Он спросил:
Можно, я присяду с тобой и покурю?
Конечно, - сказала она вполне светским тоном и зажгла настольную лампу.
Он сморщился от света и сказал:
В темноте было лучше, не видно, какой я старый.
- Ничуть ты не старый, - сказала Наташа, уже злясь на него за этот приход. Приперся! В ночи! А что делает его любимая Инка? И она спросила об этом.
Он опять каким-то заискивающим тоном ответил:спит наверное...
Ну, как ты живешь? - спросила Наташа, чтобы сразу поставить преграду другого толка разговорам.
Как видишь, - вздохнул он. Она нарочно удивленно спросила:
А что надо видеть?
Он, видимо, смутился и ответил скованно:
Ну, я работаю, небольшой шишкой, Инка не летает, собира-ется, но я её не пускаю, все-таки страшно. Так что особого кайфа нет. Если бы не её отец, который миллионер. Но мне у него одолжаться неохота. Потому что он никогда не берет назад долги. И получается, что мы ему почти всем обязаны. Но он человек широкий.
Они помолчали, потом он вкрадчиво спросил:
Наташ, а ты помнишь наши первые дни здесь?
... Так, начинается. Надо сразу дать отпор...
- Помню, - сказала она тоном человека, которого спросили, помнит ли он вчерашний ужин. Алек понял и уже агрессивно сказал:
- Конечно, ты меня никогда не любила! И никого не любила и не полюбишь. Замуж выйдешь, но я этому человеку не завидую. - И он то ли заплакал, то ли дым от сигареты попал ему в глаза - отвернулся. Наташе стало жаль его. Ведь она не была хорошей женой, что и говорить. И, конечно, счастья она никому не доставит.
- Алек, - сказала она как можно мягче, как в их былые времена. Прости меня. Но я в сотый раз повторяю - я такая. Что мне с собой делать? А к тебе я относилась очень хорошо, насколько могла любила. Я не вышла замуж, не завела любовни-ка, я - одна... Потому что не хочу никому доставлять горести. Прости меня... А Инка твоя замечательная!
Она тебе правда нравится? - робко спросил он.
Конечно, правда! - честно сказала Наташа. - И тебе с ней хорошо, я же вижу!
Да, - голос Алека подобрел, - только Лизка очень неоднозначный ребенок! С ней трудно. Цыганское отродье. И мама моя её не любит. И Инке тяжело с ней.
Помолчал и спросил вдруг:
А ты не хочешь вспомнить наше прошлое? Как прощание, что ли...
...К этому, блин, и шло.
- Не надо Алек - попросила она, - ничего хорошего не будет. Ни тебе это не надо, ни мне, как понимаешь. Иди к Инке своей, а то она подумает Бог знает что, а на самом деле... Она хорошая женщина и очаровательная. Ты правильно все сделал.
Алек как-то надрывно вздохнул, Ладно, Наталь, я пошел. Прости. Просто какая-то лирика накатила...
И ушел.
* * *
Раненько утречком, ещё никто не встал, она быстро хлебнула чаю, съела кусок пирога, схватила пару яблок, которые лежали рассыпанные на полу, в зале, и умчалась домой, в Москву, в общем-то не радуясь этому. На даче ей было лучше, но без Алека и его семейства. И, пожалуй, без Алисы.
Подкатила к дому, - он ей не приглянулся, - серый, кругом се - ро... Деревьев нет. Хоть беги назад. Нет, надо заняться обменом. И Марина, чтобы нюхом не знала, где она. А то и ключ отдала! все-таки с головкой у неё плохо. Или у Маринки какой-то гипноз существует.
Она вошла в квартиру. Стоял затхлый, нежилой дух, раскрыла окно, постояла - дышать нечем, рядом Ленинградка грохочет машинами. Разделась, приняла душ, надела маленький халатик в цветочек и решила вымыть квартиру. Бутоньерка стояла свежая. "Это хорошо", - подумала она, и стала набирать в таз воды.
Раздался звонок в дверь. Она заметалась, вылила из таза воду, побежала переодеваться - зачем? А в дверь настойчиво звонили. Черт с ним, халатом, он вполне приличный, коротенький только. Тихонько подошла к двери и заглянула в глазок.
Там стоял Он. А она это знала, потому так рано и уехала с дачи.
Наташа открыла дверь и сказала.
- Проходите, только извините меня за вид... Я решила заняться уборкой.
- Значит, я вам помешал, - утвердительно сказал он, и она вдруг испугалась, что он уйдет и быстро ответила: Нет, нет, я вообще-то не очень хочу этим заниматься. А вы - для моей лени - повод, - и она улыбнулась, отодвигаясь от двери и пропуская его в квартиру.
Он вошел резко скинул плащ, как всегда. У неё опять закатилось сердце, - да что же с ним делается! Так на неё действовали эти приходы.
Он сидел у стола и барабанил по нему пальцами, будто что-то обдумывая.
"Надо снять эту напряженку", - подумала Наташа и предложила: кофе?
- Выпить, - откликнулся он.
Он налил себе и ей. И сказал: За вас.
Сегодня он был спокоен и будто даже равнодушен к ней.
- Наталья Александровна, - произнес он вдруг довольно торжественно, я обязан был к вам прийти. Объясниться с вами... - Тень пробежала по его лицу.
Она как-то испугалась, неведомо чего.
- Я вас внимательно слушаю... - голос её предательски дрогнул.
Он посмотрел на нее, это был молниеносный взгляд.
Что он выражал?
- Понимаете, когда я брался за ваше дело, то вы мне, по описаниям, казались совсем другой, - заграничной дамочкой, которая обобрала там все магазины, и больше её ничего не интересует. Холодная, циничная, никого не любившая и не любящая...
Она перебила его: Так меня ваш шеф охарактеризовал? Странно! Мне показалось, что он отнесся ко мне с симпатией.
Валентин выпил еще, усмехнулся