– Приятно слышать, – сказал судья. —Тунлвн – грубоватый негодник, во сердце у него на месте. Посмотрю, не удастся ли помочь. А что с нашим прорицателем?

– У меня нет никаких сомнений, что он настоящий. Это более чем достойный старец, и относится он к своему делу очень серьезно. Пьен Хун много лет знал и любил торговца Ко. Он сказал мне, что тот легко поддавался волнению и мог потерять душевное равновесие из-за сущего пустяка, но был хорошим и добрым человеком, всегда готовым прийти на помощь. Я описал прорицателю Кунь-Шаня, но он никогда не видел этого урода. Потом я попросил старого господина предсказать мое будущее. Он посмотрел на мою руку и объявил, что я умру от меча. А я ответил, что не желал бы для себя лучшей смерти. Но Пьен Хуну мои слова не понравились, потому что он, как я уже говорил, слишком серьезно относится к своим предсказаниям.

– Итак, с этим все ясно! – кивнул судья. – Просто я не исключал возможности, что злоумышленник мог подкупить прорицателя, чтобы тот назвал пятнадцатое число опасным для жизни Ко днем, и потом все списать на это. А теперь нам лучше немного поспать, поскольку рано утром мы должны быть в суде. Это наша последняя ночь в «Огненной птице», Чао Тай. Завтра я открою свое имя, и до отъезда мы переберемся в гостевые покои судебной управы.

Чао Тай взял свечу, и они отправились наверх. В комнатенке стало еще более жарко и душно. Судья Ди хотел было открыть окно, но доносившиеся снаружи глухие шлепки о грязную промасленную бумагу напомнили ему о тучах кровожадных крылатых хищников. Вздохнув, он лег на жесткую кровать и поплотнее закутался в одежду, чтобы хоть как-то спастись от других орд, готовых выползти из каждой щели. Чао Тай снова растянулся на полу головой к двери.

Судья долго ворочался с боку на бок, но сон все не шел. Вскоре он почувствовал, что больше не вынесет этой удушающей жары. Свечу они погасили, и насекомых, жаждущих проникнуть в комнату, вроде бы стало меньше. Ди попытался открыть окно, однако рама застряла, и его усилия остались втуне. Достав шпильку, которой закалывал волосы, он заостренным ее концом вырезал квадрат промасленной бумаги. Легкий ветерок проник в комнату вместе с холодным светом луны, и судье сразу полегчало. Он снова лет, прикрыв от москитов лицо шейным платком. Наконец усталость взяла свое, и он уснул.

Если не считать ритмичного похрапывания, на постоялом дворе «Огненная птица» воцарилась тишина.