Самые молодые и самые старые одинаково беспомощны. Но беспомощность младенца подразумевает любовную, жертвенную помощь буквально каждого. А вот беспомощность старика может побудить только к неохотной помощи, да и то немногих. Но, воистину, старики заслуживают большей симпатии, чем младенцы.

Если слову приходится долго и громко стучаться, чтобы его восприняло ухо, когда-то чувствительное и внимательное к самому тихому шепоту,

Если когда-то прозрачный взор застилается жуткими пятнами и танцующими тенями,

Если вместо крыльев на ногах вырастают куски свинца, а руки, что формировали жизнь, превращаются в кривые грабли,

Если колени разъезжаются, а голова на шее словно кукла,

Если жернова сточились, да и сама мельница напоминает мрачную пещеру,

Если, вставая боишься упасть, а садясь с болью думаешь, удастся ли встать опять,

Если ешь и пьешь, а сам думаешь, удастся ли еще поесть и попить когда-нибудь, а не пить и не есть означает приближать ненавистную Смерть,

Да, спутники мои, если человек достиг Глубокой Старости, то самое время поддержать любовью его угасающие силы, помочь ему своими руками и ногами, своим слухом и зрением, чтобы он почувствовал, что дорог Жизни в свои преклонные годы ничуть не меньше, чем во времена взросления и юности.

Восемьдесят лет для вечности - не более чем мгновение. И человек, который плодоносил в течение восьмидесяти лет, - далеко не пустяк. Он служил поддержкой всем тем, кто снимал урожай его жизни. А с чьей жизни не снимают урожая буквально все?

Разве вы в этот самый момент не пожинаете урожай с жизни всех мужчин и женщин, когда-либо ступавших по Земле? И что такое ваша речь, как не урожай от их речей? А ваши мысли, разве они не подобны колоскам, собранным с их полей? Сама ваша одежда и жилье, пища и инструменты, законы и традиции, разве не являются одеждой и жильем, пищей и инструментами, законами и традициями тех, кто был и ушел раньше вас?

Вы не пожинаете какую-то одну вещь в какой-то один момент, а буквально все вещи и все время непрерывно. Вы - сеятели и урожай, поле и сборщики, а еще вы те, кто обмолачивает зерно. Если ваш урожай скуден, проверьте, какое зерно вы посеяли в других, а также, какое зерно вы позволили другим посеять в вас. Присмотритесь еще и к сборщику, и к его серпу. А еще - к полю и молотилке.

Старик, с чьей жизни вы сняли урожай и поместили в свой амбар, на самом деле достоин вашей самой внимательной заботы. Если вы будете озлоблены и равнодушны к его годам, которые еще так богаты тем, что можно снять, как урожай, подобный тому, что вы уже сняли и сохранили, и вам еще только предстоит его снять и сохранить, то горек он будет вашему языку. То же и с ослабевшим животным.

Плохо - воспользоваться урожаем, а потом обругать сеятеля и поле.

Будьте добры к людям любой страны и народа, мои спутники. Они - ваша поддержка на пути к Богу. И проявите особую доброту к старикам, дабы ваша черствость не обернулась ядом в пище, и вы никогда бы не смогли достичь своей цели.

Будьте добры к любым животным в любом возрасте. Они, хотя и бессловесные, но очень верные ваши помощники в долгой и трудной подготовке к путешествию. Особенно добры будьте к постаревшим животным, дабы ваше бессердечие не превратило их веру в безверие, а их помощь в препятствия на пути.

Было бы верхом неблагодарности сначала процветать на молоке Сим-Симы, а потом, когда она уже ничего не может дать, приставить к ее горлу мясницкий нож.

Наронда: Только Учитель закончил это говорить, как явился Шамадам в сопровождении мясника. Мясник направился прямо к Сим-Симе. Но не успел он взглянуть на нее, как мы услышали его радостный и насмешливый крик: ”И вы говорите, что эта корова больна и почти умирает? Да она здоровей меня, разве что очень отощала, бедное животное. Дайте ей поесть”.

Велико же было наше изумление, когда мы увидали, что Сим-Сима преспокойно начала жевать свою жвачку. Даже у Шамадама сердце смягчилось, и он распорядился принести Сим-Симе самые вкусные коровьи лакомства. Что Сим-Сима с удовольствием и съела.

Когда Шамадам с мясником ушли, Мекайон обратился к Учителю, спросив:

Мекайон: Законно ли убивать для еды, Учитель?

МИРДАД: Питаться Смертью - значит стать пищей для Смерти. Жить, причиняя боль другим, - значит призывать боль к себе. Так гласит Всемогущая Воля. Знай это и выбери свой путь, Мекайон.

Мекайон: Имей я выбор, то выбрал бы жизнь, подобную фениксу, который питается не плотью вещей, а одними запахами.

МИРДАД: Превосходный выбор! Верь, Мекайон, придет день, когда люди смогут жить только за счет ароматов вещей, который есть их дух. Они не будут нуждаться в их плоти и крови. Для стремящегося этот день не так уж далек.

Ибо стремящийся знает, что жизнь во плоти - это всего лишь мост к Жизни без нее.

Стремящийся знает еще, что грубые и ненадежные чувства - это всего лишь смотровые глазки в мир бесконечно тонких и точных чувств.

Стремящемуся известно также, что любую плоть, которую он повредил, ему придется рано или поздно восстановить посредством своей собственной плоти. Любую кость, которую он сломал, ему придется укрепить своими собственными костями. Каждую каплю крови, что он пролил, ему придется восполнить собственной кровью. Таков закон плоти.

Стремящийся хотел бы освободиться от ограничений этого закона. Поэтому он сокращает свои телесные нужды до возможного минимума. Так он сокращает свои долги перед плотью, которые, воистину, есть долги перед Болью и Смертью.

Стремящийся сам сдерживает себя силой своей воли и стремления, тогда как остальные дожидаются, пока кто-то другой не запретит им. Существует множество вещей, которые вполне законны для любого человека, однако, стремящийся сам считает их для себя незаконными.

В то время как люди хватают все больше и больше вещей, чтобы засунуть их в свой мешок или в желудок, стремящийся проходит путь, не имея мешка, а его желудок чист от крови каких-либо существ и от их конвульсий.

То, что желательно обычному человеку, - или он думает, что желательно - только обуза для стремящегося к легчайшему свету духа и сладости понимания.