ * Тендыр - круглая глиняная печь, в которой пекут хлеб.

Исмаил провел ладонью по глазам, как бы гася чудовищные видения, нахлынувшие на него.

- Но никто из моих родных, - вновь заговорил он, - не носил в сердце ненависти. Когда я спрашивал мать, отца об этом, они убеждали меня, что ненависть иссушает душу... Не знаю теперь, правы ли были они? - Исмаил кивнул в сторону Камала. - Кто скажет, может, ему не пришлось бы пережить того, что он пережил... Если бы мы умели ненавидеть, может быть, все обернулось бы по-другому?

Пока он рассказывал, перед моими глазами, как на экране, высветился документ, виденный мною в Государственном архиве Азербайджана. Скупое свидетельство потрясенного происходящим тогда в Шемахе человека. Именно бандит Лалаев привел в город дашнакские банды, вооруженные пушками и пулеметами. Даже местные армяне, отправив к нему депутацию, просили не устраивать в Шемахе кровавой бани, но, согласившись поначалу обойти город стороной, отряды Лалаева вероломно нарушили обещание.

К О П И Я Донесения Члена Исполнительного Комитета И.Богомолова на имя Джапаридзе

Еще прошу задержать корнета Лалаева, который убивал женщин и грабил имущества и его даже хотел арестовать Амиров, но он удрал, и все говорят, что он сжег мечеть в которой погибло много женщин,дальнейшее сообщу обо всем, когда соберу сведения.

Член Исполнительного Комитета

И.Богомолов

К О П И Я

Показания священника русского - в Шемахе, касающиеся С.Лалаева.

По рассказам правдивых и честных людей C.Лалаев в мечети убивал женщин и детей и жег их. Да простит Господь за такую откровенную исповедь. Священник Шемахинской местной команды Ио анн Федорович Богомолов.

(ГААР ф.161О, он. 1 д.99, и. 11)

В сборнике "История Азербайджана по документам и публикациям" я также читал отчет члена Чрезвычайной Следственной Комиссии Михайлова о погромах и других насильственных действиях со стороны армян в 1918 году, и там сухим протокольным языком среди перечисленных сотен уничтоженных деревень и поименно названных тысяч убитых людей С.Лалаев указывается, как один из самых зверских погромщиков...

Берег постепенно окутывал лиловый ночной мрак. С юга из дымчатых, серых облаков поднималась над Каспием багровая, словно раскаленная в преисподней луна, алая дорожка от нее перекинулась по морским водам прямо к берегу, где сидели мы, трое, - молча, каждый погрузившись в свои думы.

Что-то зловещее чудилось мне в этом необычном лунном восходе. Мне казалось, что я все это видел когда-то, где-то, во сне... А что видел Камал? Красный от крови снег на перевале Шахдага? Что различал в этих багровых отблесках Исмаил?

Вдруг так тихо, что, только напрягая слух, а порою, лишь отгадывая, можно было распознать слова, зазвучал голос юноши, читавшего стихи нашего вели кого поэта Сабира:

Когда идущий век единством осиян, Когда благая цель не призрак, не обман И в мыслях нет вражды, нет неотмщенных ран, Кто родины сынов толкнет во вражий стан? Откуда ж этот спор армян и мусульман? Иль не рассеялся тот вековой туман? Сограждане! Пора! Идем! Нам по пути! Пора поддержку нам друг в друге обрести!

***

Народу правду дать, унылый стон прогнать! Невежества закон, тупой закон прогнать! Все мужество собрать, всю мерзость вон прогнать! Всех сеющих вражду, всех сплетен звон прогнать! Сабир! Возьмись и ты тяжелый сон прогнать! Сограждане! Пора! Идем! Нам по пути! Пора нам родину друг в друге обрести!*

______________ * Перевод П. Антокольского

- Как же так? - замолчав, Камал оглядел нас обоих. - Ведь поэты не лгут, они - пророки. Этим стихам скоро сто лет. Почему его не услышали?

"И неотмщенных ран столько уже накопилось!" -мысленно добавил я.

По щекам Исмаил а текли слезы.

ГЛАВА 2

Очаг в чужом доме

Река Араз с древних времен обладает поразительно своенравным характером. С незапамятных веков борется она упорно с неровными берегами, словно не довольствуясь тем узким руслом, которое предназначила для нее суровая природа. Река как будто рвалась вширь, на свободу, словно молодой сильный зверь, запертый в клетку.

Когда горные кряжи по обоим берегам Араза местами сближались и сжимали ее в тесных и глубоких ущельях, ярости реки не было предела. Волны ее бились о прибрежные скалы, река рычала, пенилась и, казалось, в ее ужасном грохоте слышатся крики отчаяния: "Тесно мне... Тесно... Дайте волю...".

И, словно услышав ее, вдруг раздвигались скалистые преграды, отрывались друг от друга, открывали ей новые, широкие пути. И тогда своевольная река, вырвавшись из теснины, подобно сказочному чудовищу, безудержно заливала и топила в своем бешеном потоке ровные зеленеющие берега, переворачивала и гнала на стремнине гремящие камни, как легкий пух.

Но вот, пресытившись свободой, река достигала равнины, и здесь ее бурные воды обретали сонную вялость, ее завораживала безмерная небесная синь, а слепящий блеск солнца, казалось, достигал самого дна. Араз менял цвет, отражая то череду ленивых облаков, то зеленый окоем небольшого острова. Река посверкивала серебром рыбьей чешуи, ее гладь напрягалась и становилась почти неподвижной. Это зависть к небу вызывала у реки желание сделать безумную попытку перевоплощения... Но вечность небесного покоя не давалась Аразу, и он вновь, шумя и пенясь, бился в сужающиеся берега.