Так можно ли после этого, как делает Медведев, исключать из всей антиленинской деятельности Сталина его борьбу с левой оппозицией и трактовать ее как защиту ленинизма?

С Бухариным против Троцкого Сталин объединился потому, что только при содействии бухаринской группировки он был в состоянии нанести поражение сначала зиновьевской фракции, а потом троцкистско-зиновьевскому блоку. Черед Бухарина пришел в свое время, когда Сталин использовал его так же, как он до этого использовал Зиновьева и Каменева.

Медведев не может, повторяю, этого не знать и не понимать. Но, исходя из неправильной предпосылки, что единственной альтернативой сталинизму была платформа Бухарина, он вынужден реабилитировать и Сталина за тот период, когда Сталин шел вместе с Бухариным, и когда левая оппозиция обвиняла сталинско-бухаринский блок в сползании с ленинской линии.

Вот как Медведев это делает.

«Нет, — пишет он, — с точки зрения интересов социалистического строительства в СССР это было движение вперед, хотя и не совсем по такому пути, который предлагали в 1925-1927-е годы «левые» группы в партии. Поэтому победа над «левой» оппозицией досталась Сталину не только и даже не столько благодаря вероломству или использованию партийного аппарата и аппарата ГПУ.

Несомненно, что в эти годы Сталин и Бухарин представляли в ЦК политическую линию, которая в большей мере соответствовала и ленинскому плану социалистического строительства в СССР, и настроениям широких народных масс. В середине 20-х годов не только крестьянство, но также рабочий класс и вся партия, а также большая часть партийных кадров смертельно устали от тягот военного коммунизма, голода, гражданской войны, не говоря уже об империалистической войне. Не только нэпманы и кулаки, но и все трудящиеся хотели воспользоваться той передышкой, которую гарантировало им правильное проведение политики НЭПа».

Но если дело обстояло так, значит, поддержкой партии и народа пользовался именно Бухарин, а не Сталин с его «ультралевой» политикой. Почему же после раскола сталинско-бухаринского блока победил не Бухарин, а Сталин?

Потому, отвечает Медведев, что

«…победу Сталина в эти годы определяли уже не столько «мудрость» его политической линии, сколько нажим партаппарата и аппарата ГПУ, широкое использование фальсификации и обмана партии и народа, а также чрезмерная «мягкость», податливость и ошибки его политических оппонентов. Новый поворот партии «влево» не был объективной необходимостью, но именно этот поворот означал прекращение политики НЭПа, это был конец 20-х годов, это был решающий отход от ленинизма». (Подчеркнуто всюду мной. — Авт.)

Послушать Медведева, так можно подумать, что «нажим партаппарата и аппарата ГПУ, широкое использование фальсификации и обмана партии и народа» Сталин стал впервые использовать в 1928 году, а в ходе борьбы с левой оппозицией был стопроцентным ленинцем и применял вместе с Бухариным исключительно партийные, ленинские методы борьбы. Но чтобы утверждать такое, надо совершенно игнорировать историю, как она происходила в действительности. Стоит вспомнить, что именно в процессе борьбы с левой оппозицией Сталин вместе с Бухариным, Рыковым и Томским обосновал правомерность требования отказа от своих взглядов; что именно тогда были по существу запрещены внутрипартийные дискуссии, что именно тогда начались массовые исключения из партии за оппозиционные взгляды. Это то, что касается нажима партаппарата. А что касается использования аппарата ГПУ, то стоит вспомнить провокацию с засылкой в ряды оппозиции бывшего белогвардейца, перехват писем оппозиционеров, аресты, ссылки и тюрьмы, которые обрушились на левых оппозиционеров в те годы, когда Бухарин вместе со Сталиным проводил «мудрую» политику отхода от интернационализма и строительства «социализма» в одной стране…

Создается впечатление, что концепция Р. А. Медведева порождена не объективным анализом исторических фактов, а продиктована стремлением в своей критике Сталина не слишком отклоняться от официоза. За свое стремление разоблачить Сталина и реабилитировать Бухарина Медведев платит вполне ортодоксальным поношением Троцкого. Он знает, что на протяжении более чем пятидесяти лет нет более проклинаемого официозом имени, чем имя Троцкого, и что нет большего «табу» в нашем обществе, чем положительное упоминание этого имени (за последние годы к нему, правда, прибавилось имя Солженицына). Поэтому путем всяких натяжек и повторения вымыслов Сталина и сталинистов Медведев пытается изобразить Л. Д. Троцкого антиленинцем.

Не лишены интереса содержащиеся в той же статье Р. А. Медведева рассказ о том, как Сталин сделался единоличным руководителем партии, и его оценка личности Сталина. Особенно интересны здесь цитаты.

«Троцкий, — пишет Р. А. Медведев, — однажды сказал о Сталине в кругу своих единомышленников, как о «самой выдающейся посредственности в нашей партии». Эта формула потом часто повторялась в кругах оппозиции, хотя подобная характеристика была не только неточной, но и не могла никак объяснить последующего возвышения Сталина. Троцкий и сам позднее понимал это, когда пытался объяснить, каким образом Сталину удалось одержать верх в ожесточенной борьбе за власть и влияние в партии над всеми соперниками. Исходя из своей крайне односторонней и потому ошибочной теории термидора, Троцкий пытался объяснить победу Сталина сложившимися в стране и в мире условиями спада революционной ситуации.

В одной из своих заметок Троцкий писал:

«В 1923 или в 1924 году И. Н. Смирнов, расстрелянный позже вместе с Зиновьевым и Каменевым, возражал мне в частной беседе:

— Сталин — кандидат в диктаторы? — говорил Смирнов. — Да ведь это совсем серый и ничтожный человек.

— Серый — да, ничтожный — нет, — отвечал Троцкий Смирнову».

«На ту же тему, — продолжал Троцкий, — были у меня два с лишним года спустя споры с Каменевым, который вопреки очевидности утверждал, что Сталин — «вождь уездного масштаба». В этой саркастической характеристике была, конечно, частица правды, но только частица. Такие свойства интеллекта, как хитрость, вероломство, способность играть на низших свойствах человеческой натуры, развиты у Сталина необычайно, и при сильном характере представляют могущественное орудие в борьбе, конечно, не во всякой. Освободительной борьбе масс нужны другие качества, но где дело идет об отборе привилегированных, об их сплочении духом касты, об обессилении и дисциплинировании масс, такие качества Сталина поистине неоценимы… И все же взятый в целом Сталин останется посредственностью. Он не способен ни к обобщению, ни к предвидению. Его ум лишен не только блеска и полета, но даже способности к логическому мышлению. Каждая фраза его речи преследует какую-нибудь практическую цель; но речь в целом никогда не поднимается до логического построения. В этой слабости — сила Сталина. Бывают исторические задачи, разрешить которые можно только отказавшись от обобщений; бывают эпохи, когда обобщения и предвидения исключают непосредственные успехи. Это эпохи сползания, снижения, реакции».

Приведя эту цитату, Медведев продолжает:

«В этой характеристике, которую давал Сталину Троцкий, конечно больше истины, чем в приведенных им словах Смирнова или Каменева. Но и она во многом неточна. Это видно из вывода, который делает Троцкий: «Если бы Сталин мог с самого начала предвидеть, куда его заведет борьба против «троцкизма», он, вероятно, остановился бы, несмотря на перспективу победы над всеми противниками. Но он ничего не предвидел».

Медведев возражает здесь Троцкому, и правильно возражает. Конечно, пишет он, Сталин не остановился бы, если бы заранее знал всю ту цену, которой досталась ему победа над своими противниками и его необъятная, поистине самодержавная власть.

Медведев прав, когда упрекает Троцкого в том, что он недооценил Сталина. И в этом смысле можно поспорить с Троцким и по вопросу о предвидении. Если Троцкий и прав в смысле политическом, философском, если Сталин лишен был дара теоретического обобщения и способности предвидеть последствия тех или иных политических мероприятий, то предвидения практического (т. е. умения загодя намечать и последовательно осуществлять эти намеченные им мероприятия) у него хватало с избытком. При этом он учитывал множество политических, психологических и личных особенностей как своих союзников, так и противников.