- Спасибо, Марьян Зенонович, - встал Сергей Ильич. - У меня к вам просьба: то, ради чего я приехал сюда, пока в стадии изучения, все проверяется, поэтому не хотелось бы, чтоб посторонние знали. Народ ведь у нас любопытный, любит такие новости, пойдут слухи. А дело при проверке может обернуться ошибкой.

- Это уж точно, что слухи любят у нас, - улыбнулся хозяин. - Мой сосед, что с той стороны ульяниного дома, прослышал, что мед у меня берут даже из Подгорска, тоже слух придумал: Марьян, мол, сахарным сиропом мед разбавляет... Так что насчет вашего вопроса вы не беспокойтесь. Мы тут на кухне с вами поговорили, на кухне все и останется, вьюшка в плите открыта, через поддувало в дымоход и вытянет, в небо улетит, а там лови, засмеялся он, провожая Сергея Ильича до калитки...

Из Ужвы Сергей Ильич вернулся в половине третьего, с автостанции трамваем поехал на работу, хотя чувствовал себя дурно, вяло, даже есть не хотелось. Но придя к себе, заварил крепкого чая, достал из кейса бутерброды, которыми снабдила ж ена, и заставил себя поесть, а чаю выпил даже два стакана - один сладкий, другой без сахара, чтоб ощутить вкус первой заварки.

Потом, покуривая, он думал о том, что фамилию Бабич с генеалогического древа Михаила Бучинского теперь можно отрубить. По всем признакам тут однофамильцы. Михаил Бучинский - из этих мест, галицийских корней, а тот Бучинский, - родственник Ульяны Бабич, - натуральный дальневосточник да еще из уральских, видимо, яицких казаков. Уж слишком большой этно-географический разброс, такая кровная близость в галицких родословных почти не встречается. Кроме того, что самое главное, дальневосточный Бучинский жив, Бабич получила от него письмо не так давно, а Бучинский-наследодатель умер полгода назад.

Придя к такому выводу, Сергей Ильич принялся за почту. Его ждали письма из Белоруссии и Литвы. Трабский сельсовет Ивьевского района Гродненской области извещал, что интересующий Инюрколлегию Бучинский Михаил Степанович в населенном пункте Троки не проживал и не проживает. Из населенных пунктов Тракай Игналинского, Швенческого и Вильнюсского районов Литвы уведомляли, что человек по фамилии Бучинский Михаил Степанович в актах записи о рождении или смерти не значится.

С самого начала слабо веривший в версию "Троки-Тракай", Сергей Ильич спокойно подшил эти бумажки в дело и распечатал последний конверт - из Москвы, из Инюрколлегии. Письмо сообщало, что "...нами получен телекс от фирмы Стрезера, что в Кливленде (США) найден человек, американский украинец, который в годы войны был офицером армии США в Европе. С 1945 по 1950 год он работал в американской оккупационной зоне Германии в лагере перемещенных лиц. Он заявил, что знал человека по имени Александр Бучинский, который был вывезен немцами в Германию, а затем в числе других передан американцами советским властям для репатриации на родину. Мы сделали запрос в соответствующие органы. Поищите среди бывших партизан людей, возможно знавших Александра Бучинского, брата наследодателя..."

"Если речь идет об одном и том же Александре, доказательств, что он был убит полицаями, как сообщил мне старик с улицы Толбухина, знавший всю семью Бучинских, у меня нет, - думал Сергей Ильич. - Как и нет доказательств, что задержанный полицаями Александр Бучинский был ими отпущен. Это всего лишь слова Рандолла".

Очень уж не хотелось Сергею Ильичу обращаться к Кухарю, но это, пожалуй, единственно возможный путь узнать что-либо об Александре Бучинском, если он действительно был связан с партизанами, и если связан был именно он, а не какой-нибудь другой Бучинский.

Сергей Ильич снял трубку и позвонил Кухарю. На другом конце отозвался равнодушный женский голос:

- Приемная.

- Юрия Кондратьевича, пожалуйста, - сказал Сергей Ильич.

- У него совещание.

- Ничего, доложите, что звонит Голенок.

- А вы не могли бы через час позвонить?

- Нет, не могу.

- Как сказать ему, откуда звонят?

- Голенок из Инюрколлегии.

- Подождите у телефона.

Сергей Ильич слышал в трубке какие-то шорохи, позвякивание, потом что-то щелкнуло и Кухарь спросил:

- Сергей?

- Да.

- Слушаю тебя.

- Когда я к тебе могу зайти?

- У меня сейчас народ, из районов приехали. А в пять бюро обкома. Давай завтра к девяти. Сможешь? С утра лучше всего, потом суета начнется.

- Хорошо. Только предупреди секретаршу, чтоб я не торчал в приемной.

- Не беспокойся...

Трубки они опустили одновременно.

44

Скорик шел по городу неспешно, сжимая в запотевшей ладони ручку дипломата, останавливался у витрин парфюмерных магазинов. Он был молод, красив, элегантен, следил за собой, любил хорошую парфюмерию, в деньгах был относительно свободен, поскольку ходил в холостяках, ему нравились красивые импортные флаконы с мужскими одеколонами и туалетной водой, яркие баллоны с дезодорантами и мыльной пеной для бритья, нарядные тубы с импортной зубной пастой, закрывавшиеся колпачком с откидной крышечкой. Всего этого у него имелось много на полке в ванной, но всякий раз идя по городу, он заглядывал в парфюмерные, надеясь, что что-нибудь выбросят. Знал почти все названия фирм, указывавшихся на этикетках.

Зайдя в галантерейный, где был отдел парфюмерии, осведомился у молоденькой продавщицы:

- Верочка, для меня ничего нет?

- В конце месяца ждем, - улыбнулась Верочка. И когда он удалился к двери, сказала подружке: - Хоть бы пригласил разик...

Сегодня Скорик наметил в поисках Зубарева, чья фамилия была записана на календаре рукой Шимановича, посетить три букинистических...

Еще издали он увидел у входа группу людей, то сближавшихся, то расходившихся, что-то быстро говоривших друг другу. У всех в руках были или кейсы, или портфели, или сумки. Скорик знал, что люди эти знакомы между собой, как филателисты или нумизматы, а он для них чужой. Он приблизился, открыл свой кейс, заглянул, словно проверяя, на месте ли то, что принес сюда, и двинулся в магазин. Расчет удался - его заметили, трое парней шагнули наперехват, угадав в нем новичка.

- Чем интересуетесь? - спросил один. - Пикуль нужен?

- Нет. Нужна справочная литература. Только дореволюционная и довоенная.

- А сами что имеете?

- Дюма, "макулатурный", - сказал Скорик. - Я ищу одного старика, у него есть то, что мне нужно. В прошл ый раз, когда я приезжал, он был здесь, у него холщовая сумка.

- Шиманович, что ли?

- Кажется.

- Он всякий хлам собирает!.. Недели три, как не появлялся. Да, Степа? - повернулся парень к приятелю.

- Вроде... А вы что, не местный? - спросил он Скорика.

- Я из Донецка, бываю часто тут в командировках, - сказал Скорик, отметив, что о Шимановиче они говорят в насто ящем времен, как о живом: "...всякий хлам _с_о_б_и_р_а_е_т_." - А Зубарева - такого не знаете? Мне сказали, что у него я смогу кое-что достать.

- Кто это Зубарев? - спросил один парень у другого.

- Не знаю, - пожал тот плечами...

Парни отошли, интерес к Скорику пропал. Потолкавшись, послушав, поспрашивав, он зашел в магазин, вроде с любопытством пошарил глазами по полкам. Продавщица беседовала в углу прилавка с каким-то военным, выложившим перед ней стопку книг. Скорик ждал. Отправив военного в подсобку к приемщице, она подошла.

- Я приезжий, - сказал он, - собираю издания "Академии", мне нужен второй том Беранже, красный такой. У вас нет?

- Издания "Академии" очень редко бывают.

- Мне сказали, что есть такой Зубарев, вроде он мо жет помочь. Но я тут никого не знаю. Не поможете найти его?

- Я знаю Зубарева только директора магазина, Павла Николаевича.

- Может, это он и есть? - улыбнулся Скорик.

- Магазин на проспекте Шевченко. Выйдете от нас и налево, там сядете на троллейбус, две остановки.

- Спасибо, - Скорик вышел.

Перед букинистическим на проспекте Шевченко была та же картина вертелись какие-то люди, озирались, заглядывали в портфели, тихо переговаривались, столковываясь, уходили за угол завершать сделки. В этой пестрой сутолоке Скорик заметил лейтенанта-оперативника из Красноармейского райотдела. В джинсовых брюках, в синей курточке и белой каскетке с зеленым солнцезащитным козырьком, он, как свой человек здесь, вертелся, переходил от группки к группке, что-то говорил, прижимая к боку чем-то набитую сумку. Они понимающе переглянулись, и Скорик вошел в магазин. Здесь было темновато, узкое, как коридор помещение, слева прилавок и стеллажи до потолка, забитые книгами, справа, на стене застекленные стенды с книгами для целевого обмена. В конце - фанерная дверь. Туда Скорик и направился. За дверью оказалась каморка. На полу у кафельной печи в кучу были свалены книги. У стены, за втиснутым в угол крохотным столиком, сидел пожилой мужчина в военном кителе. Перед ним стояла женщина и выкладывала из сумки на угол столика коричневые тома собрания сочинений Золя.