– И какой?

– Смогу я подбить вас до того, как вы подобьете меня? Вот что будет интересовать меня в первую очередь. Если мы находимся друг от друга на расстоянии мили, достанет ли вас снаряд из моего орудия? И достанет ли меня снаряд из вашего орудия?

– Ну и?

– Разумеется, против законов физики не попрешь, так что разумно будет предположить, что если я смогу поразить вас на расстоянии мили, то и вы сможете меня поразить. Таким образом, все сводится к боеприпасам. Если я отъеду дальше на пару сотен ярдов, так, чтобы ваш снаряд отскочил от меня, не причинив никакого вреда, можно ли создать снаряд, который не отскочит от вас? Вот что главное в танках. Тип, которого выудили из океана, был сотрудником военной разведки, он пытался шантажировать специалиста по танковому вооружению.

– Почему он оказался в океане?

– Вы смотрели по телевизору войну в Персидском заливе? – спросил я.

– Ну, я смотрел, – сказал Элиот.

– Забудьте о самонаводящихся бомбах, – продолжал я. – Настоящей звездой этого шоу стал основной боевой танк М1А1 «Абрамс». Счет встречи был четыреста – ноль в его пользу, а иракцы выставили все лучшее, что только смогли достать. Но поскольку войну показывали по телевидению, это означало, что мы раскрыли свои карты всему миру, так что нам пришлось к следующему разу изобрести что-нибудь новенькое. Что и было сделано.

– Что именно? – спросила Даффи.

– Если вы хотите, чтобы снаряд летел дальше и причинял при ударе больше вреда, можно увеличить заряд.

Или сделать снаряд легче. Или сделать и то, и другое. Разумеется, для того чтобы сделать снаряд легче, надо предпринять что-то радикальное. Именно это и придумали наши специалисты. Они убрали из снаряда взрывчатку. Звучит странно, правда? Казалось бы, зачем нужен такой снаряд? Подумаешь, ударится о броню и отскочит.

Но была изменена форма снаряда. Было придумано что-то похожее на гигантский дротик для игры в дартс. С оперением. Все это отливается целиком из вольфрама и обедненного урана – металлов с самой высокой удельной плотностью, какая только есть. Такой снаряд летит очень быстро и очень далеко. Его окрестили «длинной пробивной штуковиной».

Взглянув на меня из-под полуопущенных век, Даффи одновременно улыбнулась и покраснела. Я улыбнулся в ответ.

– Официально он называется по-другому, – поспешил успокоить ее я. – БПСО. Как я уже говорил, в армии любят аббревиатуры. Бронебойно-подкалиберный со стабилизирующим оперением. Как правило, такой снаряд имеет собственный реактивный двигатель. Он попадает в неприятельский танк, обладая огромной кинетической энергией. Эта кинетическая энергия превращается в тепловую, как нас и учили в средней школе. За долю секунды снаряд плавит броню, прокладывая себе дорогу, и врывается внутрь неприятельского танка струей раскаленного металла, которая убивает танкистов и поджигает все горючее и взрывающееся. Штука просто бесподобная. Любое попадание обязательно приводит к желаемому результату. Если вражеская броня оказалась слишком толстой или вы стреляли со слишком большого расстояния, снаряд просто застревает в броне, словно дротик, и расщепляется, при этом внутренний слой брони разлетается вдребезги, осыпая все вокруг осколками, как граната. Экипаж вражеского танка после этого напоминает лягушек, прошедших через мясорубку. Это оружие стало поистине революционным прорывом.

– А причем тут тот тип из океана?

– Он получал от инженера, которого шантажировал, копии чертежей, – сказал я. – Постепенно, в течение длительного времени. Мы за ним следили. Нам было известно, чем он занимается. Мерзавец собирался продать информацию иракской разведке. Иракцы намеревались к следующему раунду уравнять силы. Американская армия не собиралась этого допустить.

Элиот пристально взглянул на меня.

– И поэтому тот тип был убит?

Я покачал головой.

– Мы отправили пару военных полицейских, чтобы его арестовать. Поверьте мне, все должно было быть сделано в рамках закона. Но произошли непредвиденные осложнения. Этому типу удалось бежать. Он мог исчезнуть. Но американская армия очень этого не хотела.

– И тогда его попытались убить?

Я снова уставился в небо. Ничего не ответив.

– Это уже было не в рамках закона, так? – спросил Элиот.

Я молчал.

– В архивах данных об этом нет, – продолжал он.

Я снова ничего не сказал.

– Но он не умер, – сказала Даффи. – Как его звали?

– Куинн, – ответил я. – На мой взгляд, самый плохой человек из всех, кого я знал.

– И именно его вы видели в воскресенье в машине Бека?

Я кивнул.

– Шофер увез его от симфонического зала.

Я сообщил Даффи и Элиоту все известные мне подробности. Но мы понимали, что эта информация бесполезна. Нельзя было даже представить, что Куинн оставил свою прежнюю фамилию. Так что я смог только предоставить описание внешности ничем не примечательного белого мужчины лет пятидесяти с двумя шрамами от пуль 22-го калибра на лбу. Лучше чем ничего, но все же пользы от этого никакой.

– Почему мы не нашли в архивах его пальчиков? – спросил Элиот.

– Все данные о нем стерли, – сказал я. – Как будто Куинна никогда не было.

– Почему он остался в живых?

– 22-й калибр с глушителем, – объяснил я. – Оружие стандартное для тайных операций. Но не слишком мощное.

– Этот Куинн до сих пор представляет собой опасность?

– Только не для армии, – сказал я. – Это уже дело прошлое. С тех пор прошло больше десяти лет. Бронебойно-подкалиберный снаряд скоро отнесут в музей. Как и танк «Абрамс».

– Тогда зачем же он вам нужен?

– Потому что в зависимости от того, что именно Куинн помнит, он может быть опасным для того, кто его брал.

Элиот кивнул, ничего не сказав.

– Куинн произвел на вас впечатление важной персоны? – спросила Даффи.

– В субботу? В машине Бека?

– Определенно, он выглядел человеком состоятельным, – сказал я. – Дорогое кашемировое пальто, кожаные перчатки, шелковый шарф. Он произвел на меня впечатление человека, привыкшего к тому, что его возит личный шофер. Он просто сел в машину, словно это было что-то само собой разумеющееся.

– Он поздоровался с шофером?

– Я не заметил.

– Нам необходимо точно определить его место, – сказала Даффи. – Попытайтесь восстановить весь контекст. Как вел себя этот Куинн? Он пользовался машиной Бека. При этом он вел себя так, будто машина была его по праву? Или как если бы кто-то сделал ему одолжение?

– Он вел себя так, будто машина была его по праву, – подумав, сказал я. – Будто он пользуется ей каждый день.

– Значит, он ровня Беку?

Я пожал плечами.

– Возможно, он босс Бека.

– В лучшем случае партнер, – возразил Элиот. – Наш парень из Лос-Анджелеса не отправился бы в такой дальний путь лишь для того, чтобы встретиться с чьим-то подручным.

– Не могу себе представить Куинна чьим-либо партнером, – заметил я.

– Что он представлял из себя?

– Был нормальным человеком, – сказал я. – Для офицера военной разведки. В основном.

– Но только он стал шпионом, – заметил Элиот.

– Да, – согласился я. – Он стал шпионом.

– А также он чем-то провинился, и его решили убить втихую.

– И это тоже.

Даффи умолкла, напряженно думая. У меня возникло сильное подозрение, что она пытается придумать, как можно меня использовать. И я совершенно не возражал против этого.

– Вы еще задержитесь ненадолго в Бостоне? – наконец спросила она. – Где мы сможем вас найти?

Я сказал, что задержусь, и на этом закончился день номер пять.

Познакомившись в спортивном баре со спекулянтом билетами, я провел большую часть дней номер шесть и семь на стадионе, наблюдая за тем, как бейсбольная команда «Ред Сокс» пытается набрать форму в начале сезона. В пятницу в матче было одиннадцать периодов, и он закончился очень поздно. Поэтому почти весь день номер восемь я проспал, а вечером отправился к симфоническому залу, чтобы посмотреть на выходивших после концерта зрителей. Вдруг Куинн приобрел абонемент на сезон. Но он так и не показался. Я прокрутил в памяти то, какой именно взгляд он бросил на меня неделю назад. Такой взгляд мог бросить простой прохожий, недовольный толпой, запрудившей улицу. Но может быть, за этим стояло что-то еще.