С той поры мы просто дружим,
Как жаль его!"
Постучав, она ждала,
Тут из двери кто-то вышел:
"Очень плохи (я услышал)
Его дела.
В этом мире ей одной
Предан он и благодарен:
Ангел мне судьбой подарен,
Сказал больной".
Дальше помню со стыдом,
Как, нахмурясь недовольно,
Обернулся я невольно
На старый дом.
Тихо прочь катили мы,
И почти до поворота
Молча вслед смотрел нам кто-то
Из полутьмы.
"Никаких сомнений нет:
В этой комнате постылой
О моей вздыхает милой
Он столько лет!"
Глупой ревностью дразня,
Мной владел какой-то демон,
Не пойму доныне, чем он
Смутил меня.
В схватке с призрачным врагом
Обнял я ее за плечи,
Чтобы не было и речи
О том - другом!
Тьма сомкнулась позади,
Где лицо в окне белело,
И заныло, заболело
В моей груди.
Эта боль со мной всегда.
Слышал я: любовь тиранит,
Но любовь, что грубо ранит,
Душе чужда.
Нежно спутница моя
Улыбнулась, оживая,
Даже не подозревая,
Что сделал я!
Он в могиле с давних пор
И людской не знает злобы,
Где найду я слезы, чтобы
Смыть мой позор?
Чувство сводит нас с ума,
Как алмаз, в душе пылая,
Но бездушна ревность злая,
Как смерть сама.
Перевод Р. Дубровкина
УЭССЕКСКИЕ ВЕРШИНЫ
(1896)
Есть в Уэссексе вершины,
будто милующая рука
Их лепила для забытья, для мысли
и для смерти. Пока
Я стою к востоку, на Ингпен-Бикон,
или к западу, на Уиллз-Нек,
Я знаю, что здесь я был до рожденья
и сюда вернусь навек.
Внизу - ни братьев, ни друзей,
ни души, с которой дано
Понять, что все о тебе известно
и все тебе прощено.
Внизу они странны и далеки,
внизу мне союзника нет.
Но цепи рассудка не так гремят,
если небо - ближайший сосед.
В городах безумные тени,
как сыщики, ходят за мной,
Тени юности, спутники мои,
прошлого призрак худой.
Они меня ловят, они твердят
о том, чему я не рад:
Холодные усмешки мужчин,
женский презрительный взгляд.
Внизу я, должно быть, предал себя,
того, кем некогда был,
Кем быть перестал. Он бродит, ища,
кто бы его вразумил.
Какая сила меня вогнала
в этот облик чужой,
В бабочку, бросившую его
старинный кокон свой.
Я на равнину не спущусь,
чтобы призрака не встречать:
Он никем не видим, но сердце мое
перестает стучать.
И шпилей городских я боюсь
из-за тех, кто давно угас:
Никому не видимые, с меня
они не спускают глаз.
Есть призрак в Йеллем-Ботом,
он вечно стоит под луной.
Есть другой, он сжимает тонкий рот
под гробовой пеленой.
Есть еще дух железных дорог:
куда я ни сбегу,
Его профиль в окне, и он говорит,
чего слышать я не могу.
А дивная женщина... Но теперь
я - только мысль ее;
Мысль сменяет мысль; давным-давно
она думает свое.
Впрочем, она не знала,
как можно ее любить...
Но время от нежности лечит.
Я рад ее отпустить.
И я поднимаюсь на Ингпен-Бикон,
на Уиллз-Нек, на восток,
На ближние, дальние холмы,
где воздух пуст и высок,
Куда женщины со мной не пойдут,
где не встретишь мужчин,
Где призраки вынуждены отступить,
где я наконец один.
Перевод О. Седаковой
СПЯЩИЙ ПЕВЕЦ
(Алджернон Чарлз Суинберн, 1837-1909)
1
В чудесной нише, где, как на часах,
В ночном, в дневном недремлющем дозоре
Заливы, бухты, мол обходит море,
Там он и спит по воле вечных Прях
С высоким камнем в головах.
2
А было это, будто груда роз
Обрушилась на капюшон монаха:
Так, словно с неба, он кидал без страха
Охапки ритмов, лепестков и звезд
В разгар викторианской глухоты
Созвучий странные цветы.
3
О утро давнее! углы, ступени
Какой-то улочки; я брел сквозь тени
И летний блеск, не поднимая глаз,
Брел и шептал, впивая в первый раз
Классическую силу новых фраз.
4
Страницы страсти, лабиринты лет,
Укоров, слез, Восторгов, ласк и бед
Все зазвучало, как живая трель.
Но не простак был этот менестрель:
Он знал и смысл ее, и цель.
5
Еще шипят насмешки, беспокоя
Тень музыки твоей; ты вышел, тих,
Сквозь это пламя, ждущее других!
Молва слабеет, как волна прибоя.
А ты встаешь над веком и собою.
6
Его учила таинству ладов
Наставница с лесбийских берегов,
Мать племени, чье чувство есть звучанье
И мысль есть ритм; с левкадской крутизны
В мироохватный ропот глубины
Повергшая свое страданье.
7
И чудно думать, что ночной порой
Сбегает тень его к волне морской
И ей в ответ над зыбкой глубиной
Она, как пламя легкое, мерцает.
И с кораблей их встречу наблюдают,
Не зная ни того, ни той.
8
И он огню ее прозрачной сферы:
"Учитель, - молвит, - где твой жаркий стих?
Где скрыт, бессмертная, от глаз людских
Твоих созвучий пурпур беспримерный?"
Она с улыбкой: "Ученик мой верный,
Теперь довольно и твоих".
9
И так звезде его и песнопенью,
Которое валы гремят в веках,
Порою вызывая шевеленье
Подземных недр - и беспокоя прах
Его, их ровни в даре исступленья,
Как вихрь, врывавшегося в их размах,
Его оставил я, и день сгорал
На складках гор и скал.
Бончерч, 1910
Перевод О. Седаковой
КТО РОЕТ ЗЕМЛЮ НАДО МНОЙ?
"Кто роет землю надо мной?
Ты, милый? Для цветов?"
"Нет, обвенчался нынче он,
Взял богатейшую из жен,
Изменою не удручен,
Тебя забыть готов".
"Кто ж роет землю надо мной?
Наверное, семья?"
"Семья считает, что цветы
Не скрасят горя и беды
И с ними не вернешься ты
К семье из небытья".
"Но кто же роет надо мной?
Завистница со зла?"
"Ей долго злиться не дано,
Она опомнилась давно,
И ей сегодня все равно,
Где в землю ты легла".
"Кто ж все же роет надо мной?
Скажи - терпеть нет сил!"
"Я, дорогая госпожа,
Твой песик. Помнишь малыша?
Надеюсь, что, землей шурша,
Тебя не разбудил".
"Так вот, кто роет надо мной!..
Как я могла забыть!
Мой песик, свет души моей,