Я у стола сидел, полуодет,

Над родословием своих отцов.

Луна сквозь незашторенный проем

Струила в спальню водянистый свет,

Она круглилась, как дельфиний глаз,

Сквозящий за волной зеленоватых, беглых облаков.

II

Над генеалогическим листом,

Над древом предков в тишине склонясь,

Вдруг ощутил я: на листе возник

Глумливый лик - сплетенных веток вязь

Явила мне усмешку Колдуна;

Мне подмигнул пергаментный старик,

Указывая в сторону окна.

III

И в зеркале окна,

В той глубине, которой нет конца,

Узрел я прародителей своих,

Внесенных в родословные листы

Прилежными чернилами писца;

И узнавал я в них

Знакомый взгляд, осанку и черты.

IV

И понял я тогда:

Мой каждый вздох и слово на земле,

И каждый мой порыв предвосхищен

Зеркальною шеренгой близнецов,

Чей правофланговый в дали времен

Скрывается в такой туманной мгле,

Куда не досягнуть ни взору, ни догадке мудрецов.

V

"Так вот в чем суть!

Упавшим голосом воскликнул я,

Я просто подражатель и двойник,

Пытающийся сам себя надуть,

Что у меня, мол, воля есть своя!"

Моргнув, пропал с листа глумливый лик,

Растаяло в окне зерцало Колдуна.

И снова в нем - лишь тучи да луна.

Перевод Г. Кружкова

СТУК В ОКНО

Кто-то вдруг постучал по стеклу,

К окну снаружи приник;

И я увидел, вглядевшись во мглу,

Моей возлюбленной лик.

"Я ждать устала, - сказала она,

Столько дней и ночей;

Моя постель холодна, холодна,

Приди ко мне поскорей".

Я встал, прижался к стеклу лицом,

Но в раме было темно:

Лишь бледная бабочка хрупким крылом

С размаху билась в окно.

Перевод Г. Кружкова

ВОЛЫ

Ночь Рождества, и стайка ребят

У очага в поздний час.

"Они уже все на коленях стоят",

Промолвил старший из нас.

И мы представили: темный хлев,

Воловий теплый уют,

И как, соломою прошелестев,

Они на колени встают.

Фантазии детства! Их волшебства

Развеян зыбкий покров.

Но если мне скажут в канун Рождества:

"Пойдем, поглядим на волов

Туда, через огород и овраг,

Где был коровник и луг",

Я встану и выйду в холод и мрак,

Надеясь тайно: "А вдруг?"

1915

Перевод Г. Кружкова

ПРЕКРАСНЫЕ ВЕЩИ

Вино - прекраснейшая вещь,

Что там ни говори,

Когда с дружком ты вечерком

Идешь по Шафтсбери

И двери кабачков зовут:

Любую раствори!

Вино - прекраснейшая вещь,

Что там ни говори.

Гулянка - это тоже вещь,

Что там ни говори,

Когда всю ночь да во всю мочь

Танцуешь до зари,

А на заре идешь домой,

Погасли фонари...

Гулянка - это тоже вещь,

Что там ни говори!

Любовь - прекраснейшая вещь,

Что там ни говори,

Когда впотьмах, таясь в кустах,

Пылаешь весь внутри,

И вдруг из-за угла - она!

Нет, черт меня дери,

Любовь - прекраснейшая вещь,

Что там ни говори!

Всегда ли это будет так?

Да нет, держу пари;

Настанет час, раздастся глас:

"Уймись, душа, замри!"

Ну что ж? Вино, любовь, галдеж

Гулянки до зари

Всегда останутся со мной,

Что там ни говори!

Перевод Г. Кружкова

КОЛОКОЛА

Я в город утренний входил,

И древний колокол забил,

И знал я наперед

Под милый сицилийский звон,

Что рано, поздно ли, но он

Мой день - ко мне придет.

День ясный, синий, золотой,

День, как берилл. Но сам с собой

Гадал я - и не мог

Сказать, в который день и год

Со мною рядом будет тот,

Кто мил мне и далек.

Но век расчетлив, даль темна,

На колокольне тишина,

А я учен судьбой,

Что и в блаженстве дремлет рок,

Что друг умеет быть далек,

Когда идет со мной.

Перевод О. Седаковой

СТАРАЯ МЕБЕЛЬ

Не знаю, как это бывает с другими,

Живущими в доме средь утвари той,

Что помнит их бабушек молодыми,

Но в точности знаю, как это порой

Бывает со мной.

Мне чудятся призраки прикосновений:

То руки владельцев, нежны и грубы,

Касаются выступов и углублений,

Мореного дуба, старинной резьбы

И медной скобы.

Рука за рукой, все бледней и бледнее:

Как будто бы в зеркале отражена

Свеча - и другая, и третья за нею,

Все тоньше, прозрачней, все дальше она

В тумане видна.

На выцветшем круге часов над камином

Порою мне видится издалека,

Как стрелку минутную кто-то подвинул

Движением зыбким, как взмах мотылька,

Коснувшись слегка.

И струны на грифе старинной виолы

Как будто бы кто прижимает опять,

И древние жилы гудят, словно пчелы

На летнем лугу. - Но смычка не видать,

Что мог бы играть.

А в темном углу за жестянкой с огнивом

Лицо возникает при свете огня:

То меркнет, как факел во мраке дождливом,

То вспыхнет, как искра из-под кремня,

Напротив меня...

Нет, надо вставать, приниматься за дело!

И вправду на свет бесполезно рожден

Глядящий так долго, так оцепенело...

И сам не заметит, как в муторный сон

Провалится он.

Перевод Г. Кружкова

ПОЛЕНЬЯ В КАМИНЕ

Памяти сестры

Беззвучно мигая, огонь по полену ползет,

А это была

Прекрасная яблоня, нам приносившая из году в год

Плодов без числа.

Развилка, куда я рукой добирался сперва,

А после ступней,

Влезая все выше и выше, - черна и мертва,

Дымит предо мной.

И тлеет кора, становясь постепенно золой,

На месте увечном ствола,

Где сук был обрезан и рана сочилась смолой,

Пока она не заросла.

И той, с кем я вместе карабкался, зыбкая тень

Встает из могилы своей

Такой, как на гнущейся ветке стояла в тот день,

Сощурясь от ярких лучей.

Декабрь 1915

Перевод Г. Кружкова

ПОД ВЕТРОМ И ЛИВНЕМ

Они в гостиной поют,

Почти погасив огни:

Сопрано, тенор и бас,

И гость у рояля.

В потемках - сияние глаз...

О время, повремени!

Листва осыпается в пруд.

Дорожки, заросшие мхом,

Пропалывают они,

Чтоб стало в саду веселей,

И ставят скамейку

Под сенью трех тополей...

О время, повремени!

Далекий катится гром.

Они садятся за чай

В садовой свежей тени,

По-летнему стол накрыт,