- Вот оно что! - Зосим Кириллович, отняв руку от её талии, отодвинул свой стул и несколько смущённо откинулся на его спинку.
Помолчали...
- Вот оно как... Да... это вы... что же? Нехорошо ведь... Трудно... То есть, конечно... Но всё-таки... странно! Я, признаться, не понимаю... как это вы решаетесь. Если, действительно, правда...
Опытный полицейский, он видел, что действительно - правда: она была слишком свежа и порядочна для женщин известной профессии. У ней не было тех характерных признаков продажности, которые необходимо отпечатлеваются на женской физиономии и жестах даже после ничтожной практики.
- Ей-богу, правда! - вдруг доверчиво склонилась она к нему. - На такое поганое дело иду - и стану я врать. Чего уж? Просто надо вести дело. Видите что - вдова я. Овдовела - муж-от лоцман, утонул в апреле в ледоход. Дети у меня, двое, - сын девяти годов да дочь семи. Достатков-то нету. Родных тоже. Сирота я взята была. А его, покойниковы, родные далече. Да и нелюбимая я ими... Как они достаточные, а я вроде нищей пред ними. Толкнуться-то некуда. Работать бы, конечно. Да много денег надо мне, не выработаешь с эстоль. В гимназии сын-то. Конечно бы хлопотать, чтобы без платы, но куда же мне, бабе? А сын-то, мальчонка... такой, знаете, умница... Жалко отрывать-то от ученья... Тоже и дочь... и ей чего ни то надо дать. А работой-то такой, ежели честной... много ли её? Да и сколько добудешь? И чего работать опять же? Кухарка ежели... то, конечно... пять рублей в месяц... Не хватит! Никак не хватит! А на этом деле - ежели кому счастье - сразу можно окормиться на год. Прошлую ярмарку наша же одна женщина четыреста с лишком схватила! Теперь за лесника вышла с деньгами-то, и барыня себе. Живёт... А ежели стыд... конечно, зазорно... Но только... и то ведь рассудите... Судьба, значит... Всегда уж судьба. Пришло вот мне на ум такое дело - так, значит, и надо - указание это мне от судьбы... И удастся оно - хорошо... не удастся, а только муку да позор приму... тоже судьба. Да...
Подшибло слушал её и понимал всё до слова, ибо у неё говорило всё лицо. Было в нём сначала что-то испуганное, а потом оно стало просто, сухо и решительно.
Зосиму Кирилловичу сделалось скверно и чего-то боязно.
"Попадись такой ведьме в руки дурак... всю кожу она с него сдерёт и всё мясо до костей снимет", - формулировал он свой страх и, когда она кончила, сухо заговорил:
- Я-с тут ничего не могу. Обратитесь к полицеймейстеру. Это полицеймейстера дело и дело врачебной инспекции. А я ничего не могу...
И ему захотелось, чтоб она ушла скорее. Она тотчас же поднялась со стула, наклонилась и медленно пошла к двери. Зосим Кириллович, плотно сжав губы и сощурив глаза, смотрел ей вслед, и ему хотелось плюнуть ей в спину...
- Так к полицеймейстеру мне, говорите? - дойдя до двери, оборотилась она... Её голубые глаза смотрели решительно и невозмутимо. А поперёк лба легла суровая, глубокая складка.
- Да, да! - торопливо ответил Подшибло.
- Прощайте! Спасибо вам! - И она ушла.
Зосим Кириллович облокотился на стол и минут десять сидел, насвистывая что-то про себя.
- Экая скотина, а? - вслух произнёс он, не поднимая головы. - Тоже дети! Какие тут дети? Х-ха! Этакая гадина!
И опять долго молчал...
- Но и жизнь тоже... если всё это правда. Верёвки вьёт из человека, можно сказать... Н-да... Сердито обращается.
И, ещё помолчав, резюмировал всю работу своей мысли тяжёлым вздохом, решительным плевком и энергичным восклицанием:
- А и погано ж!
- Что прикажете? - вернулся в дверь дежурный чин. - А?
- Что прикажете, ваше-скородие?..
- Пошёл во-он!
- Слушаю-с.
- Осёл! - пробормотал Подшибло и взглянул в окно...
Кухарин всё спал ещё на сене... очевидно, дежурный забыл разбудить его...
Но Зосим Кириллович забыл о своём гневе, и вид свободно развалившегося солдата не возмутил его нимало. Он чувствовал себя испуганным чем-то. Пред ним в воздухе стояли голубые, спокойные глаза женщины и решительно смотрели ему прямо в лицо. Он чувствовал тяжесть на сердце от их упорного взгляда и некоторую неловкость...
Взглянув на часы, он поправил портупею и пошёл вон из канцелярии, глухо проговорив:
- Чай, встретимся еще... Наверное уж.
II
И действительно, встретились.
Как-то раз вечером, стоя в наряде у Главного дома, Подшибло заметил её шагах в пяти от себя. Она двигалась по направлению к скверу своей медленной плывущей походкой, упорно глядя куда-то вперёд себя голубыми глазами, и во всей её фигуре, высокой и стройной, в движениях бюста и бёдер, в серьёзном покорном взгляде было что-то, отталкивавшее от неё; чересчур покорная, фатальная складка на лбу, ещё более резкая теперь, чем в первую встречу, портила её большое, полное русское лицо, делая его резким.
Зосим Кириллович покрутил ус, дал простор некоторой игривой мысли, сразу зародившейся в его уме, и решил не терять из вида эту женщину.
"Ах ты, крокодил! Подожди..." - мысленно послал он ей вслед многообещающее восклицание.
И минут через пять уже сидел с ней рядом на одной из скамеек сквера.
- Не узнаёте? - улыбаясь, спросил он.
Она подняла на него глаза и спокойно смерила его ими.
- Нет, помню. Здравствуйте, - тихо, подавленным голосом сказала она, но не протянула ему руки.
- Ну что, как? Выхлопотали себе книжку?
- Вот! - И она стала шарить в кармане платья, всё с той же покорной миной.
Это несколько смутило полицейского.
- Да нет, мне не надо, не кажите, я верю. Да я и не имею права... то есть... Вы лучше расскажите, как успели? - спросил он и тотчас же подумал: "А очень мне нужно это знать! Вот уж! И чего... манерничаю? Ну-ка, Зосим, валяй прямо".
Но, несмотря на то, что он подбодрил себя этой думой, он всё-таки не решился пойти прямо. Было в ней что-то такое , что не допускало стать сразу близко к ней в известные отношения.
- Успехи-то? Ничего, слава... - и она, не договорив, оборвала речь и густо покраснела.
- Ну вот и хорошо. И поздравляю... Трудно с непривычки? а?
Она вдруг всем корпусом двинулась к нему, лицо у неё побледнело, исказилось, рот как-то округлился, точно она хотела крикнуть, и вдруг снова откинулась от него, - откинулась и приняла старую позу...
- Ничего... Привыкну, - ровно и ясно сказала она и, вынув платок, громко высморкалась.