Сданзо пригласили Ганса и Мигнариал поужинать с ними. Всю свою жизнь у Ганса не было семьи, близких друзей или какого-либо другого тесного круга общения, и теперь он испытывал вполне понятное волнение. С другой стороны, он был готов отведать блюда, приготовленные Бирюзой. Но оказалось, что приготовлением ужина занимался тощий, словно жердь, Тиквилланшал, муж Бирюзы. Все семейство обитало в задней части шатра, который оказался достаточно просторным — в нем было еще три комнатки.
— Никогда прежде не встречал тощего повара, — заметил Ганс. Квилл только улыбнулся на эти слова, блеснув золотым зубом.
— А может быть, это предвещает неприятности твоей глотке и твоему животу, Ганс. Что, если я так плохо готовлю, что сам не могу есть собственную стряпню? — Квилл подкинул шкворчащий оладышек высоко в воздух, точным движением подхватил его на плоскую деревянную лопаточку и вновь бросил на сковородку.
Ганс хмыкнул:
— Что ж, я попытаю удачи, Квилл. Твоя жена и дочь неплохо выглядят!
Судя по всему, он вновь попал в точку.
— О да! Хотя я надеюсь нарастить еще немного мясца на косточки Зрены. Ее едва-едва можно назвать пухленькой. И тебе, мой друг, я тоже желаю удачи в этом трудном деле — твою Мигнариал еще кормить и кормить…
Ганс ничего на это не ответил — он вспомнил, каким дородством отличалась мать Мигнариал и каким тощим был отец девушки, и начал размышлять дальше. Некоторые мужчины любили толстых женщин, а другие — плоских, как доска. Ганс не принадлежал ни к тем, ни к другим. Слегка улыбнувшись, Ганс кивнул и взял кружку пива, предложенную ему Квиллом. Несколько секунд спустя Ганс, обжигая рот, уже жевал один из замечательных пирожков, испеченных хозяином дома.
Еда была вкусной, а компания — теплой и явно дружественной. Беседа текла плавно, хотя Ганс остро осознавал, что из присутствующих только он один не является с'данзо. Он узнал, что талант видения у Бирюзы был очень слабым и непостоянным и, вероятно, чаще всего женщина промышляла шарлатанством. К удивлению Ганса, выяснилось, что так поступают многие с'данзо. До сих пор у Зрены вообще не проявлялась способность видеть. Хозяева дома — все трое — немало подивились тому, что у Мигнариал был подлинный талант. Ганс засвидетельствовал это. Ему пришлось рассказать о том, как Мигнариал в нескольких случаях видела для него. Это оказалось не так-то легко. Ганс чувствовал, что необходимо умолчать о том и о сем, тут немного приукрасить, а тут кое-что изменить, чтобы скрыть, как он жил и чем занимался до настоящего времени.
С'данзо не только пригласили Мигнариал навещать их так часто, как ей захочется, но и предложили ей работать вместе с ними в их палатке на базаре. Ганс был определенно против этого. Мигнариал ответила, что будет приходить в гости, однако от дальнейших обещаний воздержалась. Благодарение Ильсу, приглашение остаться переночевать было лишь данью вежливости.
По пути в «Зеленый Гусь» Ганс попытался поговорить с Мигнариал относительно предложения с'данзо и ее ответа им. Тут-то он узнал о Мигнариал еще кое-что новое для себя: когда девушка не хотела что-либо обсуждать, то Гансу оставалось либо оставить эту тему, либо прибегнуть к пыткам. Он предпочел оставить тему. Вместо этого Ганс рассказал Мигнариал о том, что такое «грелка» и кто такие Хранительницы Очага. Этот рассказ заставил девушку немного оттаять, и тогда Ганс поведал ей о своем приключении.
Конечно же, страшная смерть Лаллиаса ужаснула Мигнариал, и в течение всего остального пути по сумрачным улицам Фираки девушка крепко держалась за руку Ганса. Однако Мигнариал порадовало, что Ганс встретился с Анорисласом и предварительно обговорил с ним продажу лошадей.
Никто не делал ни единой попытки ограбить юных путешественников или напасть на них — быть может, вследствие того, что три раза навстречу им попадались Красные, патрулирующие улицы. Ганс всякий раз дружески кивал стражникам.
В «Зеленом Гусе» было шумно и оживленно — множество людей сидели за столами, поглощая ужин и опустошая кружки с вином и пивом. Хозяева были немало удивлены и огорчены, когда Ганс и Мигнариал отказались от ужина. Ганс заподозрил, что огорчение было напускным — ведь Кулна и Чонди выгадали на этом стоимость ужина на две персоны! Ганс взял пинту пива и еды для котов. Чонди заметила, что на Гансе новая туника, и рассыпалась в похвалах. О Лаллиасе никто и не упомянул.
Нотабль и Радуга недовольно дергали хвостами, сердясь, что их оставили в комнате одних на целый день. Однако они забыли о своем недовольстве, узрев принесенную им пищу. Чонди не намеревалась скупиться или кормить котов объедками. И здоровенный рыжий кот, и маленькая пестрая кошечка с довольным урчанием бросились к мискам, задрав хвосты. Молодые люди, выпустив друг друга из объятий, со смехом наблюдали за чрезвычайно довольными котами.
Затем Ганс и Мигнариал переглянулись. На лицах у них появилось совершенно одинаковое выражение — опасение, и веселость оставила их.
Наконец Ганс произнес:
— Мигни, мы должны проверить.
— Я.., не хочу этого делать. Почему бы нам просто не лечь спать? Я действительно устала, а после этих объятий я вся…
Под пристальным взглядом Ганса девушка умолкла. Она глубоко и часто дышала, и это заставило Ганса с интересом посмотреть в сторону постели. В отличие от Тиквилланшала Ганс предпочитал, чтобы женщина была полной только в одном месте. Ну, может быть, в двух. И все же Ганс решительно покачал головой, решив не поддаваться слабостям.
— Мы должны проверить.
Согласно кивнув, Мигнариал извлекла из груды вещей проклятый кожаный мешок. Подняв глаза, девушка с удивлением увидела, что Ганс протягивает ей раскрытую восковую дощечку. Подавив неприятное чувство, Мигнариал посмотрела на табличку.
То, что она увидела, заставило ее сесть на кровать и вопросительно посмотреть на Ганса. Тот смотрел на нее с таким же немым вопросом во взгляде. Ганс держал в руке свой новый кошелек, а на маленьком овальном коврике у кровати поблескивали серебряные монеты.
— Из моего кошелька исчез империал, — без всякого выражения произнес Ганс. — Судя по всему, они не останутся там даже приманкой для воров. Даже если твои серебряки вернулись в мешок, то все равно там должно было быть десять монет. Но мы лишились еще одного империала. В мешке их только девять.
Заметно побледнев, Мигнариал вдруг повернулась спиной к Гансу и упала ничком на кровать. Она не сказала ни слова — просто лежала неподвижно. При других обстоятельствах это показалось бы Гансу необычайно соблазнительным — однако не сейчас. Открытие, которое он сделал, заглянув в кошелек и в трижды проклятый мешок, изгнало из его головы все помыслы о любовных играх. Сейчас Ганс испытывал к Мигнариал лишь жалость. Он присел на кровать и погладил свою женщину по спине. Плечи Мигнариал мелко тряслись под рукой Ганса, и он понял, что девушка плачет.
Слегка успокоившись. Мигнариал вновь взяла в руки восковую табличку и прочитала изменившийся список имен на ней:
ИЛЬТУРАС
ИСТЕЙН
ПЕРИАС
ТЬЮВАРАНДИС
Девушка указала дрожащей рукой на то место, где прежде стояло имя Лаллиаса. Теперь оно исчезло. Остался лишь пустой промежуток гладкого воска.
Чувствуя, как на спине выступил холодный пот, Ганс рывком раскрыл кошелек Мигнариал. Там лежали два медяка.
Вздохнув, Ганс уставился в стену, машинально продолжая гладить Мигнариал по спине.
На этот раз ошибки быть не могло. Каждый из юных путешественников положил по одной из тех монет в свой кошелек, купленный только сегодня. Эти кошельки и Ганс, и Мигнариал открыто носили на поясе. Одна из этих монет — а может быть, и обе — переместилась в кожаный мешок, куда по какой-то неизвестной причине настойчиво возвращались все заколдованные монеты. Судя по всему, такова была суть заклятия. Имя Лаллиаса стояло в ряду прочих имен на складывающейся восковой дощечке. Лаллиас погиб. И вот его имя тоже бесследно исчезло, как и одна из колдовских монет.