Я молчал.
– Расследование продвигалось медленно, не так ли? – продолжал Куинн. – Не сомневаюсь, вы обратили на это внимание. Оно тянулось неделя за неделей. Очень медленно.
Медленно как улитка.
– Затем настало вчера, – продолжал он. – Я схватил за шкирку сирийцев, ливанцев и иранцев. Настал черед иракцев, а это уже была крупная рыба. Поэтому я решил заодно схватить за шкирку и ваших ребят. Они приехали ко мне за последней выплатой. Сумма должна была быть большой. Но Фраскони захотел забрать себе все. Он ударил меня по голове. Я потерял сознание, а когда очнулся, увидел, что Фраскони уже расправился с Коль. Это был настоящий сумасшедший, поверьте. У меня в ящике письменного стола лежал пистолет, и я убил Фраскони.
– Почему вы обратились в бегство?
– Потому что я испугался. Я всю жизнь прослужил в Пентагоне. Ни разу в жизни не видел кровь. И я не знал, сколько ваших еще замешано в этом деле. Возможно, Фраскони и Коль были не одни.
Фраскони и Коль.
– Вы оказались на высоте, – одобрительно заметил Куинн. – Вы приехали прямо сюда.
Я кивнул. Вспоминая восьмистраничную биографию, составленную безукоризненным почерком Коль. Профессия родителей, дом, где вырос.
– Кому это пришло в голову? – спросил я.
– Первому? Разумеется, Фраскони. Он же был старшим по званию.
– Как ее звали?
У него в глазах мелькнула искорка страха.
– Коль.
Я снова кивнул. Коль отправилась производить арест в парадной форме. Черная полоска с фамилией на правой стороне груди. «Коль». Как требует устав: «Полоска с фамилией женщины-военнослужащего располагается горизонтально справа на расстоянии от одного до двух дюймов от верхней пуговицы мундира, в зависимости от индивидуальных особенностей фигуры». Куинн прочитал фамилию, как только Коль вошла в дверь.
– А имя?
Куинн задумался.
– Не помню, – признался он.
– А как звали Фраскони?
«Полоска с фамилией мужчины-военнослужащего располагается по центру клапана правого нагрудного кармана на одинаковом расстоянии от шва и пуговицы».
– Не помню.
– А вы попробуйте.
– Я не смогу вспомнить. Это ведь ничего не значащая мелочь.
– Три из десяти. Тройка.
– Что?
– Ваша общая оценка – тройка. Очень плохой результат.
– Вы о чем?
– Ваш отец работал на железной дороге, – продолжал я. – Мать сидела дома. Ваше полное имя – Фрэнсис Ксавье Куинн.
– Ну и что?
– Так расследование не ведут, – объяснил я. – Собираясь схватить кого-то за шкирку, узнаёшь об этом человеке все. Вы вели игру с двумя нашими сотрудниками в течение нескольких недель и так и не узнали, как их зовут? Не удосужились заглянуть в их личные дела? Не сделали никаких записей? Не составили донесений?
Куинн промолчал.
– Кроме того, у Фраскони никогда в жизни не было собственной мысли, – продолжал я. – Он делал только то, что ему говорили. Ни один человек, знавший этих людей, не сказал бы «Фраскони и Коль». Они были Коль и Фраскони. Ты завяз в грязи по самые уши, а этих ребят ты увидел только тогда, когда они пришли за тобой. И ты убил их.
Куинн доказал правоту моих слов, бросившись на меня. Я был готов к этому. Боец он оказался никудышный. Я сбил его с ног, ударив гораздо сильнее, чем требовалось. Когда я загружал его в багажник его собственной машины, он еще был без сознания. Не пришел в себя и тогда, когда около заброшенного сарая я перегружал его в багажник своей машины. Проехав на юг по шоссе 101, я свернул направо к Тихому океану. Остановился на площадке, усыпанной щебнем. Оттуда открывался величественный вид. Было около трех часов дня, ярко светило солнце, и океан был ослепительно синий. Площадка была огорожена металлическим заборчиком высотой по колено, за ней еще на пол-ярда продолжался щебень, после чего следовал длинный вертикальный обрыв к самому берегу. Дорога была пустынной. Одна машина в пару минут. Основной транспортный поток следовал по шоссе.
Открыв багажник, я тотчас же с силой захлопнул его на тот случай, если Куинн уже очухался и собирался напасть на меня. Но он едва пришел в себя. Вытащив из багажника, я поставил его на ватные ноги и заставил идти. Дал ему возможность минуту полюбоваться океаном, пока сам проверял, нет ли поблизости случайных свидетелей. Вокруг не было никого. Тогда я развернул Куинна лицом к себе. Отошел на пять шагов.
– Ее звали Доминик, – сказал я.
И выстрелил в него. Два выстрела в голову и один в грудь. Я ожидал, он упадет вперед на щебень, после чего я собирался подойти к нему и сделать четвертый выстрел в упор в глаз, а затем сбросить труп в океан. Но Куинн, шатаясь, отступил назад, споткнулся об ограждение, не удержал равновесие и, скользнув плечом по последнему пол-ярду Америки, сорвался с обрыва. Ухватившись за ограждение рукой, я перевесился и заглянул вниз. Увидел, что Куинн упал на скалы. Прибой сомкнулся над ним. Больше я его не видел. Я ждал больше минуты. В конце концов решил: «Две пули в голову, одна в сердце, падение с высоты ста двадцати футов в океан – у него нет никаких шансов выжить».
Я подобрал стреляные гильзы.
– Десять-восемнадцать, Доми. Задание выполнено, – сказал я и направился к машине.
Десять лет спустя стемнело очень быстро. Мне пришлось пробираться по скалам к гаражу в полной темноте. Морю вздымалось и разбивалось справа от меня. Ветер дул мне в лицо. Я не ожидал встретить кого-либо на улице. Особенно здесь, за домом. Поэтому я двигался быстро, вскинув голову, держа наготове «Убедительные доводы». «Куинн, я иду за тобой».
Обогнув гараж, я увидел у двери кухни фургон доставки продуктов. Он стоял там же, куда поставил «линкольн» Харли, чтобы выгрузить из багажника труп горничной Бека. Двери грузового отсека были открыты, и двое мужчин в смокингах спешили на кухню и обратно, разгружая машину. Металлодетектор на двери вежливо пищал каждый раз, когда они проносили блюда в фольге. Я хотел есть. Воздух был наполнен ароматом еды. Мужчины в смокингах низко пригибали головы, спасаясь от ветра. Они не замечали ничего вокруг, поглощенные своим делом. Но я все равно обошел их на почтительном удалении. Идя по самой границе скал. Перепрыгнув расщелину Харли, я двинулся дальше.
Отойдя от фургона с продуктами как можно дальше, я быстро пересек открытое место и приблизился к дому с противоположной от кухни стороны. Я был в приподнятом настроении. Чувствовал себя бесшумным и невидимым. Своего рода первозданной силой, вышедшей из пучины. Остановившись, я прикинул, где должны быть окна обеденного зала. В них горел свет. Приблизившись к стене вплотную, я рискнул заглянуть внутрь.
Первым, кого я увидел, был Куинн. Одетый в черный костюм, он стоял, поднимая в руке бокал. Его волосы стали совершенно седыми. На лбу розовели маленькие шрамы. Куинн немного ссутулился. Пополнел. Постарел на десять лет.
Рядом с ним стоял Бек. На нем тоже был темный костюм. В руке он держал бокал. Плечом к плечу со своим боссом. Напротив них стояли три араба. Маленького роста, с черными, словно намасленными, волосами. Арабы были в европейской одежде. Костюмы из ткани под акулью кожу, светло-серые и голубые. Арабы тоже держали бокалы.
У них за спиной стояли Ричард и Элизабет Бек, беседуя друг с другом. В целом получился свободный фуршет рядом с огромным обеденным столом. Стол был накрыт на восемнадцать персон. Обстановка была очень торжественная. Перед каждым стулом стояли по три бокала и столько тарелок, что их хватило бы на целую неделю. Кухарка передвигалась по залу с подносом с напитками. Я различил высокие фужеры с шампанским и массивные стаканчики с виски. На кухарке были темная юбка и белая блузка. На предстоящем ужине ей была отведена роль официантки. Возможно, ее кулинарный опыт не распространялся на ближневосточную кухню.
Терезы Даниэль я не увидел. Быть может, ее заставят вылезти из торта, позже. Все остальные присутствующие были мужчины. Трое. Предположительно, лучшие ребята Куинна. Странная троица. Совершенно не похожие друг на друга громилы. Угрюмые, свирепые лица. Но, вероятно, не более опасные, чем Энджел Долл или Харли.