Что мог ответить на это Байрам? Да и хватит ли у него выдержки продолжать этот разговор?

- Дядюшка! А в чем он провинился, твой брат?

- Эх, милый человек, как это сказать, в чем провинился? Ведь кого сейчас сажают? Одних невинных и сажают. Жил мой брат в Гяндже, сам был юристом. Но теперь поговаривают, будто был он на стороне этих как их... бунтовщиков, или что-то в этом роде. Откуда мне знать?

По мере того, как этот человек, похожий на промотавшегося бека, излагал свои огорчения, какое-то смутное подозрение закрадывалось в душу Байрама. "Зачем это надо было мне заговорить с ним?" - злился на себя Байрам, ища повод поскорее отвязаться от попутчика, который говорил все это, может быть, с единственной целью вызвать его на откровенность.

Бородатый человек, только что казавшийся Байраму добрым и искренним, теперь представлялся ему злым и хитрым. Он продолжал назойливо гудеть в ухо:

- Злу и притеснениям, брат, не стало границ. Не могут власти справиться с ворами и разбойниками, вот и сажают невинных и беззащитных. До каких же пор так будет? Ну в чем, скажи, была вина моего брата? Был бы человек хоть взяточником. Но, клянусь аллахом, до чужой копейки не дотрагивался! - Заметив вдруг, что Байрам торопится, он спохватился: - Уж не задерживаю ли я тебя? Извини, брат, расчувствовался. Вот пойдешь по этой улице и выйдешь прямо на Кубинку.

Байрам быстро отошел от него. Не оборачиваясь назад, он прошел торопливым шагом до перекрестка и, смешавшись с толпой, незаметно свернул в пустынную боковую улицу.

Только здесь он замедлил шаг и облегченно вздохнул.

"Что я делаю? - подумал он, вытирая выступивший на лбу холодный пот. Да так скитаясь, За каких-нибудь два дня можно опять угодить в лапы полиции. Зачем это я ввязываюсь в беседу с каждым встречным?"

Размышляя так, он прошел еще немного по прямой и, свернув на Азиатскую, спокойным шагом направился к дому Азизбекова.

Обычно на этой улице бывало шумно и многолюдно... Но сегодняшний ветер был добрым союзником Байрама. Прохожих было мало, да и те, видимо, думали только о том, как бы поскорее укрыться в своих жилищах. Прикрывая глаза руками, они торопливо проходили мимо.

Вдруг перед глазами Байрама выросла крупная фигура городового. Засунув пальцы обеих рук за поясной ремень, городовой вышагивал по мостовой, стуча коваными каблуками о булыжник. Полы его длинного мундира развевались по ветру.

Байраму оставалось сделать всего несколько шагов до дома Азизбекова. Он хотел войти в ворота так, чтобы городовой не заметил его. Но вдруг налетевший сильный порыв ветра чуть не свалил городового, он повернулся к ветру спиной и оказался лицом к лицу с Байрамом. Что же оставалось делать беглому арестанту? Повернешь назад - городовой сразу почует недоброе. Иди потом расхлебывай! Кто знает, зачем он здесь прохаживается, этот "страж закона"? Уж не наблюдает ли он за квартирой Азизбекова? А может быть, он надеется накрыть здесь кого-нибудь из сбежавших арестантов? Ведь их обязательно потянет к Азизбекову.

Вдруг острый и как будто царапающий взгляд впился в Байрама. "Э, семь бед, один ответ!" - подумал Байрам и с напускным безразличием прошел мимо.

Как раз в этот момент раздался цокот подков, и из-за угла выехало несколько казаков. Городовой повернулся к ним. Увидев ехавшего впереди казачьего офицера и вытянувшись в струнку, он проворно вскинул руку к козырьку.

Байрам мигом прошмыгнул в ворота. "Все еще рыщут волки. Наверно, разыскивают нас!" - подумал он, хотя был рад внезапному появлению казаков, отвлекшему внимание городового.

Остановившись за воротами, он перевел дыхание. Подождав немного и убедившись, что никто за ним не следит, Байрам прошел во двор. Тетушка Селимназ собирала просохшее белье, висевшее на длинной, протянутой через весь двор, веревке. У ее ног копошились дети, задевая головенками белые простыни и голубые скатерти. В дальнем углу дворник подметал занесённые откуда-то ветром клочки бумаги.

Байрам подошел к тетушке Селимназ, державшей в руках огромный ворох сухого белья.

- Здравствуй, тетушка!

Женщина обернулась к Байраму, но с первого взгляда не узнала его. Только горевшие радостью черные глаза этого человека в крестьянской одежде показались ей знакомыми.

- -Не узнаешь меня, тетушка? Неужели я так изменился? Хотя этак даже лучше...

- Ах, это ты, сынок! - Она оглянулась кругом и прошептала: - Байрам?

- Да, тетушка, это я. Здравствуй!

- Здравствуй, сынок, здравствуй. Идем в дом. Все тревожились за тебя. Думали, не случилось ли чего.

- А Мешади дома?

Оставив вопрос Байрама без ответа, тетушка Селимназ направилась к дому. Сделав несколько шагов, она обернулась и кивком пригласила его следовать за собой. Байрам молча шагнул за нею.

Они вошли в дом. Здесь никого не было. Большие часы с длинным раскачивающимся маятником пробили половину пятого. Тетушка Селимназ положила белье на диван и обернулась к Байраму.

- Так где же ты, сынок, пропадал до сих пор? Тысячу разных мыслей приходило в голову. Думали, не дай бог, не угодил ли снова в их лапы...

- Нет, тетушка. Все обошлось как нельзя лучше. Я ждал, пока уляжется тревога. Прошла целая неделя, а нас вот все разыскивают. Приди я сюда несколькими днями раньше, обязательно попался бы. Сама знаешь: если я снова угожу в тюрьму, то уже не выберусь... Ну, а что слышно, тетушка, о других товарищах?

- Все живы и здоровы.

- А почему не скажешь, где Мешади?

Байраму не терпелось повидать его и выразить признательность за то участие, которое он принимал в его жизни во время пребывания в тюрьме. И Байрам произнес с волнением в голосе:

- Никогда в жизни, тетушка, я не забуду ни вашего доброго отношения ко мне, ни ваших забот. Мешади оказался мне братом, а ты матерью!

Лицо пожилой женщины осветилось доброй улыбкой. Ей было приятно снова видеть невредимым этого человека, который жил в городе один, без семьи, как на чужбине.

- Ты посиди, сынок, - вдруг заторопилась она. - А я сейчас приготовлю тебе покушать. Ведь голоден, наверно?

- Не стоит трудиться, тетушка! Я есть не хочу.

Но Селимназ уже прошла на кухню и не слушала Байрама.