...

Вечером в Сеидли приехали три женщины. Мать Айши и две ее тетки. Старшая из них, жена Гара Башира, и по возрасту, и по силе характера была тут главной. Сойдя с коляски у дома Садияра, где их уже ждали, они хотели пройти внутрь, но вышедшая на порог стоявшего неподалеку старого дома Сугра - ханум остановила их.

- Простите меня, Аллах свидетель, не в правилах дома Садияра отказывать гостям, но Айша просит пройти только Вас, Бадисаба-ханум, - обратилась она к жене Гара Башира и указала на порог своего дома, - с остальными она видеться не хочет.

- Но я ее мать, - удивилась Яшма ханум.

- Знаю, но она не хочет вас видеть.

- Но почему...

Пораженные, стояли женщины у порога, наконец, Бадисаба-ханум, сбросив оцепенение, поправив платок на голове, прошла внутрь. А две женщины остались у порога перед закрытыми дверьми. Яшма-ханум была потрясена, она не понимала, что происходит. Уже неделю она не находила себе места, столько слез пролила. Исчезновение Айши было для нее как гром среди ясного неба. В то, что она сговорилась с кем-нибудь и сбежала из дома, без благословения родителей, она не верила с самого начала. Не такая у нее дочь. У Айши никогда не было секретов от матери. Да и жениха своего будущего, Эйваза, сына двоюродного брата своего отца, она хорошо знала, уважала, о любви говорить в их семье было не принято. Все детство провели они вместе. На воскресенье, если бы все было хорошо, было назначено обручение, а там и до свадьбы недалеко. Но все в один миг было разрушено внезапным исчезновением Айши. Даже весть о страшной гибели Гуламали, сына сводной сестры Яшмы-ханум, не отвлекла ее от самых неприятных мыслей.

Эти мысли не покидали ее и тогда, когда до нее дошел слух о том, что Айша жива. Весть эта вначале очень обрадовала, но затем сильно сжала тоской истерзанное сердце матери. Что же ты, милое дитя, делаешь в доме вдовца, одинокого Садияр-аги? И где ты познакомилась с ним? Ведь пути ваши почти не пересекались, может и виделись один или два раза на сельских праздниках, свадьбах или похоронах, но насколько помнила Яшма - ханум, Айша ни разу, ни в одном разговоре не спросила ее о Садияре. А сейчас она не только в доме этого мужчины, но и не хочет видеться с ней, со своей матерью.

Бадисаба-ханум вышла не скоро. Молча села она в коляску и, дожидаясь своих подруг, сидела сзади в углу, низко опустив голову под черным покрывалом, по колыханию которого трудно было понять, плачет она или смеется.

- Что с ней? - взволнованно спросила Яшма - ханум.

Но молчала Бадисаба-ханум, отвернув лицо. Слеза, тяжело выкатившаяся из левого глаза, медленно стекала по щеке. Яшма-ханум по-своему истолковала это молчание. В мгновение преобразилось ее лицо, гнев и злоба исказили его.

- Я этому Садияру глаза бесстыжие выколю, не успокоюсь, пока сердце его не вырву из груди и не брошу на съедение собакам. Проклинаю его ...

Но не договорила она. Резко повернулась к ней Бадисаба-ханум и, приподняв левую руку, легким, но властным жестом остановила ее.

- Не проклинай, возьмешь грех на душу. Садияр-ага здесь не при чем. сказала она.

- Но где Айша? Ты видела ее? Она не больна? Почему она не вышла?

- Айша в доме у матери Садияра. И жива она только благодаря ему.

- Не понимаю.

- Больше я ничего не скажу. Горе слишком большое, чтоб о нем говорить.

- Не понимаю, о чем ты говоришь, Бадисаба, о каком таком горе? Я целую неделю не сомкнула глаз, столько слез пролила.

- Айша не вернется больше к нам. Мы потеряли ее, возможно навсегда. И это наша вина.

- Но почему? Скажи мне правду, Бадисаба.

- Не могу.

- Почему?

- Иногда правда страшней любого вымысла. - И уже тише добавила, слегка нагнувшись в сторону Яшма- ханум, - не спрашивай больше ни о чем, Яшма. Умоляю тебя, не спрашивай. Садитесь, у нас еще долгий путь.

- Без Айши я не вернусь, - попыталась снова возразить Яшма-ханум, но гневный взгляд Бадисаба-ханум сломил ее сопротивление.

- Садись, я сказала. Айша останется здесь, если ты не хочешь, чтобы пролилась большая кровь. Так надо, пойми.

И поняла Яшма-ханум, что произошло что- то столь ужасное, что сломило дух даже бесстрашной Бадисаба ханум, которая наравне с мужчинами могла гарцевать на коне, метко стрелять из ружья. Все помнили, как бесстрашно вела себя она, когда несколько лет назад армяне напали на село. Бой тогда был страшный, много людей полегло с обеих сторон. Тяжело приходилось мужчинам, с каждым часом чувствовалась нехватка боеприпасов, все реже и реже стали отвечать они на вражеский огонь, экономя каждый патрон. И тогда, среди сизого дыма, вспышек выстрелов и свиста пуль, словно призрак показался силуэт женщины на черном коне. Зачарованно смотрели мужчины на нее, а она, Бадисаба- ханум, подъехав к своим братьям и мужу, высыпала перед ними целый подол патронов и так же прямо держась в седле ускакала обратно. Десятки выстрелов прозвучали ей вслед, но ни одна не задела ее.

А сейчас эта гордая женщина, снова прикрыв голову своим темным калагаи, молчала. И тогда Яшма-ханум вместе с сестрой своего мужа, покорно села напротив Бадисаба-ханум. Коляска покатила в сторону Вейсали, унося вместе с сидящими здесь женщинами тайну, известную лишь одной из них.

...

О чем рассказала Бадисаба-ханум своему мужу осталось не известным, но когда, спустя некоторое время, Гара Башир вышел на крыльцо своего дома, к людям ожидавшим его, лицо его было черным от горя. Глазами побитой собаки он молча посмотрел на своих родичей, друзей и соседей. Как от тяжести согнулись плечи, словно пьяного качало его из стороны в сторону. Облокотившись о перила, чтоб не упасть, он медленно переводил глаза с одного лица на другое, пока не встретился взглядом со своим двоюродным братом Фейзуллой, отцом Айши.

- Прости Фейзулла, но Айша больше не вернется в твой дом.

- Но что случилось?

- Прости, этого я не скажу.

- Но я должен знать, я отец.

- Нет. И поверь мне, так будет лучше.

- Кому?

- Всем.

- Ты видел Садияра?

- Он не при чем. И больше, чтоб о нем никто не говорил, - строго сказал Гара Башир и снова медленно обвел взглядом каждого из стоявших во дворе.

- А кто убил Гуламали? - послышался чей- то вопрос.

Гара Башир медленно повернул голову в ту сторону, откуда прозвучал вопрос, долго смотрел на человека, задавшего его, посмотрел так, словно впервые видел его, и ничего не ответил. Он просто повернулся и зашел обратно в дом, закрыв за собой дверь и оставив всех в еще больших сомнениях и догадках, чем прежде.

Никто в Вейсали не смел перечить Гара Баширу, и потому, даже шепотом, между соседями, не упоминалось отныне имя Айши. Никто не стремился больше в Сеидли увидеть ее еще раз - кареглазую непоседу, вечно бегущую вприпрыжку по тропинке за водой с большим медным кувшином за спиной, искрящуюся счастьем, разгоняющую тоску своим звонким смехом, наполняющую радостью сердце каждого своим чудесным пением.

Погрузилось в печаль Вейсали без своей соловушки. Закатилось ее солнце для них.

Глава третья.

Убийцу Гуламали так и не нашли, хотя следствие по этому поводу велось. Уже к вечеру, когда труп убитого был привезен в Вейсали, из Казаха в легкой карете, запряженной парой гнедых, приехали два человека, следователь и тюремный врач, для обследования трупа. Их сопровождал конный конвой.

Родственники Гуламали были недовольны вмешательством следователя. Особенно им не понравилось, когда он обратился к врачу с требованием осмотреть труп. Этот русский доктор на ломаном местном языке, который он выучил за годы своей работы в Закавказье, постоянно общаясь с местными заключенными, простыми людьми, которые часто не понимали, за что их так строго наказали, попросил всех покинуть комнату, куда уложили убитого, омытого в маленькой деревенской мечети и завернутого в кефан.

- Но это необходимо, - обращался к ним следователь, совсем еще молодой, безусый юноша, уже не раз жалевший, что его так далеко занесло, оторвало от родного имения, что недалеко от Вологды, от петербургских друзей сокурсников, от цивилизации, в этот край туземных, диких обычаев, к этим темным, необразованным людям, рядом с которыми он всегда чувствовал себя неловко, - поймите, без этого я не смогу начать дело. Это предписание циркуляра.