– Из-за меня? – спросила она, очень встревоженная. – Что же я сделала?

– Я сейчас не могу тебе этого сказать. Однако, если ты останешься и будешь по-прежнему жить у меня как моя дочь, я со временем скажу тебе все.

Но его предложение запоздало на десять минут. Элизабет-жейн сидела в карете, а мысленно уже находилась в доме той женщины, которой была так очарована.

– Отец… – начала она, стараясь говорить как можно мягче, – мне кажется, для нас обоих будет лучше, если я сейчас уеду. Может быть, я не останусь там надолго; я буду жить недалеко отсюда и, если буду вам очень нужна, быстро вернусь.

Он ответил на ее слова еле заметным кивком – и только.

– Ты говоришь, что уезжаешь недалеко. Скажи мне свой адрес на случай, если я вздумаю написать тебе. Или мне нельзя его знать?

– Конечно, можно. Я буду жить здесь, в городе… в «Высоком доме».

– Где? – переспросил Хенчард, и лицо его застыло.

Она повторила свой адрес. Хенчард не шелохнулся и не проронил ни слова, а она самым дружеским образом помахала ему рукой и приказала кучеру ехать вверх по улице.

ГЛАВА XXII

Чтобы объяснить поведение Хенчарда, вернемся на минуту к тому, что происходило накануне вечером.

В тот час, когда Элизабет-Джейн намеревалась втайне совершить разведывательную экскурсию в обитель очаровавшей ее женщины, Хенчард был немало удивлен, получив с посыльным письмо, написанное хорошо знакомым ему почерком Люсетты. На этот раз сдержанность и покорность судьбе, звучавшие в ее предыдущем письме, исчезли бесследно; она писала с той свойственной ей легкостью мыслей, которая отмечала первую пору их знакомства.

«Высокий дом».

Мой дорогой мистер Хенчард, не удивляйтесь. Ради Вашего и, надеюсь, своего блага я переехала в Кэстербридж – надолго ли, не знаю. Это зависит от другого человека, а он – мужчина, и купец, и мэр, и тот, кто больше других имеет право на мою привязанность.

Серьезно, mon ami {Друг мой (фр.).}, я не так легкомысленна, как может показаться по этим строчкам. Я приехала сюда, потому что узнала о смерти Вашей жены, которую Вы считали умершей столько лет тому назад! Бедная женщина, она, должно быть, много страдала, не жалуясь, и была хоть и недалекого ума, но в общем неглупа. Я рада, что Вы поступили с ней справедливо. Как только я услышала, что ее не стало, моя совесть очень настойчиво потребовала от меня попытки рассеять тень, которую я своей etourderie {Опрометчивостью (фр.).} набросила на свое имя, и заставила меня просить Вас выполнить данное мне обещание. Надеюсь, Вы того же мнения и предпримете шаги в этом направлении. Но, не зная, как Вы теперь живете и что произошло после нашего расставания, я решила приехать и поселиться здесь, а уже потом обратиться к Вам.

Полагаю, что наши взгляды на этот счет сходятся. Я могу увидеться с Вами через день или два. А пока – до свидания.

Ваша Люсетта.

P. S. Я не смогла выполнить свое обещание увидеться с Вами на минуту, когда проезжала через Кэстербридж. Мои планы изменились благодаря одному семейному событию, узнав о котором Вы будете удивлены".

Хенчард уже слышал, что «Высокий дом» ремонтируется в ожидании новых жильцов. Не зная, что и думать, он спросил первого встречного:

– Кто это собирается жить в «Высоком доме»?

– Кажется, какая-то леди по фамилии Темплмэн, сэр, – ответил его собеседник.

Хенчард призадумался. «Очевидно, Люсетта – ее родственница, – сказал он себе. – Да, я, безусловно, обязан создать ей прочное общественное положение, тут и говорить не о чем».

Теперь эта нравственная обязанность уже не удручала его, как удручала бы раньше, – напротив, он относился к ней с интересом, если не с жаром. Он испытал горькое разочарование, узнав, что Элизабет-Джейн ему не родная дочь и что детей у него нет; от этого в душе у него появилась пустота, которую он бессознательно стремился заполнить. В таком настроении, но, впрочем, не испытывая прилива сильных чувств, он направился к тупику и вошел во двор «Высокого дома» через ту дверь, у которой Элизабет чуть не столкнулась с ним. Во дворе он спросил какого-то человека, который распаковывал ящик с посудой, живет ли здесь мисс Ле Сюер. Когда он познакомился с нею, Люсетта – в те времена она называла себя Люсетт – носила фамилию Ле Сюер.

Человек ответил отрицательно и сказал, что приехала только мисс Тэыплмэн. Хенчард ушел, решив, что Люсетты еще нет в городе.

К этому сводились те сведения, которыми он располагал, когда на следующий день прощался с уезжавшей ЭлпзабетДжейп. Когда она сказала ему свой будущий адрес, ему, как ни странно, внезапно пришло в голову, что Люсетта и мисс Темплмэн – одно и то же лицо: он вспомнил, что во времена их близости Люсетта говорила, будто у нее есть богатая родственница, миссис Темплмэн, которую он почему-то считал личностью мифической. Хенчард не искал большого приданого, но все же мысль о том, что Люсетта, быть может, разбогатела, получив крупное наследство от этой родственницы, придавала ей привлекательность, которой в противном случае ей, быть может, и недоставало бы. Ведь он был уже в средних летах и приближался к тому возрасту, когда человек, устоявшись, придает все больше и больше значения материальным благам.

Но Хенчард недолго пребывал в недоумении. Люсетта очень любила писать, как мы уже знаем по лавине писем, которыми она засыпала его после крушения своих надежд на замужество, и не успела Элизабет уехать, как в доме мэра была получена другая записка из «Высокого дома».

"Я уже вселилась, – писала Люсетта, – и мне здесь удобно, но переезд оказался очень утомительным. Вы, вероятно, знаете то, о чем я хочу рассказать Вам, или еще не знаете? Моя добрая тетушка Темплмэн, вдова банкира, – та самая, в чьем существовании, а тем более в чьем богатстве Вы когда-то сомневались, – - недавно скончалась, завещав мне часть своего состояния. Не буду вдаваться в подробности – скажу только, что я приняла ее фамилию, дабы избавиться от своей и всего неприятного, что с нею связано.

Теперь я сама себе хозяйка и решила поселиться в Кэстербридже – сняла «Высокий дом», чтобы Вы без особых затруднений могли видеться со мной, если пожелаете. Я сначала не хотела было сообщать Вам о переменах в моей жизни, пока мы случайно не встретимся на улице, но потом передумала.

Вы, вероятно, знаете о моем соглашении с Вашей дочерью и, конечно, посмеялись, сообразив, – как бы это выразиться? – какую шутку я сыграла с Вами (любя), когда пригласила ее жить у меня в доме. Но в первый раз я встретилась с нею совершенно случайно. Вы знаете, Майкл, зачем я все это устроила? Отчасти затем, чтобы у Вас был предлог приходить сюда в гости к ней и таким образом попутно возобновить знакомство со мной. Она милая, хорошая девушка и считает, что Вы обращались с нею чересчур сурово. Возможно, Вы поступали так сгоряча, но, уж конечно, не умышленно, – в этом я уверена. Впрочем, раз она в результате подружилась со мной, я не склонна Вас укорять. Пишу наскоро.

Всегда Ваша Люсетта".

Волнение, охватившее хмурую душу Хенчарда, когда он получил это письмо, было чрезвычайно приятным. Он долго сидел, задумавшись, за обеденным столом, и чувства его, не находившие точки приложения со времени разрыва с ЭлизабетДжейн и Дональдом Фарфрэ, не успев иссякнуть, почти механически переключились на Люсетту и сосредоточились на ней. «Сомнений быть не может – она стремится выйти замуж», – думал он. Но чего же еще ожидать от бедняжки, которая так опрометчиво отдавала ему свое время и сердце, что испортила себе репутацию? Быть может, не только привязанность, но и укоры совести привели ее сюда. В общем, он ее не осуждает.

«Хитрая девчонка!» – подумал он, улыбаясь, при мысли о том, как ловко и мило Люсетта повела себя с Элизабет-Джейн.

Его желание увидеть Люсетту немедленно претворилось в действие. Он надел шляпу и вышел. К ее подъезду он подошел между восемью и девятью часами. Ему сказали, что сегодня вечером мисс Темплмэн занята, но будет рада видеть его завтра.