Изменить стиль страницы

Рядовой 508-го полка Девид Джонс тоже покинул самолет над районом затопления. Он опустился на самом краю запруды, купол застрял на дереве, и Девид вытянул себя из воды с помощью строп. Когда десантник оказался на суше, перед ним возникла другая проблема. Еще в Англии после учений он зашел в придорожный паб и «крепко» подрался с одним парашютистом. Когда их разняли, тот пообещал, что «надерет ему задницу» в Нормандии. И теперь, «представьте себе, – рассказывает Джонс, – первый человек, которого я встречаю в этих топях, – тот самый парень. Он разглядел меня, когда уже наставил свой пистолет-пулемет. Мы обнялись, хлопая друг друга по спине, порадовались тому, что нам пока как-никак, а везет».

36 парашютистов 82-й дивизии утонули в эту ночь. В отчете об операции, подготовленном 25 июля 1944 г., отмечалось, что «один отряд десантников из 507-го полка до сих пор не найден». 173 человека сломали ноги или руки во время приземления, 63 – захвачены в плен.

Большинство американцев попадали в плен до того, как им удавалось освободиться от амуниции. Так случилось и с рядовым Полом Бучеро, индейцем из Луизианы. Его привезли на командный пост, где допрашивали заключенных. Немецкий капитан, говоривший по-английски, требовал, чтобы ему сказали, сколько американских парашютистов высадилось в этом районе.

– Миллионы, – ответил один из «джи-айз». Рассерженный капитан с таким же вопросом обратился к

Бучеро. С заметным индейским акцентом Пол сказал:

– Только я один.

Рассвирепев, капитан приказал американцам заложить руки за голову. Их вывели в сопровождении охраны. По непонятной причине немецкий сержант открыл огонь по пленным из автомата.

«Я до сих пор помню, как он выглядел, – говорит Бучеро. – Низкий, но тяжелого телосложения. Суровый взгляд. Но самая примечательная черта – шрам на правой стороне лица».

Бучеро пуля ранила у левого колена. «Я почувствовал, как будто меня ужалила пчела», – добавляет Пол.

Сержант угомонился, и пленные двинулись дальше. Бучеро старался не отставать, несмотря на боль и накопившуюся в ботинке кровь. И все же он свалился на землю.

Пол рассказывает:

«Надо мной склонился фриц и перевернул меня на спину. Он взвел курок и приставил дуло винтовки к моей голове. Я быстро-быстро начал читать про себя молитву. Но вместо того чтобы нажать на спусковой крючок, немец захохотал и предложил мне американскую сигарету. Возможно, мне следовало выразить благодарность за то, что он сохранил мне жизнь. А я ощущал дикую злобу из-за физического и морального унижения. Меня душила ненависть, и я только мечтал о том дне, когда смогу отомстить немцам»[41] .

Лейтенант Бриан Воден, хирург 508-го полка, провел время в плену с пользой. Около 3.00 на фермерский дом, превращенный в медпункт, где он оказывал помощь раненым, напали немцы. Лейтенант налепил на свою каску красный крест и выставил ее на длинной палке в дверь. Стрельба прекратилась, и немцы перевели раненых американцев в свой военный госпиталь. Боден вспоминает, что «немецкий медицинский персонал отнесся к нашим врачам как к друзьям». Доктора работали бок о бок несколько недель. Хирург считает пребывание в качестве пленника в 91-м полевом лазарете «весьма интересным». Он перенял опыт немецких медиков и научил их американским методам[42] .

Германская противовоздушная оборона встретила союзническую авиационную армаду достойно. Но действия немцев против парашютистов на земле отличались неуверенностью и нескоординированностью. Отчасти это можно объяснить тем, что все дивизионные и большинство полковых командиров находились в Ренне на штабных учениях. Были и другие причины. Главная из них, как ни странно, – это то, что не была обеспечена высадка десантов в строго обозначенных зонах. К 1.30 штаб немецкой 7-й армии располагал сведениями о сбрасывании парашютистов в районах к востоку и к северо-западу от Кана, в Сен-Маркоф и Монтебуре, по обе стороны реки Вир, на восточном побережье Котантена и в других местах. Но в ходе операции так и не прояснились зоны высадки, не произошло и концентрации сил: два парашютиста здесь, четыре – там, полдюжины – где-нибудь еще.

Немцев также сбили с толку ложные десанты манекенов, сброшенные группами Авиационной службы специального назначения капитана Фута. Один отряд «парашютистов» появился в полночь между Гавром и Руаном. Комендант Гавра направил в штаб 7-й армии тревожную телеграмму, которую передали и в Берлин. В ней сообщалось о том, что городу угрожает крупное подразделение противника, высадившееся с самолетов. Вторая группа спустила манекены и начала крутить пластинки с записями перестрелки на юго-востоке от Изиньи. Немецкий резервный полк численностью 2000 человек, дислоцированный в этом районе, в течение нескольких часов 6 июня прочесывал леса в поисках «большого отряда» парашютистов, которых там не было. Маленькая по масштабам операция завершилась чрезвычайно важным для союзников успехом.

Немцы не знали, что происходит: реальное вторжение, серия разрозненных рейдов, поддержка отрядов Сопротивления или отвлекающий маневр перед высадкой в Па-де-Кале. И хотя обстреливался каждый проходящий самолет, они не могли оценить реальную угрозу. То тут, то там местные ротные командиры посылали дозоры проверить очередные сообщения о парашютистах, но солдаты вермахта по большей части оставались в бараках. Доктрина Берлина – контрнаступление против любого нападения – в эту ночь не действовала.

В сфере коммуникаций в Нормандии немцы обладали несомненным преимуществом. Американских парашютистов инструктировали: если у них не будет никаких других дел, то они по крайней мере могут заняться разрушением линий связи. За многие годы нацисты наладили надежную телефонную и кабельную сеть. Но с 1.00 6 июня она начала давать сбои. Десантники, действуя поодиночке или группами, гранатами подрывали телефонные столбы, перерезали ножами провода, изолируя немецкие подразделения, раскиданные по деревням.

Около 1.30 офицер по связи в штабе 6-го парашютного полка принял донесение, в котором сообщалось, что десантники противника высаживаются в окрестностях Сент-Мер-Эглиза. Полковник Хейдт попытался передать информацию генералу Марксу, но телефонная линия уже не работала.