Изменить стиль страницы

Глава XXX

Об обязанностях суверена

Обеспечение блага народа. Обязанности суверена (будь то монарх или собрание) определяются той целью, ради которой он был облечен верховной властью, а именно целью обеспечения безопасности народа, к чему он обязывается естественным законом и за что он отвечает перед Богом, творцом этого закона, и ни перед кем другим. Но под обеспечением безопасности подразумевается не одно лишь обеспечение безопасности голого существования, но также обеспечение за всяким человеком всех благ жизни, приобретенных законным трудом, безопасным и безвредным для государства.

Посредством просвещения и законов. Выполнение этой задачи подразумевает не только заботы об отдельных индивидуумах помимо защиты их от обид, когда они на таковые жалуются, а общие меры, состоящие в просвещении народа посредством учения и примера и в издании и применении хороших законов, которые отдельные лица могли бы применять к обстоятельствам своей жизни.

Отказ от какого-либо из его существенных прав противоречит долгу суверена. Так же как и оставление народа в неведении об их основах. Так как упразднение существенных прав верховной власти (специально изложенных в XV1I1 главе) повлекло бы за собой распад государства и возвращение каждого человека к состоянию и бедствиям войны всех против всех (что было бы величайшим из всех несчастий, могущих произойти в его жизни), то обязанность суверена – удержать за собой эти нрава в полном объеме. Следовательно, суверен поступает прежде всего против долга, уступая другому или отрекаясь от какого-нибудь из этих прав. Ибо тот, кто отказывается от средств, ведущих к определенным целям, тем самым отказывается также и от этих целей, а отказывается от средств тот, кто, будучи сувереном, признает себя подчиненным гражданским законам или отказывается от права высшей юрисдикции, или от права собственной властью объявлять войну и заключать мир, или от права определять нужды государства, или от права взимания налогов и набора солдат, когда и сколько он по совести сочтет нужным, или от права назначения военных и гражданских чиновников и должностных лиц, или от нрава назначения учителей и от права определять, какие учения соответствуют и какие противоречат интересам защиты, мира и блага народа. Суверен, во-вторых, поступает против долга, если он оставляет народ в неведении или в полузнании об основах и смысле этих его существенных прав, так как вследствие этого люди могут поддаться соблазну и подстрекательству и оказывать противодействие суверену именно тогда, когда интересы государства требовали бы использования и осуществления этих прав.

А основы этих прав тем более необходимо старательно В правильно разъяснять, что они не могут быть поддержаны ни гражданским законом, ни страхом законного наказания. Ибо гражданский закон, который запретил бы бунт ^а таковым является всякое противодействие существенным правам верховной власти), имел бы (как гражданский закон) обязательную силу лишь на основании естественного закона, запрещающего нарушение верности. А если люди не знают этой естественной обязанности, то они не Могут знать и права суверена на составление закона. Наказание же они принимают лишь за враждебный акт, который ни будут стремиться отвратить от себя враждебными действиями со своей стороны, если считают себя достаточно сильными для этого.

Возражение тех, кто утверждает, будто абсолютная власть основана не на принципах разума. Я слышал, как некоторые утверждали, что «справедливость» есть лишь слово без всякого содержания и все, что человек может приобрести силой или хитростью, есть не только в состоянии войны, но и в государстве его собственное. Ложность этих утверждений я уже показал. Точно так же имеются люди, которые утверждают, что эти существенные права, делающие верховную власть абсолютной, не имеют никаких оснований и не могут быть подкреплены никакими принципами разума. Ибо, если бы такие основания и принципы имелись, они были бы найдены в том или другом месте, между тем как мы видим, что до сих пор не существовало государства, в котором эти права признавались бы или требовались. Эти люди рассуждают так же плохо, как дикие жители Америки – если бы те стали отрицать существование каких бы то ни было оснований или принципов разума, в силу которых построенный дом должен сохраняться так же долго, как и материал, из которого он сделан, обосновывая свое отрицание тем, что они, мол, еще не видели столь хорошо построенного дома. Время и человеческое трудолюбие рождают каждый день новое знание. И подобно тому как лишь много времени спустя, после того как человеческий род начал (хотя плохо) строить, было изобретено искусство хорошо строить на основании применений принципов разума, открытых трудолюбивыми людьми, которые долго изучали природу материалов и различное влияние фигуры и пропорции, точно так же много времени спустя, после того как люди начали создавать несовершенные и подверженные возврату в беспорядочное состояние государства, могут быть прилежным размышлением найдены принципы разума, применение которых сделало бы существование государства долговечным (если только оно не подвергается насилию извне). И это именно те принципы, которые я изложил в настоящем трактате, причем меня в данный момент мало интересует, обратят ли внимание на эти принципы те, кто имеет власть практически применять их, отнесутся ли они к ним с пренебрежением или нет. Но если мы предположим, что изложенные мной принципы не являются принципами разума, то я во всяком случае уверен, что они являются принципами, имеющими за собой авторитет Писания, как я это покажу, когда буду говорить о царствовании Бога (при посредстве Моисея) над еврейским народом, принадлежавшим ему на основании заключенного с ним завета.

Возражение против мнения о неспособности простого народа. Говорят еще, что хотя эти принципы правильны, однако простой народ не обладает в достаточной степени умственными способностями, чтобы его можно было просветить на их счет. Я был бы рад, если бы богатые и могущественные подданные какого-либо королевства или те, кто считается наиболее ученым, оказались не менее неспособными, чем простой народ. Но все знают, что помехой признанию этого рода учения служат не трудности его содержания, а интересы тех, кто должен им проникнуться. Сильные люди с трудом переваривают что-либо, клонящееся к установлению власти, которая обуздывала бы их страсти, а ученые люди – с тем, что обнаруживает их ошибки и этим умаляет их авторитет, между тем как умы простых людей, если они не зависят от сильных и не запутаны мнениями ученых, представляют собой чистую бумагу, способную воспринимать все, что государственная власть запечатлеет на ней. Если целым народам можно было внушить убеждение в истинности великих таинств христианской религии, которые выше человеческого разума, а миллионам людей внушить веру в то, что одно и то же тело может находиться одновременно в бесчисленных местах, что противоречит разуму, то разве не могут люди учением и проповедью, покровительствуемыми государством, заставить признать учение, в такой степени согласное с разумом, что всякому непредубежденному человеку стоит лишь прислушаться к нему, чтобы проникнуться им? Поэтому я заключаю, что, пока суверен удерживает за собой всю полноту власти, трудности просвещения народа относительно существенных прав верховной власти, которые являются естественными и основными законами, воздаются лишь ошибками самого суверена или тех, кому доверил управление государством. Следовательно, долг |суверена заставить просвещать народ относительно этих прав: этого требует не только его долг, но и интересы его влага и безопасности, ибо лишь так он может предотвратить опасность, которая грозит ему лично от восстания.

Подданные обязаны понимать бесполезность изменения формы правления. И (чтобы перейти к частностям) суверена следует просвещать насчет того, во-первых, что он не должен увлекаться формами правления соседних народов выше, чем своей формой правления, и что он не должен стремиться к изменению последней, какое бы благоденствие он ни наблюдал у народов, управляемых иначе, чем он. Ибо благоденствие народа, управляемого аристократическим или демократическим собранием, обусловлено не формой правления, а послушанием и согласием подданных, и в монархии народ процветает не потому, что право управлять им принадлежит одному человеку, а потому, что народ повинуется этому человеку. Устраните в каком-либо государстве послушание народа, следовательно, и его внутреннее согласие, и народ не только не будет процветать, но в короткое время погибнет. Те, которые своим неповиновением думают лишь реформировать государство, найдут, что они его этим разрушили, и, таким образом, очутятся в положении глупых дочерей Пелея, которые, как гласит легенда, желая омолодить своего дряхлеющего отца, разрубили его по совету Медеи на куски и сварили вместе с какими-то дикими травами, но этим не сделали из него нового человека. Это стремление к изменению существующей в государстве формы правления есть как бы нарушение первой заповеди Бога, которая гласит: поп habebis Deos alienos – да не будет у тебя Богов других народов; а в другом месте Бог говорит о царях, что они Боги.