Сполдинг разместил раненых в гроте, где санитар Джордж Боуэн оказал им первую помощь. Лейтенант высоко оценивает действия своего медика в этот день: «Он все утро не отходил от раненых на берегу. Никто не ждал его больше пяти минут. Он оказывал не только медицинскую помощь, но и огромную моральную поддержку. За свою доблесть Боуэн удостоился креста «За боевые заслуги».

Снова вытянувшись в цепочку, взвод продолжал подниматься наверх, стремясь не обнаружить себя и в то же время высматривая огневые позиции противника: «Когда мы выходили на гребень, сержант Кларенс Колсон вдруг насторожился и приготовил «Браунинг». Справа от нас он увидел пулеметное гнездо. Сержант открыл по нему такую бешеную стрельбу, что ему не успевали подносить патроны». Было 8.00. Десантники заняли вершину горы и начали прочесывать немецкие траншеи.

Споддинг и его взвод, как и другие небольшие подразделения, которыми командовали капитан Джо Доусон и капитан Роберт Уокер, совершали настоящие подвиги. Они показывали примеры героизма, самоотверженности, отваги, боевого товарищества, инициативы, тактического мастерства. Именно такие качества армия воспитывала в молодых людях, пришедших с гражданки на военную службу, – в солдатах, сержантах, младших офицерах.

Одно из величайших достижений в истории Соединенных Штатов – создание в годы Второй мировой войны мощного промышленного потенциала. Другое – это формирование бойцовских и лидерских качеств в младших офицерах (по сути, ровесников студентов колледжей). Им мы во многом обязаны тем, что выиграли войну.

И в 8.00 отряды, пробивавшиеся на скалы, все еще действовали разрозненно. Взвод Сполдинга вышел на плоскогорье между деревнями Колевиль и Сен-Лоран. Перед ним стояла задача в Сен-Лоране соединиться с ротой «Е» 116-го полка, которая должна была подойти с правого фланга. Десантники Сполдинга не знали, что рота «E» 116-го полка высадилась слева от них и застряла у дамбы.

Рота «Л» 16-го полка прибыла в 7.00, на полчаса позже, чем планировалось, и почти на километр левее от назначенного участка. По графику ей надлежало выгружаться у выезда, который ведет прямо к Колевилю. Она же оказалась у «Фокс-Грин» и частично у «Фокс-Ред», на восточной границе «Омахи». Здесь прилив подступает к практически отвесным скалам.

Поскольку суда подошли с большим опозданием, прилив накрыл береговые заграждения. В секторе «Фокс-Ред» не намечалась высадка войск. Поэтому минные ловушки остались нетронутыми. Рядовой Кеннет Романский видел, как взлетел в воздух катер по правому борту. Он посмотрел в левую сторону, и там горело судно, подорвавшееся на мине. На его глазах пожар выбросил объятое пламенем тело десантника. «Наш взводный, лейтенант Годвин, закричал:

– Полный назад! Полный назад! Отведите эту чертову посудину назад!

Британский рулевой отошел метров на сто в море и сдвинулся влево.

– А теперь сбросьте рампу, – скомандован Годвин. – И поскорее!»

Глубина была почти два с половиной метра. Романский сразу же коснулся дна. Он выкинул винтовку, заряд «Бангалор», надул «Мей Уэст» и поплыл к берегу, усиленно отталкиваясь от воды ногами. Потом Кеннет переполз прибой, вскочил и скрылся под скалой: «Там уже лежали несколько человек. Одни мертвые, другие – раненые. Ощущение беды, катастрофы. Я растерялся. Потом взял у погибшего солдата винтовку. Она была снабжена гранатометом. Я запустил все мои шесть гранат на скалу. Не знаю, попал ли в кого-нибудь. Главное, что они разорвались на вражеской территории».

Романский взглянул в сторону моря и увидел то, что он «никогда не смог забыть»: «Волны перекатывали в прибое мертвое тело. Оторванная нога держалась на кусочке ткани. Подскакивает тело, рядом отдельно подскакивает нога. Падает тело, отдельно падает нога».

Справа от того места, где находился Романский, какой-то незнакомый офицер пытался собрать людей, чтобы подняться по узкой расщелине в восточной части скалы. Он взывал:

– Все ко мне! Все ко мне!

Романский вызвался вступить в отряд незнакомого офицера. Группа насчитывала человек 20. Они двинулись в путь. За ними потянулись и другие.

Между взводом Сполдинга справа и ротой «Л» слева высаживались роты «Е», «Эф» и «И». Они перемешались, выбились из графика, запутались в заграждениях или завязли у дамбы. Подразделения несли большие потери, но не отвечали огнем на огонь.

Рядовой X. У. Шредер шел в третьем эшелоне. Когда его катер напоролся на мель, «корпус заскрежетал так, словно под ним был не песок, а гравий». «Немцы сразу взяли нас на прицел. Все закричали:

– Стоп машина!

Рулевой дал задний ход, переместился немного в сторону и попробовал обойти мель. Я заметил, что лейтенант побледнел, да и на лицах других десантников застыл страх. Вдруг лейтенант заорал на рулевого:

– Хватит, опусти ее!»

«Сходня упала, – вспоминает Шредер, – а мы с тоской смотрели на берег. Там должны были быть танки, чтобы нас поддержать. Мы видели только два. Один стоял подбитый. Другой почему-то не стрелял. Хорошо, что они хотя бы давали укрытие «джи-айз», которые столпились за ними, прячась от пулеметного и минометного огня, лившегося сверху, как раскаленный докрасна смерч. С разных направлений неслись трассирующие пули».

Шредер и его штурмовой отряд выбросились с катера навстречу огненному валу, благополучно миновали подводные заграждения, открытую полосу пляжа и укрылись возле дамбы: «Там нас много набралось. «Джи-айз» буквально сидели друг на друге. Я принялся чистить автомат. Он был забит песком».

Судно, на котором находился командир роты «И» капитан Кимболл Ричмонд, снесло на восток почти к Порт-ан-Бессену. Рулевой намеревался высаживать пехотинцев, но Ричмонд сказал, что это совершенно не тот участок. Пришлось отойти на запад, к «Фокс-Грин», назначенному по плану сектору. Десантники потеряли целый час. Когда старшина опускал рампу, его ранило. Но он все еще мог управлять катером. Сходню подняли, и рулевой вывел судно из-под пулеметного огня. Покружив, капитан Ричмонд нашел, как ему представлялось, более безопасное место и приказал рулевому идти к берегу. Было 8.00, и прилив затопил все заграждения. Старшина не знал, чего больше бояться – пулеметов или мин.