Тем временем нужно было установить с англичанами такой modus vivendi, который позволил бы БСРА проводить свою работу, оставаясь национальной организацией. В этом была гарантия успеха. Англичане, конечно, понимали, насколько выгодно для получения разведывательных сведений - а это их интересовало прежде всего - использовать помощь французов. Однако заинтересованные английские органы стремились в первую очередь заручиться непосредственной поддержкой. Сразу же началось настоящее соперничество: предостерегая французов от перехода в иностранную разведку, мы напоминали им об их моральной и правовой ответственности, в то время как англичане пускали в ход все средства вербовки агентов, чтобы затем создавать свои шпионские организации.

Как только какой-либо француз, если он не был известной личностью, приезжал в Англию, он тут же попадал в руки "Интеллидженс сервис". Его запирали в помещении "Патриотической школы" и предлагали поступить на службу в английскую разведку. И лишь после многократных просьб и нажима с нашей стороны его отпускали к нам. А если им все же удавалось его завербовать, его изолировали от нас, и мы его уже больше не видели. Вербуя людей в самой Франции, англичане распространяли версию, что, мол, "де Голль и Великобритания - это одно и то же". В отношении материальных средств мы почти полностью зависели от наших союзников, и чтобы получить их, нам приходилось порой долго и упорно торговаться. Понятно, к каким трениям приводила подобная тактика англичан. Однако если они часто заходили в этом отношении довольно далеко, то, надо признаться, никогда не переходили границ. В нужный момент они все же уступали, по крайней мере частично, нашим настоятельным требованиям, и тогда начинался период плодотворного сотрудничества, пока внезапно не разражалась вновь очередная буря.

Однако вся наша деятельность могла иметь какое-то значение только в том случае, если бы французское общественное мнение поддержало нас. 18 июня, впервые в жизни выступая по радио и не без волнения думая о том, сколько людей меня слушает, я понял, какую роль должна была сыграть в нашем деле радиопропаганда.

Одной из заслуг англичан было то, что они сразу же поняли и широко использовали воздействие свободного радио на порабощенные народы. Они немедленно приступили к организации пропаганды на Францию. Но и в этом вопросе, как и во всех других, наряду с искренним желанием возвеличить в глазах французов де Голля и "Свободную Францию", англичане не забывали и своих интересов и стремились остаться хозяевами положения. Мы же намеревались выступать только с учетом пользы своего дела. Лично я, разумеется, никогда не допускал никакого надзора, никакого постороннего влияния на мои выступления для Франции.

В конце концов был достигнут компромисс, согласно которому "Свободная Франция" получала возможность ежедневно посылать в эфир две пятиминутные радиопередачи. Кроме того, под руководством журналиста Жака Дюшена, сотрудничавшего в Би-Би-Си, независимо от нас работала известная группа "Французы говорят французам". Многие представители "Свободной Франции", как например Жан Марен{141} и Жан Оберле{142}, входили в эту группу с моего одобрения. Мы, впрочем, договорились, что группа будет работать в тесном взаимодействии с нами; так оно и было в действительности долгое время. Должен сказать, что мы, учитывая способности участников этой группы и ее эффективность, в меру своих сил оказывали ей всяческое содействие. Нашей помощью пользовался также журнал "Франс либр", созданный по инициативе Лабарта{143} и Реймона Арона. Подобным же образом мы относились и к "Независимому французскому агентству", руководимому Майо (он же Бурдан), и к газете "Франс", возглавляемой Комером, которым непосредственную помощь оказывало английское министерство информации, к чему мы никоим образом не были причастны.

Таковы были наши взаимоотношения с англичанами, пока интересы и политика Англии и "Свободной Франции" не противоречили друг другу, хотя порою и происходили небольшие инциденты. Когда же в дальнейшем возникли разногласия, то пропагандисты из группы "Французы говорят французам", из "Независимого французского агентства" и газеты "Франс" не встали на нашу сторону. У нас, правда, всегда была возможность выступать с нужными сообщениями по браззавильскому радио.

Действительно, с самого начала наша скромная африканская радиостанция проделала огромную работу, и я сам часто ею пользовался. Однако мы намеревались увеличить мощность браззавильской радиостанции. Необходимое оборудование было заказано в Америке. Но чтобы получить его, нам пришлось не только на долгое время запастись терпением и выплатить крупную сумму в долларах, но и дать отпор интригам и вымогательству американцев. Так, наконец, весной 1943 на месте небольшой радиостанции, сыгравшей важную роль, в районе реки Конго возникла мощная радиостанция Сражающейся Франции.

Вполне понятно, какое значение мы придавали нашим коротким радиопередачам из Лондона. Тот, кому предстояло выступать от нашего имени, каждый раз входил в студию, преисполненный чувства ответственности. Чаще всего, как известно, приходилось выступать Морису Шуману, и все помнят, с каким мастерством он это делал. Почти каждую неделю я сам выступал по радио и с волнением выполнял этот священный долг, зная, что, несмотря на ужасные помехи, меня с тревогой слушают миллионы французов. В своих выступлениях я говорил о простых вещах: о ходе войны, показавшей ошибочность капитуляции; о национальной гордости, глубоко волновавшей французов, лицом к лицу столкнувшихся с врагом; наконец, о вере в победу и новом величии нашей матери Родины.

Однако несмотря на положительное воздействие наших радиопередач, надо было учитывать, что в обеих зонах общественное мнение склонялось к пассивному выжиданию. Конечно, повсюду с удовлетворением и часто даже с восхищением прислушивались к "лондонскому радио". Встреча в Монтуаре{144} сурово осуждалась. Демонстрация парижских студентов, которые, неся впереди "два шеста"{145}, направились 11 ноября к Триумфальной арке, была разогнана ружейным и пулеметным огнем немецких войск. Однако это выступление было волнующим и ободряющим признаком. Временная отставка Лаваля воспринималась как некая официальная попытка возрождения. 1 января по моему призыву большая часть населения, особенно в оккупированной зоне, не выходила из домов; в этот "час надежды" улицы и площади были пустынны. Все же не было никаких признаков, которые давали бы основание полагать, что большинство французов полно решимости действовать. Противник, в какой бы части Франции он ни находился, никакому риску не подвергался. Мало кто не признавал правительства Виши, а сам маршал Петен продолжал пользоваться большой популярностью. Полученный нами фильм, который снимался во время поездки Петена по крупным городам Центральной и Южной Франции, служил ярким доказательством его популярности. Большинство французов в глубине души надеялись, что Петен ведет двойную игру и что настанет день, когда он возьмется за оружие. Широко распространенным было мнение, что мы с ним вступили в тайное соглашение. В конечном счете пропаганда сама по себе, как всегда, не имела большого значения. Все зависело от хода событий.

В ближайшем будущем речь шла прежде всего о битве в Африке, в которой должна была принять участие "Свободная Франция". Начиная с 14 июля, я установил непосредственную связь с главнокомандующим английских войск на Среднем Востоке генералом Уэйвеллом и просил его свести в регулярные части отдельные французские подразделения, находящиеся в его зоне действий, и направить их в качестве подкрепления генералу Лежантийому в Джибути. Затем, когда стало известно, что Французское Сомали подчинилось соглашению о перемирии, я добился согласия Уэйвелла, чтобы батальон морской пехоты, присоединившийся к нам на Кипре в июне и укомплектованный французами из Египта, принял участие в первом наступлении англичан в Киренаике на Тобрук и Дерну. У многих патриотов во Франции и вне ее радостно забились сердца, когда они узнали, что 11 декабря доблестный батальон майора Фолио отличился в боях за Сиди-Баррани. Но теперь важной задачей являлась переброска из Экваториальной Африки к Красному морю одной дивизии - к сожалению, легкой для участия в боевых операциях.