Я подумал: "Будь что будет, подписывать акт я не стану. В конце концов хорошая у меня работа или плохая - она единственная. И если эту единственную работу я буду делать не так, как хочу и могу, зачем тогда вся эта волынка?"

- Вот что, - сказал я Дроботуну,- вы идите, а дом я пока сдавать не буду. Встретимся после праздника.

Он посмотрел на меня и понял, что дальше спорить со мной бесполезно.

- Как хочешь,- сказал он,- тебе же хуже.

22

В контору я пошел не сразу, сначала заглянул в прорабскую. Там сидели все рабочие, они курили, переговаривались, ожидали меня. При моем появлении все замолчали и повернули головы ко мне.

- Ну чего смотрите? - сказал я, остановившись в дверях.- Идите работать.

- Значит, объект не приняли? - спросил Шилов.

- Не приняли.

- Почему?

- Потому что надо работать как следует. Собери сейчас плотников, пусть обойдут все квартиры и подгонят двери. Не успеют сегодня, будем работать после праздника до тех пор, пока не сделаем из дома игрушку. Дерюшев, ты ту решетку так и не заварил?

- Я заварил,- сказал Дерюшев неуверенно.

- Так вот пойди еще раз перевари. А я потом проверю.

Зазвонил телефон. Я попросил Шилова снять трубку.

- Алло,- сказал Шилов.- Кого? Сейчас посмотрю. Силаев,- шепнул он, прикрыв трубку ладонью.

- Скажи: ушел в контору, сейчас будет там,- сказал я.

Пока я дошел до конторы, Дроботун уже, наверное, успел туда позвонить, там поднялся переполох. Секретарша Люся куда-то звонила, просила отменить какой-то приказ. Возле нее стоял Гусев и спрашивал, как же теперь с очерком, который уже набран.

- Может, мне поговорить с Силаевым, он даст кого-нибудь другого?

- Конечно,- сказал Сидоркин, который все еще здесь крутился в ожидании Богдашкина.- Тебе ведь только фамилию заменить, а все остальное сойдется.

- У хорошего журналиста все, если надо, сойдется,- сказал Гусев, глядя куда-то мимо меня, как будто меня здесь не было вовсе.

- Силаев у себя? - спросил я у Люси.

- У себя. Он ждет вас,- сухо ответила Люся.

Разговор с Силаевым не получился. Как только я вошел, он стал на меня топать ногами и кричать, что я подвел не только его, но и весь коллектив, что теперь нам не дадут ни переходящего знамени, ни премий и вообще райком сделает свои выводы.

Дальше - больше. Он сказал, что теперь ему мой облик совершенно ясен, что должности главного инженера мне не видать как своих ушей и что вообще он выгонит меня как собаку.

Я все это терпел, но, когда он сказал, будто только служебное положение мешает ему набить мне морду, я не выдержал.

Я взял с его стола пластмассовое пресс-папье и раздавил его одной рукой, как пустую яичную скорлупу. Я сказал, что и с ним мог бы сделать то же самое, если бы он посмел меня тронуть. И вышел.

В дверях мне встретился Гусев. Сидоркин сидел у стены и молча курил. Люся стучала на машинке.

- Ну что,- спросил Сидоркин,- поговорили?

- Поговорили,- сказал я.- Нет Богдашкина?

Сидоркин не успел мне ответить: из кабинета Силаева выскочил красный Гусев, он осторожно прикрыл за собой дверь, пожал плечами и вышел в коридор. Мы с Сидоркиным подождали немного и тоже вышли.

Закурили. Зажигая спичку, я почувствовал, что у меня дрожат руки. Должно быть, от волнения. Никогда раньше руки у меня не дрожали.

- Нервный ты стал,- глядя на меня, сказал Сидоркин,- лечиться надо.

- Пошли подлечимся,- сказал я.

23

Мы пошли напрямую через пустырь. На мне были резиновые сапоги, поэтому я шел впереди, нащупывая дорогу. Половину пути прошли молча. Потом Сидоркин сказал:

- Чего это ты сегодня со сдачей намудрил?

- Я не мудрил,- ответил я.- Просто не хочу халтурить. Хочу быть честным.

- Честность,- хмыкнул сзади Сидоркин.- Кому нужна твоя честность?

- Она нужна мне,- сказал я.

Мы купили бутылку водки, зашли в столовую. Рабочий день еще не кончился, в столовой почти никого не было. Маруся вытирала столы. Она заметила, что карман у Сидоркина оттопырен, и покачала укоризненно головой. Мы сели за свой столик в углу, Сидоркин разлил водку в стаканы. Выпили.

- Дуб ты,- сказал Сидоркин, закусывая винегретом.- Сейчас бы главным инженером был.

- Обойдусь.

- Обойдешься,- сказал Сидоркин.- Так вот и будешь всю жизнь старшим прорабом, если еще не понизят.

- Ты думаешь, все счастье в том, какое место занимаешь? - спросил я.

- А ты думаешь в чем?

- Не знаю,- сказал я.- Может, и в этом. А может, и нет. По крайней мере, я знаю, что живу, как хочу. Не ловчу, не подлаживаюсь под кого-то, не дрожу за свое место.

- Не дрожишь,- сказал Сидоркин.- Потому и летаешь с места на место. Теперь тебя здесь съедят. Куда денешься?

- В Сибирь поеду,- сказал я.- Ребята зовут. Вместе в институте учились.

- А ребята тебе квартиру приготовили?

- Не в квартире дело,- возразил я.

- Кто знает, может, и в квартире. Сколько можно человеку мыкаться без своего угла, без семьи, без... А, что там говорить! - Сидоркин махнул рукой.Давай выпьем.

Таким серьезным я его никогда еще не видал. Мы выпили. Сидоркин поставил бутылку под стол. Сделал он что вовремя - в столовую вошли знакомые нам дружинники. Остановившись у дверей, они быстро сориентировались в обстановке и направились к нашему столику. Высокий дружинник отогнул скатерть и заглянул под стол.

- Поднимите, пожалуйста, ноги,- попросил он Сидоркина.

- Пожалуйста,- сказал Сидоркин и поднял ноги.

Под столом ничего не было. Дружинники переглянулись и пожали плечами.

- Ладно, пошли,- сказал высокий, и они направились к выходу.

Но Сидоркин остановил их.

- Ребята, показать? - спросил Сидоркин. Он был опять в своем репертуаре.

Дружинники снова переглянулись, и маленький первым не выдержал.

- Покажите,- спросил он.

- Только прежний уговор - никому ни слова,- на всякий случай условился Сидоркин.

- Никому,- хмуро буркнул высокий дружинник.

- Ну что с вами делать,- вздохнул Сидоркин,- глядите.- Он поднял правую штанину - под ней на тыльной стороне ступни стояла пустая бутылка.

24

В прорабской сидели трое: Шилов, Дерюшев и Писатель.

- Шилов,- спросил я - плотники работают?

- Работают,- сказал Шилов,- да что толку? Все равно не успеют, полчаса осталось до конца.