"Великий и полномочный посол, видя наглость и делу поруку, говорил галанскому послу, чтобы он... того унял, а ему сказал, что ему так говорить и дели терзать не пристойно".

Но как бы там ни было - джины выпущен из бутылки. Турки сразу же ухватились за слова англичанина. И началась баталия. За спорами чуть не потеряли обозначившуюся договоренность. Посол английский, отбросив всякие приличия, страсти разжигал, туркам "наговаривал, пригибаясь к ним, шептал" советы. А как стали постановление записывать, то английский секретарь в то письмо множество непристойных слов включил. Но Возницын твердо стоял на том, что записано должно быть лишь то, о чем общее согласие имеется.

Первым сдался Маврокордато и вычеркнул из текста непристойности английские. Передал запись Петру Посникову. "Дохтур", прочитав, сказал: ничего лишнего нет. Видно, сработала приватная договоренность с Маврокордато.

* * *

Теперь время терять было нельзя. 12 декабря Возницын посылает турками "образцовое договорное письмо" о перемирии на два года. Они согласились сразу, но с добавлениями: крепости не ремонтировать, а для заключения мира отправить послов в Константинополь.

Прокофий Богданович твердо отклоняет эти добавления и снова выигрывает. Недели не прошло, как турки передали свой проект. В нем только два положения:

1. Перемирие на два года, во время которого "да перестанет всякая брань и война, и рать, и сражеиие. И обоюду отдаляется и истребляется враждебные дела".

2. Взаимный отказ от набегов.

Других условий нет: ни о запрете строительства крепостей, ни о посылке послов в Константинополь. Этой уступкой по спорным вопросам была, по существу, достигнута окончательная договоренность между Россией и Турцией в Карловицах.

Оставалось изготовить тексты самих соглашений, или, как их называли тогда, договорных писем.

Механизм его был таков. Между русским и турецким станами сновали то Посников, то старец Григорий, передавая черновые проекты соглашений налатинском языке. Цель - путем уточнения и согласования выработать единый текст.

Причем и здесь не обошлось без трудностей. Завистливые цесарцы, чтобы помешать договоренности, стали задерживать посыльных. Разгневанный Возницын устроил им скандал. Это помогло.

21 декабря турки передали посредникам белый атласный мешочек, в котором были турецкие альтернаты* соглашения: один экземпляр на латыни, другой - на турецком языке.

Получив этот мешочек от посредников, Прокофий Богданович распечатал его, а "турское и латииское письмо выняв, велел перевести и справить" с согласованным ранее текстом.

Для перевода с турецкого в русский стан пригласили переводчика Ивана Адама Лаховича. А латинский текст переводили уже наши переводчики - Петр Вульф и Иван Зейкан. Все было правильно. "Явилось только вречениях некиих измена, а в деле сходно", - констатировал Прокофий Богданович.

24 декабря он передал посредникам "камчатый красный мешочек с печатью", а в нем русские альтернаты соглашения. Текст на русском языке был на четырех листах "на доброй бумаге по обрезу золотом, по-тетратному сшито шолком красным и концы того сшивочного шолку для печати приведены к окончанию того письма". Текст на латыни был на такой же бумаге, но на двух листах.

* * *

Все было готово к подписанию соглашения. И чего греха таить, очень хотелось Возницыну сделать рождественский подарок Петру - подписать его к православному Рождеству. Даже в самом тексте заранее дату проставил 25 декабря.

Но сумел сдержать царедворческий порыв Прокофий Богданович. Честь ему и хвала за это! Просто сообщил в Москву, что на малое перемирие он с турецкими послами практически договорился. Однако подписывать это соглашение погодит, пока не прояснится дело с другими участниками переговоров.

Конечно, скажут в Москве, осторожничает Возницын. А как иначе? Считай, что по краю пропасти идти приходится. Поспеши он чуть, оторвись от союзников - тут же обвинят в несоблюдении союзных обязательств, хотя сами за его спиной наперегонки с турками договариваются.

Да еще из Москвы никаких указаний нет. Так ли он дело ведет? Нужно ли вообще Москве это соглашение? Нет известий. Только слухи, одни непонятней других.

А обстановка в Карловицах неясная и неспокойная. Венецианский посол, друг Рудзини, самолично пожаловал и слезно просил не заключать перемирия, пока Венеция не закончит своих дел с турками.

Не успел уехать, австрийский посол является и тоже с просьбой. Заключай перемирие с турками да поскорей, поскольку "учинено оно зело добро", а таких, как венет, не слушал бы: не друзья, мол, те, которые сие советуют.

Вот и думал Прокофий Богданович, прикидывал, что к чему. Польский посол, к примеру, похваляется, что "за два съезда с турками договор учинил". И теперь рвется его подписать, да его австрийцы сдерживают. Но что это за договор? - иронизирует Возницын. Вечный союз с Россией променял на вечный мир с Турцией. Но ведь мир-то пустой, проигрышный - одни посулы. Турки Каменец отдают, а медные пушки - 1000 штук, свезенные туда со всей Украины, Подолии и Волыни, - себе оставляют. Сулят только уладить все дело в Царьграде с будущим послом. Но за этот пустой Каменец уже сейчас Малаховский отдал им шесть волошских городов. Разве так переговоры ведутся? Можно сказать, "ни на чем помирился" - на тех же условиях, которые визирь еще в Царьграде обещал посредникам. "Дивно ни поляка, что он смел то учинить".

Подбили поляков на такой мир и в конечном счете обманули их австрийцы. В этом Прокофий Богданович убежден твердо. Цесарцы помирились с турками "безо всякого себе отягчения и без уступки всего, а заткнули горло другими свои союзники", прежде всего полякам. "Было их жалованье и ко мне; однакож, мне кажется, Бог меня от них доселе освободил".

Да и с венецианцами, рассуждал Возницын, у австрийцев не все чисто. "Крайней дружбы, как я чаял, у них вовсе нет, а есть тайная антипатия. Немцы не хотят того слышать, чтобы венет брал силу, потому что и так у турков завладели многие городы и месты". Турки про то знают. Поэтому без уступки им двух знатных городов Превеза и Лепанто - мириться не станут. А города эти ключи от Коринфского залива и Далмации. Уступить их Рудзини полномочий не имеет и потому отправил курьера в Венецию за указаниями.

Выигрывают, по мнению Возницына, пока только австрийцы. Они уже согласовали с турками перемирие на 25 лет. По нему к цесарцам отходили обширные территории завоеванной Трансильвании, Венгрии, Славонии... "По правде, немцы знают, как свои дела вести, и сей мир сильною рукою и в потребное время сделали". Они сумели воспользоваться благоприятой обстановкой, склонностью турок к миру, разбродом среди союзников, сочувствием посредников и взяли инициативу в свои руки.

Посьпая эти свои соображения в Москву, Возницын заключал: "Ныне, государь, стоим за венетом; только, чаю, не много ждать его станут".

* * *

А тяжба турок с венецианцами явно обострялась. Одиннадцать часов продолжалась перепалка между ними на "съезде" в конце декабря, и никто не захотел уступить. Рудзини держался твердо.

"Уже турки последнее слово сказали, что больше с ним не хотят говорить, и хотели, все дела брося, порвать и отъехать; а он-де и тогда ни малой уступки не учинил".

Еле-еле уломали посредники турок отложить дело до 31 декабря.

Обеспокоенные этой задержкой, оба австрийских посла Эттинген и Шлык бросились к Возницыну за помощью, чтоб он уговорил венецианца уступить. Аж со слезами на глазах просили,

Но Прокофий Богданович не лыком шит. Поблагодарив цесарцев за доверие, их линию не поддержал, а вступился за венецианца. Если рассуждать по справедливости, степенно заявил он австрийским послам, то турки "напали неправедно и злобно на обцего нашего союзника", которого мы по нашим же договорным обязательствам не должны понуждать к уступкам, а наоборот - защищать, "все стать при его пользе". Турки, когда это увидят, в таком упрямстве не будут, и вообще "пристойно их болти принудить, нежели просить".