Все рассмеялись и сказали: "Мы всегда хорошо знали, что ты немного не от мира. Это две мелкие монеты, на них не купить и кирпича! А ты думаешь построить большую церковь?"

Тереза засмеялась и сказала: "Да, у меня слабые руки и мелкие монетки. Но вы не видите: со мною Бог. Две монетки плюс Бог — и все возможно".

И на этом месте стоит большая церковь — одна из самых прекрасных. Две монетки плюс Бог.

Бог значит бесконечность. Бог значит все.

"Он благословен, — сказал прохожий. — Я не могу ничего обещать от себя, но если Он захочет, то все возможно. Я могу быть очень слаб, а злая воля очень сильна, но если Он поможет, то тогда не о чем говорить. Моя сила — ничто, плюс все — вполне достаточно ".

И сказал ему цадик: "Ты, истинный мудрец".

Так что истинный мудрец должен начать с четвертого состояния ума: сознания. Тогда двери открываются. Как только вы достигли его, Бог доступен вам, а вы доступны Богу. Тогда двери открываются. Вплоть до третьего, двери закрыты. И можно сделать только одно: стать понимающим. Вплоть до третьего — ничего нельзя сделать, за четвертыми — ничего не надо делать. Это надо помнить.

Вплоть до третьего, вы бессознательны, ничего не можете сделать — вы живете механически. Это четвертым ничего не надо делать: Бог доступен, действовать начинает Он. Тогда вы покоитесь на Его поверхности. Он берет вас.

Так что, единственное, что можно сделать и что надо делать, — становиться все более и более понимающим, пробужденным, сознающим. Гуляйте, но сделайте прогулку медитацией; гуляйте, зная это. Дыхание входит — наблюдайте. Дыхание выходит — наблюдайте. Ешьте, но ешьте с полной осознанностью. Откусите кусочек, жуйте, но продолжайте наблюдать. Пусть наблюдающий присутствует в каждый момент, что бы вы ни делали.

Ложитесь спать — ложитесь в постель и наблюдайте. Засыпаете — продолжайте наблюдать. Много раз поначалу вы станете терять, наблюдение исчезнет, и сон овладеет вами. Однажды вы увидите, как вами постепенно овладевает сон, но ваша осознанность остается. И тогда вы сможете видеть себя спящим, вы увидите всю человеческую ситуацию. Тогда постепенно вами овладевает сон, но вы сохраняете пробужденность. Где-то внутри вас продолжает гореть пламя. Темная ночь может охватить все вокруг, но пламя продолжает гореть. Всю ночь вы спите, но все же вы не спите. В этом смысл слов Кришны Арджуне в Гите: "Я ниша сарва бхута-ям тасьям джагрвти самьями" (когда для всех ночь, даже тогда Йог, самьями, тот, кто стал властелином себя, остается бодрствующим, пробужденным).

Тело спит, ум спит, сердце спит — но вы остаетесь пробужденным, потому что вы не что иное, как пробужденность. Все остальное — до-жно быть отождествлением. Пробужденность — ваша природа.

Тело — ваше пристанище. Ум — ваш компьютер. Понимание — это вы, самое ваше существо. Сатчитананд — наше определение абсолютной истины. Тут три слова: сат, чит, ананд. "Сат" означает правду, истину, сущее. "Чит" означает сознание, пробужденность, понимание. "Ананд" означает благодать. Быть — и единственный способ быть — это понимание. А когда вы понимаете, приходит благодать.

Сатчитананд — глубочайшая сердцевина вашего существа. И тут ничего не надо достигать; это уже здесь. Его нужно только открыть, раскрыть. Это ваше спрятанное сокровище.

Цадик прав, потому что этот человек пробужден. Первый луч пробуждения проник в него. Он стал истинно мудрым.

Я хотел бы, чтобы вы стали мудрыми. Я не хотел бы, чтобы вы стали святыми. Святые — достойные люди, хорошие люди. Они принадлежат к первой категории: к тем, кто остается добрым, нравственным, добродетельным, справедливым, верующим. Я не хотел бы, чтобы вы стали святыми. Я хотел бы, чтобы вы стали мудрыми.

Быть мудрым никак не связано с нравственностью, достоинствами. Я не говорю, что мудрец не добродетелен, я говорю, что для него это не главное. Это приходит как следствие, он не управляет этим. Управляемая добродетель — это не добродетель вовсе, она на поверхности, нарисованная. Можно практиковать ее столь настойчиво, что она создаст вокруг вас корку, но в глубине все остается тем же.

Святой против грешника, грешник против святого. Первый прохожий может стать святым, второй — грешником, третий может стать мудрецом.

Грешник тот, кто отождествляет себя со своими дурными свойствами, со всеми дурными побуждениями. Он добродетелен, религиозен. Мудрец тот, кто не отождествляет себя. Грешник думает, что он -воплощенный дьявол. Он собирается грешить все больше и больше; он думает, что в этом его ум. Ум — в упражнении добродетелей, думает святой, ум — в том, чтобы становиться все более невинным — не делать ничего плохого. Тогда он все более и более отождествляет себя с хорошим.

Мудрец не отождествляет себя вовсе. Мудрый — это состояние неотождествления — ни то, ни это, "нети, нети". Он говорит: "Я ни на том берегу, ни на этом; я, скорее, река. Я не святой и не грешник, ни хороший, ни плохой".

Грешники живут в подобии ада; святые представляют, что живут в подобии рая. А мудрец? Для него мокша, для него совершенная свобода. Он освобожден от двойственного. Потайной ключ, единственный ключ — понимание.

Для понимания не надо отправляться в Гималаи; никуда не надо отправляться. Ваша жизнь даст вам достаточную возможность для понимания. Кто-то оскорбляет вас — слушайте в полном понимании. И вы удивитесь: оскорбление перестало быть оскорблением. Можно даже улыбнуться. Оно не задевает. Оно задевает, только если оставаться в непонимании. Кто-то вас хвалит — слушайте пробужденно. И тогда никто не сможет убедить вас сделать глупость. Никто не сможет подкупить вас — лесть становится невозможной. Вы улыбаетесь над всей этой чушью.

Слушайте, наблюдайте, понимайте. И постепенно в вас возникнет другой способ существования, не являющийся ни телом, ни чувством, ни мыслями. Некий столб пламени начинает собираться в вас внутри и все более и более кристаллизуется. Когда это понимание кристаллизуется, вы впервые все больше чувствуете, что вы есть, — чувство бытия. Тогда настроения будут становиться все более и более безразличны. Они будут приходить и уходить. Но вы останетесь невзволнованным. Климат вокруг вас будет меняться, но вы останетесь неизменным. Что бы ни происходило снаружи, это никак не будет влиять на то, что внутри. Внутреннее останется чистым, нетронутым.

Я расскажу вам одну историю. Один немецкий мыслитель, Херригель, был в Японии. Он сидел с друзьями и пригласил на обед Мастера. Внезапно началось землетрясение. Они сидели на седьмом этаже. Здание зашаталось, и все кинулись к лестнице. Начался хаос.

Сам Херригель бросился к двери автоматически. Никто не думает в такой ситуации; каждый ведет себя, как робот. В этом смысле человек — машина.

Но вдруг у двери он вспомнил... была такая толкучка, что нельзя было пробраться ... и вот промелькнула мысль: "Что случилось с Мастером, которого я позвал?" Он оглянулся. Мастер сидел на стуле, как и прежде, но теперь глаза его были закрыты. Ни тени страха на лице, ни тени беспокойства — как будто ничего не происходит. Присутствие Мастера было столь чарующим, ...присутствие незапятнанного, буря, окружающая его; климат, создавшийся вокруг него; пространство, в котором он жил,... "Я был зачарован. Я не знаю, что произошло. Я просто вернулся и сел рядом с Мастером. Рядом с ним я почувствовал себя в полной безопасности, как если бы ничего не могло случиться", — говорил Херригель.

Землетрясение пришло и ушло. Мастер открыл глаза и начал говорить с того момента, где прервался из-за землетрясения.

"Я совершенно забыл, о чем вы говорили раньше, — сказал Херригель. -Кажется, прошли века... я совершенно сбит с толку. Пожалуйста. Теперь я не в состоянии понять, что вы говорите. Продолжим как-нибудь в другой раз, я хотел бы спросить только об одном: почему вы не двинулись с места, когда все мы бросились бежать?"

"Я тоже двинулся, но в другом направлении — внутрь. Вы побежали наружу, — я тоже побежал, но внутрь. Потому что знаю: снаружи нет убежища. Землетрясение везде, куда же вы побежали? Просто бежать — не поможет. Я углубился в свое существо. А туда не проникает никакое землетрясение. Я двинулся в пространство внутри себя, куда не проникает никакое беспокойство, где молчание абсолютно, тишина полная. Я тоже побежал. Я тоже стремился к убежищу. Но в верном направлении".