И тут цитадель разразилась таким бешеным огнем, какой только Барнвельт когда-либо видел. Свист и жужжание катапультных снарядов, больших и маленьких стрел, камней, выпущенных из пращей и рогаток, слились в единый протяжный вой. Смертоносный дождь обрушился на плот и палубу «Сагганда», кося ряды нападавших. Уцелевшие бестолково заметались на тесном пространстве, пытаясь отступить, но большей частью тоже полегли под огнем. Отдельные счастливчики успели метнуться вперед и полезли на борт небольшой галеры на противоположной стороне плота. Навстречу им тут же встали сунгарцы.

Барнвельт обнаружил, что истошно орет: «Давай-давай! Вперед!!!»

Ко всему прочему, захватчиков ждал еще один неприятный сюрприз: вдоль канала, оставляя за собой длинный хвост густого дыма, пронеслась здоровенная ракета, с торчащим спереди то ли копьем, то ли просто заостренным бревном. Летела она крайне неустойчиво, бестолково вихляясь в разные стороны, но, тем не менее, врезалась точнехонько в полуют «Джунсара» и с грохотом разорвалась, взметнув в небо горящие обломки. Воины, выстроившиеся в затылок в проходе между скамьями для гребцов, разлетелись по сторонам, а экипажу «Джунсара» пришлось спешно кидаться тушить множество очагов пожара по всему кораблю. Другая такая же ракета ударилась в нос «Доурии Деджанаи». Застлавший корабли дым и языки пламени мешали прицеливаться, и пехотинцы сразу лишились огневой поддержки.

В конце концов атака захлебнулась. Воины понемногу стали стекаться назад. Десятки из них едва двигались, а десятки других усеивали «Сагганд» и плот, убитые или слишком тяжело раненные, чтобы спастись бегством.

Под бомбардировкой со стороны цитадели на организацию новой атаки ушло несколько часов. Барнвельт увидел, что передовой отряд на сей раз снабдили такими же большими плетеными щитами, что и у десантников. Последние вроде уже более-менее прочно закрепились на подходах к поселению. Больше Барнвельту не удалось ничего выяснить, поскольку связь с ними поддерживалась исключительно посредством гонца, шлепавшего туда-сюда на лыжах по слою терпалы.

Вторая атака началась вскорости после полудня. Прикрываясь плетеными щитами, передовой отряд пробился на галеру за плотом и чуть было окончательно не выбил с нее пиратов, прежде чем внезапная контратака обратила его в бегство.

Долгий кришнянский день тянулся невыносимо медленно. Барнвельт распорядился задействовать все гребные лодки флота и начать комбинированную атаку, окружив ими цитадель и высаживая людей во всех возможных местах.

На сей раз нападавшим и впрямь удалось закрепиться на небольшой галере у самого канала, которую они удерживали до самого заката, когда оставшиеся на плаву лодки отошли назад. Но вскоре очередная контратака опять выбила союзный десант с занятого корабля, и все стало точно так же, как и в самом начале.

На вечернем совещании дарийский дашт доложил, что лыжникам удалось занять большинство судов по краям поселения, а королева Альванди влезла с предложением:

— О Ферриан, а почему бы летунам вашим бравым не приземлиться на страшилищах своих прямо посреди цитадели, дабы с тылу врага уязвить?

— Не вижу я в сем особого смысла. Коли сядут они поодиночке, аппараты свои наверняка поломавши, перережут их там, будто унхов на ярмарке сельской!

— Иль побаиваются они драки честной, бой предпочитая вести с расстоянья безопасного? Полегло уж там число несметное девочек моих отважных, потому как герои ваши деликатные сражаться могут, лишь забравшись повыше и всякой пакостью оттудова кидаясь…

— Довольно, карга! — взвыл Ферриан. — А кто, интересно, в бегство обратил флот дюрский, а? Летуны мои по сравненью с псевдовоителями вашими…

— Не боец ты, но калькулятор хитрый…

Стуча кулаком по столу и возвысив голос, Барнвельт восстановил порядок. Тем не менее адмиралы весьма нетерпимо воспринимали указания на собственные просчеты и долго грызлись между собой и с Дирком, так и не приходя к чему-либо путному. Барнвельт понял, что его затея с лыжным десантом, хоть сама по себе и довольно удачная, все же не особо помогла прорвать столь мощную оборону одним махом, по крайней мере, при той численности войска, которой он располагал.

Наконец он встал с видом человека, который и так уже достаточно долго слушал.

— Завтра мы опять повторим атаку, используя все имеющиеся средства сразу. Ферриан, снарядите свои планеры стрелами и фейерверками и заготовьте побольше кувшинов с фондагами. Владыка мой дашт, заставьте своих лыжников продвинуться еще дальше от их нынешних позиций, даже если вам придется в задницы их подталкивать. Расставьте лучников на лыжах вокруг всего внутреннего края терпалы, чтоб цитадель простреливалась целиком. А вы, королева Альванди…

После того как адмиралы разошлись по своим кораблям, Барнвельт побрел на палубу «Сунгара». Глядя на тусклые звезды, он думал о Зее. Несколько дней разлуки с ней совсем не погасили пылавший в нем огонь — скорее, наоборот. В голове у него крутились самые фантастические замыслы, вроде организации налета на Рулинди при поддержке ряда личных последователей, похищения Зеи и отлета вместе с ней на Землю. Дурь, конечно…

Звуки во тьме говорили о том, что с «Сагганда» и прилегающего плота подбирали убитых и раненых — живых, чтобы перевязать, а мертвых освободить от могущего пригодиться снаряжения перед тем, как бросить фондагам. Из глубины нагромождения пиратских кораблей доносился перестук топоров.

— Сигару? — послышался мелодичный голос Тангалоа.

— Спасибо. Эх, если б можно было сейчас дать задний ход, я бы точно свернул это мероприятие.

— С чего это вдруг? У тебя все получается хоть куда, такой адмирал весь из себя…

— Игоря мы получили, фильм получили, деньги, которые нам заплатила королева, тоже получили…

— В смысле, тебе заплатила. Тебе они принадлежат, а не фирме.

— Неплохая мысль, — заметил Барнвельт. — Если б еще и Панагопулос так считал…

— А ты ему не говори. Кстати, коли речь зашла о деньгах, тебе не кажется, что нам причитается и вознаграждение за Игоря, раз уж мы его сами взяли? Компании можно будет подать так, будто его кто-нибудь другой зацапал.

— Я просто уверен, что с Панагопулосом такой номер не пройдет. Итак, как я уже сказал, остальное совершенно не наше дело. Единственное, на что мы теперь способны, так это помочь несчастным кришнянам убивать друг друга и постараться при этом самим не попасть под шальную стрелу. Почему бы нам не погрузить Игоря в какую-нибудь лодку и не слинять потихоньку?

Тангалоа помедлил.

— Вообще-то, мне очень бы хотелось поснимать и внутри поселения. Все, что ты там нащелкал в темноте, наверняка пойдет в корзину.

— Ты что, еще не наснимался?

— Это не совсем то. «Виаженс» это не устроит. К тому же что-нибудь в этом духе наверняка пробудит подозрения у адмиралов, и с воздуха они нас застукают. Многие жутко настроены против землян, и мне просто страшно подумать, что произойдет, если нас приволокут обратно и… гм… сорвут маски.

— Я могу сказать, что плохо себя чувствую, и передам командование Ферриану, тем более он просто-таки убежден, что ему тут нет равных.

— Не забывай — Игорь все еще под осирийским псевдогипнозом. Лично я понятия не имею, пройдет это само или же…

— Пройдет, — кивнул Барнвельт, — но, насколько мне известно, при этом становишься просто ходячей коллекцией всяких неврозов, если вовремя не найдешь другого осирианина, чтобы разрушить заклятье.

— Вот именно! Следовательно, нужно захватить Шиафази живым, чтобы он вернул Старику разум.

— Не знаю, не знаю. Я уже настолько упился упоеньем в звоне битв,[25] что меня просто тошнит.

— Послушай-ка, дружок, я ведь тоже не собираюсь сбрасывать вес, но боюсь, что деваться нам уже некуда. И будь ты тут хоть самый разверховный адмирал, не забывай, что в «Игорь Штайн Лимитед» твой начальник я.

Барнвельт даже несколько обалдел, впервые услышав от разгильдяя Тангалоа напоминание о должностных различиях. Должно быть, Джорджа и впрямь так уж припекли его страноведческие изыскания, если, конечно, дело не в чем-то другом.

вернуться

25

и ведал упоенье в звоне битв… — цитата из программного стихотворения Теннисона «Улисс» (пер. Г. Кружкова).