Сегодня опять двоих парней вели на толчок. Месяца не проходило, чтоб кого-нибудь не сводили.

На такое избиение смотрела вся зона.

На этот раз парней вели за то, что они хотели замочить рога, а потом, чтоб их не повели на толчок, порезать себя. «Бездыханных, истекающих кровью, нас на толчок не поведут, — думали парни. — Нас отвезут в больничку, в Миасс или в Челябинск, вылечат, а потом будут вести следствие и осудят». Их не страшило, что за убийство рога им дадут по десять лет, они больше боялись толчка: вдруг рога порежут, а себя не успеют. Тогда толчок.

Одного парня звали Витя, срок у него был три года, второго Саша, он был приговорен к двум годам. На толчок их вели три бугра и рог. Его-то они и хотели замочить.

Все шестеро зашли в толчок. На улице двоих оставили, чтоб никого не пускать. Березовые палки были приготовлены заранее, и теперь бугры и рог, пройдя к противоположной от дверей стене, остановились.

– Ну, — сказал рог негромко, — хотели, значит, замочить. — Он помолчал, размахнулся и сплеча ударил палкой ближнего, Витю, по богонельке. От адской боли Витя прижался к стене. — А ты, — сказал рог и обрушил второй удар на Сашу. — Кто из вас затеял это? Кто первый предложил меня замочить? Ну?

Один из бугров крикнул пацанам:

– Отойти от стены, быстро!

Бугор хотел потешиться палкой.

– Подожди, — сказал рог бугру, и бугор отступил, давая рогу простор для размаха.

Рог сделал по нескольку ударов, спрашивая парней, кто из них является организатором. Ребята молчали. Тогда рог, распсиховавшись, начал их бить по туловищу не останавливаясь. Парни оба признались, что являются организаторами.

– Не может быть, — вскричал рог, — чтоб оба задумали враз! Первый, кто первый из вас это предложил?

Парни наперебой говорили: «Я», — и рог, ударив несколько раз по богонелькам, отошел в сторону. Он уступал место буграм.

– Не будем, не будем, больше никогда не будем, — говорили ребята, изворачиваясь от ударов.

– Стойте, — сказал рог, покурив. — хотите, чтоб вас не били?

– Хотим, — в один голос ответили парни.

– Знаете, сколько в толчке дырок? — И рог палкой показал на отверстия, в которые оправлялись.

– Нет, — ответили ребята.

– Быстро залазьте в дыры, пройдите под толчком и сосчитайте, сколько дыр всего.

Парни стояли, не решаясь лезть. Рог занес над головой палку.

– Или будем продолжать.

– Нам не залезть в дырку, — сказал Витя.

– Залезете, и не такие залазили, — ответил рог.

Парни смотрели на отверстия и не двигались с места.

– Считаю до пяти. Раз… два…

Пацаны ступили к отверстиям, рог перестал считать. Оба были щуплые и, просунув ноги в отверстия, а руками держась за мочой пропитанные доски, без особого труда проскользнули вниз. Здесь, внизу, по колено испражнений, и резкий запах человеческих нечистот ударил в нос. Но что запах! Избитые, павшие духом, они не обратили на это внимания и, с трудом вытаскивая из нечистот ноги, стали продвигаться по направлению к выходу, считая отверстия. Толчок был глубокий, его чистили несколько раз в год, и парни двигались, чуть согнувшись. Впереди шел Витя. Перед ним была темнота, лишь косые лучи света проникали в отверстия. «…Пять, шесть…» — считал он отверстия, очень медленно двигаясь вперед. Яма толчка была вырыта с уклоном в одну сторону, чтоб его легче было чистить, и потому правая нога парней утопала в нечистотах глубже, чем левая. Резкий запах испражнений больше действовал на глаза, чем на обоняние, и потому глаза слезились. Если б сейчас рог спросил их, согласны ли они жить в нечистотах до совершеннолетия — и их никто пальцем не тронет, ребята, наверное, согласились бы. Парни понимали, что отверстия они сосчитают, но истязания не прекратятся. Их еще будут бить. А сейчас, ступая по испражнениям, они получили передышку. Как здорово, что их сейчас никто не бьет. После толчка жить им станет еще хуже. Они заминируются, и ребята не будут с ними общаться. Хоть вешайся. Чуть что, любая мареха на них может кышкнуть, а захочет — ударить. А жить им, жить им в колонии почти что два года. «…Семнадцать, восемнадцать, — считал Витя, стараясь не сбиться со счета. — Уж лучше бы мне вообще отсюда не вылазить, а захлебнуться здесь… Девятнадцать, двадцать, двадцать один».

Все, отверстия кончились. Витя и Саша еле вылезли. Бугор и рог стояли у выхода и курили. Толчок был наполнен запахом испражнений. Для парней была принесена их школьная роба. Она висела на раме без стекол, наполовину свешиваясь на улицу.

Бугры и рог оглядели ребят. Испражнения с их ног сваливались на пол. Рог, сделав несколько быстрых шагов, остановился возле парней. Ткнув палкой в ногу Вите и испачкав конец в испражнениях, он приблизил ее к Витиному лицу.

– Ешь! — зло сквозь зубы сказал он.

Витя смотрел на конец палки, на нечистоты и молчал.

– Жри, падла,— повторил рог.

Витя опустил глаза. Сейчас ему хотелось умереть. Мир ему опостылел. Лучше бы он захлебнулся в испражнениях.

– Глотай, сука, а не то все начнется по новой. Подошел бугор и размахнулся палкой.

– Жри! — И палка опустилась на отбитую богонельку. Рог приблизил палку с нечистотами почти к самым губам парня.

Витя, давясь, проглотил.

– Мало! — закричал рог.— Еще!

И Витя проглотил еще.

Теперь рог приблизил конец палки к Саше.

– Ну…

Саша, чуть поколебавшись, тоже съел испражнения.

– Еще! — приказал рог.

Саша проглотил во второй раз.

Рог кинул палку в отверстие, отряхнул руки, будто они были в пыли, и закурил.

– Мойтесь и переодевайтесь.— И рог вышел.

Парни сняли робу, помылись холодной водой, которую для них принесли, и, надев школьную одежду, пошли в отряд.

13

За последнюю неделю в колонии было совершено несколько крупных нарушений. Трое пацанов подготавливали побег, но он у них не удался. Еще двое хотели замочить на работе бугра и ломануться через запретку. Особенно много пацанов стало курковаться в промзоне. Отряды снимаются, а воспитанников не хватает. Ищут спрятавшегося.

Начальнику колонии инженер-майору Челидзе это надоело. Распорядок колонии срывается. Надо принимать срочные моры. И он вызвал к себе рога зоны Паука. Паук был высокого роста, сухощавый, с угреватым лицом.

– Садись, — сказал он Пауку.

Паук сел. Он всегда садился на этот стул, стоящий наискосок от стола.

На стене висел портрет Брежнева. Раньше — Сталина.

– Толя, — начал Челидзе с кавказским акцентом. — За последнее время в колонии много нарушений. Что, актив руки опустил? Почему допускаете подготовки к убийству, к побегу? В производственной зоне стали прятаться чуть ли не каждую неделю. — Челидзе замолчал. Затянулся папиросой. Медленно выпустил дым. Его жирное лицо лоснилось. Говорил он не торопясь, внимательно глядя на Паука.

Хозяин был невысокого роста и толстый. Ноги под столом расставил широко.

– У тебя, Толя, срок шесть лет. Как же мы тебя будем досрочно освобождать, если порядок в колонии за последнее время ухудшился? Ты должен к своему досрочному освобождению навести порядок… Воры, я слышал, наглеют. Когда их прижмешь? Они на голову тебе скоро сядут. — Челидзе замолчал и затянулся папиросой. — В общем, так: к Новому году чтоб порядок навел. После Нового года будем тебя досрочно освобождать. И чтоб на работе никто не прятался. Такого быть не должно. Все, иди. Сегодня мне некогда. Через два дня из управления приезжает комиссия.

Паук, вернувшись в отряд, послал гонцов за помрогами зоны и за рогами отрядов и комиссий. Первыми пришли помроги.

– Сегодня вся зона будет трупами лежать, — говорил Паук, шагая по спальне. — Я сейчас от хозяина. Дал он мне втыку. Еще насчет воров надо побазарить. Но это после. А сейчас по моргушке.

И Паук по-отечески поставил по одной.

– Зовите, — сказал он помрогам.

В спальню зашли роги. Коротко рассказав, о чем ему говорил Челидзе, Паук и его помощники поставили им по моргушке. Били крепко.