Когда трапеза подходила к концу, поднялся священник.

- Г-жа Мак-Брайд, обед, который вы нам приготовили, - это не пища, это поэзия. - Затем встал судья Брюер. - Друзья, из всех современных наций лучше всего понимают искусство французы. Они относят кулинарию к семи изящным искусствам.

Г-жа Мак-Брайд, вы убедили меня, что французы правы. Кулинария - это действительно изящное искусство, даже самое изящное из них.

Бабушка зарумянилась. Румянец при седине бывает прекрасен, как утренний луч солнца из-под облака. Гости стали расходиться. Три жены Мак-Брайд подошли к бабушке попрощаться. Она тепло пожала им руки. Вдруг Мэри-Джейн обняла бабушку.

- Мама, мы, невестки, всё-таки сделали вам лучше, когда выжили вас.

- Да. Всё-таки так, как я жила, было неестественно. Старой женщине нужен свой собственный дом. А теперь я вот что вам скажу по секрету можете сказать об этом и мальчикам. Я думала потерпеть до Рождества, но некоторые вещи лучше всё-таки брать горячими, чем холодными. Я оформила фермы на мальчиков. Продала их за один доллар наличными. Стив представлял интересы мальчиков и дал мне три доллара, чтобы всё было по закону. Но я отдала ему деньги обратно. Ну что ты, доченька моя дорогая, Мэри-Джейн, тут не о чем плакать. Всё ведь у нас хорошо.

Всё хорошо - но надолго ли? Надолго, и очень. Бабушка была из рода Мак-Брайдов по материнской линии, а женщины в их роду либо умирали рано, как мать бабушки, либо жили очень долго. Они довольно быстро старились, но потом уже больше не становились старше.

ЧЕРЕП АДЕЛЬБРАНДА

Недалеко от датской деревни, где жила семья моей матери, был замок, известный у крестьян и селян как Башня Адельбранда, хотя он вовсе не был похож на средневековую крепость под таким же названием. В разные времена владельцы замка пытались установить ему более подходящее и менее грозное название, но всё было бесполезно.

Сам замок был очарователен. Он был построен во времена Кристиана IV Строителя в спокойном элегантном французском стиле семнадцатого века, популяризировавшимся этим королём. Он стоял на земле, на которой раньше был мрачный феодальный замок, построенный Адельбрандом в средние века. У него были необычайно толстые каменные стены с бойницами для лучников. Высокая каменная стена с парапетом высотой по грудь окружала замок, внутри которого было достаточно места для конюшен и помещений для слуг. Вокруг стены был ров, широкий и глубокий, с дубовым подъёмным мостом. До появления артиллерии замок был непроницаем.

Подкрепляя инженерные сооружения замка, там водились темные невидимые силы дохристианского мира, таившиеся в пруду в пределах крепостных стен. Пруд представлял собой почти круглый бассейн тридцати футов в диаметре, яму, вырытую ледниками как будто гигантским буром. Все считали, что пруд бездонный, но в действительности он был чуть больше двухсот футов глубиной. Независимо от погоды, сухой или сырой, вода стояла в нём в десяти футах от края.

По всей ледниковой Европе такие каровые озёра в первобытных религиях играли почти такую же важную роль, как и скалы, выветренные в форме купола, как утёс Кашел в Типперери. Но купола были священны во имя солнца и Сил Света. Каровые озёра были священны во имя ночи и Тёмных сил. Господин семнадцатого века мог разрушить необитаемый замок, но он не смел коснуться такого озера.

Адельбранд, строитель башни, был исключительно типичной фигурой того времени.

Время было не очень удалено от времён короля Горма Старого, которого римский легат не сумел обратить в христианство. Новая религиозная догма, особенно понятие о небесах, нравилась старому язычнику. Но он спросил: "А где же мои великие предки?" Легату пришлось ответить: "В аду". Тогда Горм заявил: "Я пойду по стопам моих великих предков".

На том переговоры и закончились. Но позднее, другой король, не так уж чтивший предков, посчитал, что раз уж большая часть Европы перешла в христианство, для Дании было бы аполитично оставаться языческой. И он издал декрет, повелевающий всем датчанам перейти в христианство. А датчанам не очень-то хотелось, чтобы Тор, Один и Фрейя воевали за них с Отцом, Сыном и Святым Духом. Они приняли новую религию в типично в датском духе: "А может и обойдётся".

Итак, датчане стали христианами, но христианству ещё предстояло проделать долгий путь, чтобы дойти до сердца датчанина. Дольше всего этот путь к сердцу был у благородных людей, которые при слабой королевской власти действовали как, как хотели, и нередко их удовольствия были жестокими. Среди всех остальных наиболее жестоким сердцем отличался Адельбранд.

Он был пиратом, которого боялись и ненавидели, у него был быстрый корабль, на котором он мог перехватывать купеческие корабли на Северном море и в проливе Ла-Манш. Ему даже удалось ограбить кого-то в виду города Дублин; а что касается своих вод, Балтики, то капитаны не осмеливались даже выходить из порта, если твердо знали, что Адельбранд находится в Северном море.

У Адельбранда был неизменный обычай. После того, как он забирал на захваченном корабле всё ценное, он связывал капитана и команду и поджигал корабль. Мертвые ничего не рассказывают.

Он грабил также и на дорогах, но лишь ради развлечения. Разъезжая со своими головорезами по стране, он встречал группы купцов, направлявшихся на главный рынок. У них обычно бывало немного серебра, да товары, не представлявшие для него большой ценности. Но ему было интересно разоружить охра ну, забрать у них товары, которые затем выбрасывались. Он раздевал их наголо и отпускал восвояси, украсив напоследок тремя рубцами кнута.

Больше всего его ненавидели за склонность к насилию. Но изнасиловать крестьянскую девушку или жену селянина, - на это ему даже не хотелось тратить силы. Они не смели противиться грозному Адельбранду. Монашка же вот это было удовольствие!

Адельбранда отлучили от церкви, но что для него это значило? Епископ обрёк его на муки ада, но он не верил в ад.

В скромной усадьбе неподалёку от деревни жила Лонтилия, дочь одного мелкого дворянина. Лицо и фигура у неё были неописуемой красоты, но подлинную славу она заслужила широким водопадом золотых волос, которые касались земли, когда она шла к мессе, единственному её выходу из дома.