...Полночь. Отряд майора Кривопиши занял исходное положение, обойдя село и разделившись на три группы. В первой - разведрота капитана Морозова с партизанами, во второй - рота капитана Головина, с ней майор Кривопиша и несколько партизан; в третьей - саперы Фальтиса с двумя партизанами и пулеметным расчетом Летуты. Я рядом с Фальтисом. Пронизывающий ветер бьет прямо в лицо, жжет мокрым снегом. Фальтис говорит, что это хорошо. Может быть.
Вперед поползли разведчики, чтобы бесшумно снять дозор противника на высоком берегу реки. Все замерли в ожидании: удастся ли? Наконец негромкая команда "Вперед". Значит, удалось. Спускаемся к реке. Она разделяет Иванковцы на две части. Берегом и по воде идем цепями к мосту - исходному пункту для атаки. Саперы сняли несколько досок настила с моста, чтобы воспрепятствовать движению автомашин. Потом заняли тут же позицию. По соседству устроился Летута со своим пулеметом. Партизаны скрытно повели разведчиков и стрелков к домам, где, по их сведениям, большими группами расположились гитлеровцы.
Малейшего звука в селе ждем с таким напряжением, что меня временами колотит дрожь. Впрочем, может, это от ветра? И вдруг почти одновременно прогремело несколько взрывов ручных гранат, затрещали автоматы, в трепетном свете взлетевших ракет по улицам заметались какие-то фигуры. "Сабантуй" начался.
Саперы одну за другой бросали осветительные ракеты на противоположный берег, держа на виду мост. Вот из темноты на него влетела машина с гитлеровскими солдатами. Резанул пулемет, и машина, потеряв управление, с треском ломает перила и летит в воду. Другая машина затормозила перед мостом так, что ее развернуло бортом к нам. Летута дал длинную очередь. Видимо, пуля попала в бензобак, он взорвался, и горящий бензин облил фашистов, сидевших в кузове. С дикими воплями они выпрыгивали из машины и, как живые факелы, метались по берегу. Один бросился в реку, другой катался по земле, пытаясь сбить пламя, третий, обезумев, огненным комом несся в темноте куда глаза глядят. Летута бил и бил короткими, злыми очередями, но пулемет его не в силах был заглушить нечеловеческие крики гитлеровцев... На западной окраине села вспыхнули пожары (потом я узнал, что партизаны подожгли дома и дворы полицаев). И почти одновременно с южной околицы отозвались гулкие выстрелы танков. Главные силы бригады атаковали Иванковцы.
Внезапно мы услышали топот бегущих людей. Фальтис не разрешил бросить ракету, но в отсветах пожаров мы различили большую группу гитлеровцев. Они бежали прямо на нас. "Гранаты..." - вполголоса скомандовал Фальтис. Торопливо нащупываю лимонку, выдергиваю чеку. "Огонь!.." - швыряю гранату в сумерки, в гущу черных теней, в топот и тяжелое дыхание многих людей. Еще миг - и слепая, черная, враждебная волна захлестнет нашу реденькую цепь. Но тут же вспыхивает десяток слепящих огней, туго бьет в уши грохот разрывов, как бы разметав гущу чужих теней. Крики, стоны, оборвавшаяся команда на чужом языке. Передние гитлеровцы успели убежать от осколков, они совсем рядом. "Коли!" - командует Фальтис. У саперов винтовки, им в таких переделках сподручнее действовать штыком, но у меня автомат. Длинной очередью встречаю подбегающие фигуры, они исчезают, но тотчас сбоку, рядом, возникает еще одна. Догадываюсь, что не успею повернуть ствол, и наотмашь бью прикладом, целя в голову. Тупой удар, вскрик, гитлеровец, споткнувшись, катится в темноту... Больше автомат мне не пригодился. В селе еще стреляли, а у нас было тихо...
Да, в Иванковцах перестрелка шла тогда почти до утра. Но это, по существу, был бой по очистке уже захваченного населенного пункта. Победа бригаде досталась легко, а трофеи были изрядные. Бригада захватила штабные документы 282-й пехотной дивизии, действующий узел связи, сотни три пленных, много оружия и машин. Передовой отряд бригады занял рощу севернее Иванковцев, открыв путь наступления на Чигирин.
...Отдых мой был недолог. Да и трудно назвать отдыхом сон, в котором мерещились блескучие разрывы гранат, горящие фигуры людей, стоны, хрип, крики. Когда оперативный дежурный коснулся моего плеча, я мгновенно вскочил, протер глаза и с изумлением увидел, что майор Кривопиша был на своем обычном месте в штабном автобусе. Судя по его виду, никакой "сабантуйной" ночи и не было. В автобусе пахло плавленым сургучом. "Очнулся? - спросил майор. - Расписывайся! Серия "К" - лично командиру корпуса. Боевое донесение комбрига. О прибытии в штаб корпуса доложишь по телефону. Оттуда привезешь документы, какие дадут в оперативном отделе. Перед выездом позвонишь. Давай карту: вот маршрут, - прочертил красным карандашом. - Рощи объезжай: в них могут быть бродячие фрицы. Бигельдинов с пикапом и два автоматчика ждут около автобуса. Все ли понял?" - "Так точно!" - "Повтори!" Я повторил. "Правильно! - И, посмотрев на часы, кивнул: - Действуй".
Осмотрев пакет, я вышел из автобуса и сразу увидел пикап. Ко мне четко подошел шофер и доложил: "Товарищ младший лейтенант! Ифрийтор Баязит Бигильдинов прибыл в ваше распоряжение". Ефрейтор был невысок, ловок в движениях. По его акценту и чертам лица я понял, что он по национальности татарин. Синий комбинезон, видневшийся из-под аккуратной шинели, делал его похожим на кавказскую девушку в шароварах. Рядом с машиной стояли два автоматчика. Один из них, высокий блондин, лет тридцати с пышными пшеничными усами, чисто выбрит и подтянут. На нем все тщательно подогнано - от шапки-ушанки до кирзовых сапог. Над срезом воротника гимнастерки - ослепительно белая полоска. Позже я узнал, что подворотнички он менял ежедневно, в любой обстановке. Фамилию его я, кажется, так и не узнал, потому что в штабе его все, вплоть до командира, звали Иваном Семеновичем. А причина тому - особое уважение этого парня к народному артисту Козловскому, о котором он мог говорить без конца. У него был приятный лирический тенор, и он постоянно участвовал в бригадной и даже корпусной самодеятельности. "Иван Семеныч" был культурен в обращении. От "сабантуйных" дел не отказывался, но и не напрашивался на них. Под бомбежками и обстрелами вел себя достойно.
Другой автоматчик - командир отделения младший сержант Васин, бывший тихоокеанский моряк (мотопехота бригады была укомплектована из морской пехоты Тихоокеанского флота). Рослый брюнет с волевым подбородком, бледноватый после тяжелого ранения под Богодуховом, где бригада отражала контрудар эсэсовских танковых дивизий. Он и теперь еще прихрамывал. Васин - неизменный участник смелых операций, не раз ходил с разведчиками в тыл гитлеровцев. Имеет боевые награды. Уважает майора Кривопишу не менее, чем флотского офицера, был с ним рядом прошлой ночью. Бригаду называет "морской". В вещевом мешке носит пару тельняшек и бескозырку. При выписке из госпиталя добился, чтобы его отправили в прежнюю часть. С моряками считает возможным сравнивать только танкистов (впереди всех идут в атаку) да "рази што" артиллеристов Деревянко. Опасности, страха и другой "психологии" не признает и презирает тех, кто об этом заводит разговор. Мечтает вернуться в мотострелковый батальон, где можно, надев бескозырку, ходить в штыковую атаку на эсэсовцев, в которой ни раненых, ни пленных не бывает...
Машина у Бигельдинова содержится в порядке. Чистая. На скатах цепи. В кузове - маты, доски разных размеров для повышения проходимости, мешочки с песком для тушения пожара, от буксовки и гололеда. Приторочены две лопаты, топор, лом. Есть запасная канистра с бензином. По бокам кузова откидные сиденья. На полу добротный трофейный брезент. Я представился "экипажу", объяснил задачу. Известие о том, что пакет надо вручить лично командиру корпуса, кажется, произвело впечатление.
Штаб корпуса находится в небольшом селе, всего в нескольких километрах от Иванковцев. По хорошей дороге - езды самая малость. Пересекая Иванковцы, мы всюду видели следы ночного боя. "Уй, что наделал гвардии майор Миша! - воскликнул Бигельдинов. Так солдаты штабных подразделений звали между собой майора Кривопишу, имя и отчество которого Михаил Дмитриевич. - Теперь фрицы на сто километров кругом ночью спать не будут".