Самара был вор необыкновенный: никто не видел, чтоб он пацана ударил. Он был до того веселый, что, казалось, он родился с улыбкой. Некоторым ребятам, и не землякам даже, давал поддержку.

Попал Самара в бессрочку в десять лет. Просидев четыре года — раскрутился. Дали четыре.

Несколько дней назад Самара освободился. Всю ночь рыдала гитара: воры устроили ему чудные проводы.

Колонийскую столовую по очереди мыли все отряды. Вечером, после ужина, бугры и помогальники седьмого отряда собрали около тридцати воспитанников, таких, кто никогда с полов не слазил, и строем повели в столовую.

Ответственным за уборку столовой был назначен бывший помогальник, а теперь бугор отделения, где жил Глаз,— Пепел.

В зале столовой он построил ребят и стал перед ними. Оглядев, бугор стал тыкать в грудь пальцем и говорить:

– Ты, и ты, и ты пойдете чистить картошку.

Еще четверых он ткнул пальцем в грудь, назначил у них старшего, и они пошли мыть котлы, посуду и убирать кухню.

Оставшиеся должны мыть пол в зале. Но и из этих Пепел послал троих за тряпками и ведрами на кухню. Они будут таскать воду. Остались мыть пол одни марехи, и среди них — Глаз. В наряд он попал во второй раз.

Ребята стаскали столы и стулья в один угол. В это время трое ребят носили воду и лили ее на бетонный пол.

– Начинайте мыть,— крикнул Пепел,— хватит со стульями возиться!

Пацаны схватили тряпки и подошли к окну раздачи.

– Стали в ряд! — скомандовал Пепел.

Ребята встали, бросили перед собой тряпки, и Пепел сказал: «Пошли»,— и парни, нагнувшись и соединив тряпки, погнали грязную воду к выходу. Пепел шел сзади.

– Так, останьтесь трое собирать воду.— И Пепел назвал клички.

Трое ребят тряпками стали собирать воду в ведра, а остальные — гнать к ним грязную.

Пепел иногда брал ведра и выплескивал воду, где он больше видел грязи.

Вместе с Глазом полы мыл и Амеба. Глаз заметил, как он подобрал с пола кусок хлеба и сунул его в карман. Потом стал отщипывать хлеб и отправлять в рот. Но делал это назаметно. Хлеб он даже не жевал, так как он был размокший, а проглатывал.

Время шло, а полы, хотя ребята и торопились, мылись медленно. Уж больно большой столовая была. Тогда Пепел построил ребят, принес палку и стал охаживать ею. Бил он не изо всей силы и недолго.

После этого ребята стали бегать с тряпками — так приказал Пепел — и быстро устали. Теперь они в ряд не становились, а протирали пол в разных местах. Чтоб парни шевелились быстрей, Пепел ходил от одного моющего к другому и бил палкой по согнутой спине.

– Шустрее! — кричал он и ругался матом.— Быстрее закончите — быстрее в отряд.

Столовая помыта, расставлены столы, стулья и парни толпой пошли в отряд.

Зона давно спала. Глаз шел, еле переставляя ноги. В зале он ползал согнутый. Ноги и поясница устали. А Амеба в конце вообще ползал на четвереньках, и брюки его намокли. Парням хотелось сейчас упасть на теплую землю и уснуть, не доходя до отряда.

7

В баню Глаз ходить не любил. Не столько он мылся, сколько подносил ворам, рогам, буграм чистые простыни. Противно ему это было. И, чтоб не прислуживать, он перестал ходить в баню. Два раза подряд не ходил. Майка потом воняла. А пот напоминал убийство. То, нераскрытое. А совершили они его так.

Рыская по району в поисках свидетельств о восьмилетнем образовании, Ян с Робкой Майером и Генкой Медведевым поставили на уши омутинковскую школу. Не найдя свидетельств, они прихватили в качестве сувенира спортивный кубок. Гена бросил его в свою спортивную сумку.

Возвращались зайцами. Ехать на крыше было холодно. Ян на ходу — ему это было не впервой — спустился по скобам к двери вагона. Нажал на ручку — дверь отворилась.

Он позвал ребят. Они спустились с крыши и залезли в вагон.

– Надо уйти в другой тамбур, где есть люди,— сказал Ян. Он боялся, как бы проводница не высадила их, безбилетников, в Вагае.

В соседнем тамбуре курили несколько мужиков. Парни тоже закурили, прислушиваясь к разговору. Оказывается, двое ехали с заработков. С деньгами. Оба — в Ялуторовск. Третий — услышали они — старозаимковский.

Ребята решили ограбить мужиков. Но кого легче?

– Грабанем ялуторовских,— предложил Робка.— Втроем мы с ними справимся.

Гена согласился, но Ян сказал:

– Двоих нам не потянуть. В Ялуторовске рядом с вокзалом автобусная станция. Последние автобусы еще, наверное, ходят. Сядут и уедут. Ну поедем и мы вместе с ними. Они нас запомнят. Да может, они и рядом с вокзалом живут. Я предлагаю грабануть вот этого, который сойдет в Новой Заимке. Идти ему в Старую Заимку — это километров семь. Дорогу я знаю. Мы за ним можем даже сразу и не пойти, чтоб не спугнуть. Ну, как?

Ребята согласились.

В Новой Заимке на платформе они тормознулись, дав возможность мужчине уйти. Он от станции пошел в сторону старозаимковской дороги.

– Отлично,— сказал Ян,— а теперь — двинули.

– Надо найти какую-нибудь палку,— сказал Роберт.

– Давайте у палисадника штакетину оторвем,— предложил Ян, и Роберт, подбежав к ближайшему дому, оторвал штакетину.

Теперь надо было решить, кто будет бить мужчину. Раз Роберт самый сильный, то и бить, решили они, ему. Он согласился.

Ночь выдалась темная. Ян шел впереди. Дома кончились, а мужчины не видно. Ян нагнулся и на фоне неба увидел его. Мужчина переходил тракт.

– Выходит на дорогу,— сказал Ян,— давай догоняй его,— обратился он к Робке,— а мы следом пойдем.

Роберт быстрым шагом догнал мужчину и с размаху ударил его штакетиной по голове. Тот, вскрикнув, упал. Ян с Генкой подбежали.

– За что, за что, ребята?..

Из головы у него струилась кровь. Хорошо, что было темно, а то бы Яна вырвало. Он не переносил крови. Мужчина продолжал бормотать, но парни оттащили его с дороги, и Роберт ударил его еще по голове. Мужчина захрипел, будто ему горло перехватили, и отключился.

Парни обыскали его, нашли паспорт и в нем шесть рублей. Они думали, что он едет с заработков и у него — тыщи. В рюкзаке у мужчины лежала грязная рубашка, электробритва, бутылка шампанского и книги.

Когда Ян и Гена переходили тракт, Гена на обочине оставил спортивную сумку с кубком. Чтоб не мешала. И сейчас, увидев свет машины, приближающейся со стороны Падуна, Ян и Гена разом вспомнили: сумка.

Ребята упали на мягкую землю. Здесь, в поле, росла не то рожь, не то пшеница, но она была невысокая и ребят не скрывала.

Машина высветила сумку, и шофер затормозил. Он выпрыгнул из кабины и взял ее. Машина тронулась, и ребята облегченно вздохнули.

Ребята встали, и Робка сказал:

– А ведь я, кажется, второй раз, когда его ударил, гвоздем попал в голову.— Он помолчал.— Я палку с трудом вытащил.

На станции ребята разглядели паспорт мужчины. «Герасимов,— читал про себя Ян,—Петр Герасимович, 1935 год рождения».

Фамилия врезалась Яну в память.

– Надо паспорт подбросить,— сказал Гена,— зачем он нам?

Роберт с Яном согласились. Гена взял паспорт и пошел к вокзалу. Через минуту-другую он вернулся.

– Ну что? — спросил Робка.

– Народу — полно. Я подошел к кассе и уронил под ноги. Найдут.

Дождавшись поезда, парни залезли на крышу. Когда поезд набрал полный ход, Ян откупорил шампанское, и ребята из горлышка под стук колес тянули его, отфыркиваясь. Затем разделили вещи. Робка взял часы, раз он их снимал, и оставил себе шесть рублей. Парни решили их пропить. У Гены была бритва, и он взял ее себе. Яну досталась шерстяная рубашка, и он надел ее. Так будет незаметно. Никто не будет проверять, одна у него рубашка или две. Она была великовата, и Ян закатал рукава. От рубашки пахло потом.

Рубашку Ян вечером отдал одному из своих друзей.

Через несколько дней Ян от падунских парней услышал, что около Новой Заимки ограбили и убили мужика. Ян долго переживал убийство, но никому о нем не сказал, хотя его подмывало с кем-нибудь поделиться.