Как и Катону, Сенеке придется повторить попытку самоубийства и лишь ценой огромного напряжения воли оборвать свою жизнь. Нет никаких сомнений, что Сенека, столь глубоко преданный идее необходимости учиться смерти, подолгу размышлял о гибели Катона, готовый разделить его судьбу. «О провидении» – это прежде всего свидетельство того, насколько серьезно философ готовился к смерти; отсюда и тот торжественный тон, без которого вполне могло обойтись обычное наставление учителя ученику.
Пожалуй, нет смысла возвращаться к датировке «Вопросов естественной истории», установленной А. Ольтрамаром, тем более что сомнений относительно землетрясения в Помпеях, которые ученый испытывал в момент публикации своего труда, сегодня уже нет. Мы знаем, что оно произошло 5 февраля 62 года. Именно тогда Сенека приступил к работе над книгой VI «Вопросов...». По всей вероятности, довести начатое дело до конца он не успел. Это значит, что «Вопросам...», как и «Письмам к Луцилию», были посвящены последние годы жизни философа.
Трактат «О благодеяниях» также принадлежит перу Сенеки, достигшего старости. Мы знаем, что к тому времени, когда Сенека писал Луцилию восемьдесят первое письмо, то есть в конце весны 64 года, по меньшей мере первые шесть книг были уже готовы, а возможно, была написана и последняя, седьмая. С другой стороны, очевидно, что книга II появилась на свет после смерти консуляра Каниния Ребила, покончившего самоубийством в 56 году. Но установить точную дату между двумя этими границами очень трудно.
На основе анализа содержания текстов мы приходим к выводу, что теория благодеяний, изложенная на последних страницах книги «О счастливой жизни», не является пересказом трактата «О благодеяниях», но представляет собой оригинальное изложение, посвященное размышлению о роли богатства в жизни человека, как его понимали философы Средней Стои. Если это действительно так, то можно сказать, что в «Благодеяниях» автор углубил и развил эту тему, опираясь главным образом на Гекатона. Тогда 58 год (когда, по нашему предположению, был написан трактат «О счастливой жизни») служит для датировки «Благодеяний» terminus post quern. Подтверждение этой версии мы находим во введении к книге IV, в котором приводятся некоторые определения, заимствованные из «Счастливой жизни», но вне пояснительного контекста и без иллюстрирующих их примеров.
Некоторые исследователи полагают, что, затрагивая проблему «благодеяний тирана», Сенека намекает на собственные взаимоотношения с Нероном, сложившиеся к 62 году. Мы не можем согласиться с этим предположением. Если Сенека без всяких опасений рассуждал на подобную тему, значит, в реальной жизни эта проблема перед ним еще не стояла. Но уже после того как Нерон отказался принять назад дары, преподнесенные учителю, со стороны Сенеки было бы неслыханным оскорблением по отношению к принцепсу написать, например, что «не существует никакого долга признательности за благодеяния, оказанные человеком, перед которым ты не чувствуешь себя обязанным». Благодеяния не существует без свободы принять или отвергнуть его, учит Сенека. И мы думаем, что трактат был написан до его выхода в отставку и вообще до 62 года, – иначе заявленные в нем идеи выглядели бы просто вызывающе.
Нам кажется, что самая благоприятная конъюнктура для появления трактата сложилась в то время, когда Нерон – по разным причинам – начал выступать в роли благодетеля, превратив благотворительность в один из методов правительственной политики. Впервые, как мы знаем, это произошло в 58 году, когда Нерон озаботился восстановлением положения разорившихся сенаторов, оказывая им личную материальную поддержку. Затем это движение приобрело еще более широкий размах. Уже годом позже, после убийства Агриппины, оно превратилось в систему. Власть хорошо понимала необходимость заставить подданных поскорее забыть о недавней трагедии, и Нерон счел, что наилучшим способом решения этой проблемы станет демонстрация неслыханной щедрости, которая вылилась в раздачу плебсу множества ценных предметов. Простому народу это показное великодушие пришлось по сердцу, но людей, которые умели смотреть вперед, оно не на шутку встревожило. И Сенека не упустил случая напомнить, что щедрость подобного рода отнюдь не согласуется с мудростью. Сделать это ему было тем легче, что примерно то же самое он уже утверждал на страницах трактата «О счастливой жизни».
Мы уже отмечали, правда, в более общем плане, что особую актуальность проблема благодеяний начала приобретать с тех пор, как в 57 году сенат занялся рассмотрением вопроса о наказании отпущенников, повинных в проявлении неблагодарности по отношению к хозяину. Речь шла о поиске путей достижения социального равновесия между рабовладельцами и стремительно растущим числом бывших рабов, от которых после освобождения хозяин ждал исполнения лишь морального долга. Сенека предложил решение этой проблемы, выдержанное в духе стоицизма: людей, которые занимают положение, позволяющее им выступать в роли благодетелей, говорил он, следует воспитывать. Если их поступки всегда будут продиктованы справедливостью, одного этого может оказаться достаточно, чтобы предупредить неблагодарность со стороны тех, кому они благодетельствуют. Закон здесь бессилен, поэтому надо стремиться к улучшению нравов. По той же самой причине Сенека уделяет на страницах трактата такое большое внимание утверждению, что рабы – это тоже люди. Складывается впечатление, что своей книгой Сенека стремился добиться смягчения древней практики бесчеловечного обращения с рабами, которая в домах, где жили целые армии рабов, достигла невиданного распространения. Но все, что говорится о рабстве, применимо и к отношениям между отцом и сыновьями, которые Сенека трактует в духе опровержения традиционных предрассудков. Не приходится сомневаться, что он ставил своей целью набросать портрет «нового общества», более доброго и более человечного, одним словом, общества, основанного на ценностях стоицизма. Тем самым он подтвердил свою верность идеалу учения, состоящему в необходимости «служения людям». В то же время, пережив страшный кризис в связи с убийством Агриппины, он продолжал вести тот «бой отступающей армии», который уже называл в «Спокойствии духа» и еще назовет в «Досуге» одной из форм политического действия.
Если датировка сохранившихся произведений сопряжена с такими трудностями и зачастую вынуждена опираться на самые зыбкие основания, то в случае с произведениями, от которых до нас дошли лишь отдельные фрагменты, а то и вовсе одни названия, проблема усложняется многократно. Правда, иногда нужные указания удается получить от самого Сенеки. Например, в «Письмах к Луцилию» он сообщает, что занят подготовкой к сочинению «Книг нравственной философии». Подобные упоминания встречаются в нескольких из последних писем философа, значит, работа над будущей книгой протекала в 64 году.
К сожалению, такие удачи редки, и чаще всего мы вынуждены довольствоваться более или менее правдоподобными предположениями, а порой и вовсе признать собственную несостоятельность.
Так, трактат «О преждевременной смерти» знаком нам лишь в двух фрагментах, тоном изложения напоминающих жанр утешения: автор говорит о необходимости покориться воле высшего судии, каким является Бог, и утверждает, что только добродетель способна даровать человеку бессмертие и сделать его подобным богам. Насколько нам известно, в жизни Сенеки случились два события, которые могли бы послужить поводом к сожалениям о безвременной кончине: смерть сына, произошедшая в изгнании, и смерть Серена. Но рассуждения о бессмертии, достигаемом с помощью добродетели, выглядели бы очень странно в связи со смертью маленького мальчика. Поэтому более естественно предположить, что тему трактата подсказала Сенеке кончина Серена. Правдоподобие этого предположения подтверждается сопоставлением двух сохранившихся фрагментов с заключительной частью шестьдесят третьего письма, в котором указанная тема освещается именно в связи со смертью Серена. «Мой Серен младше – но при чем здесь это? Он должен умереть позже меня, но может и раньше». И еще: «И, быть может, – если правдивы разговоры мудрецов и нас ждет некое общее для всех место, – те, кого мним мы исчезнувшими, только ушли вперед». Этот отрывок может рассматриваться как набросок к трактату «О преждевременной смерти». Значит ли сказанное, что сочинение, известное нам под таким названием, вышло из-под пера Сенеки по случаю кончины Серена и предположительно явилось развитием идеи, изложенной в процитированном отрывке из письма к Луцилию, то есть появилось в первые месяцы 64 года? Возможно, так оно и есть, но, само собой разумеется, у нас нет никаких подтверждений справедливости этой версии.