С пиджака и началось. Утверждаясь в глазах Галки, сам-Артур потянул одеяло на себя — предоставлял ей информацию о делах фирмы в искаженном свете — по его донесениям выходило, что он был идеологом происходящего. Резервов для поддержания авторитета внутри семьи Артуру не хватало. Да и не могло хватить — не существовало на свете такой суммы, чтобы завоевать Галкино расположение. Она вытоптала Артура, как ягель. Настолько вытоптала, что Артамонов не смог больше выносить его дурную привычку поминутно перехаживать — они перестали играть в шахматы. Плохой знак. Артамонов все чаще реагировал на погруженный в нос палец Артура. Это было самым серьезным симптомом. Просто к учебе, Деборе, работе и жизни Артамонов относился не так поверхностно, как Варшавский, — отсюда и дул ветер.
Галка действовала вероломно. Наблюдая, как Прорехов отправляется в «исторические заплывы», она начала оттирать его на второй план, а Артура, наоборот, наущала выступать единым фронтом с Макароном. Таким образом, Галка нейтрализовывала Прорехова и лишала его права голоса в основных разборках.
— Чего ты ей наобещал, когда звал с собой? — спрашивал Прорехов у Варшавского. — Какие горы?
— Ничего я ей не обещал, — придумывал Артур.
— Не ври, — пытал его Прорехов. — Галка могла поддаться только на серьезные обещания.
— Давай оставим эту тему, — просил сам-Артур.
— И поскольку гор не оказалось, — предположил Прорехов, — она решила построить их сама?
— Ничего она не строит, — защищал ее Варшавский.
— И поэтому делает такие шаги? — вел пытку Прорехов.
— Какие шаги? — не понимал Артур.
— Она ведет себя так, будто человек произошел от нее, — сказал Прорехов. — От нее только и слышишь, что чай с молоком придумали ее предки и что они же изобрели и изгородь.
— У тебя, что ли, стало с юмором плохеть? — сказал Варшавский. Девушка шутит, неужели непонятно?
Дрались Варшавские прилюдно. Доходило до того, что в истерическом припадке с мелкими клоническими судорогами Галка бросалась в Волгу, как луч света в темное царство, имея в виду только одно — испортить настроение компании. Возможно, таким образом она проявляла особенности своего дисгармонального развития. Артур объяснял это так:
— У нас идет становление семьи.
— На хрена вы свои интимные разборки выносите на общую территорию?! пытался навести порядок Артамонов.
— Просто завершается утряска отношений, — оправдывался Варшавский.
— А мне насрать на ваши отношения! — противился дискомфорту Артамонов. — Я не хочу в них участвовать! Не хочу!
…Следом за инспектором Додекаэдром в редакцию устремились представители более организованных товарищей. Поначалу, правда, все являлся какой-то квалифай, мелочевка. Она заявляла, что это их территория, и что они тут впередсмотрящие, и что надо платить. Получив отрицательный ответ, они мило говорили:
— Что, не заплатите? Ну, тогда мы пошли…
А потом зачастили братки из основной сетки. Они имели штаб-кваритру где-то в пригороде, а в городе бывали наездами. Наедут и неделю отлеживаются, наедут и отлеживаются. Они смотрелись понастойчивее первых. Газете наперебой предлагались различные формы сотрудничества в обмен на безопасность бизнеса. Прямо конкретно «Лишенец» пытались посадить на процент.
— Мы не занимаемся бизнесом, — отвечал гостям Макарон. — А то, чем мы занимаемся, находится вне опасности по той причине, что само является опасностью.
— А чем же вы занимаетесь? — вопрошали интересанты, пропуская мимо ушей сложные формулировки Макарона.
— Мы не занимаемся бизнесом в том смысле, в котором вы его понимаете, пояснял Макарон всем по очереди. — Мы занимаемся космополитикой. А что касается нашей финансовой безопасности, то давайте смоделируем ситуацию: было дело, редактор Фаддей нарушил издательский договор и задолжал нам десять тысяч долларов, которые мы вложили в «Смену». Что вы сделаете с редактором Фаддеем в целях возврата наших денег? Я вам отвечу — ровным счетом ничего. Это не тот случай. Монтировкой тут ничего не попишешь. Чтобы Фаддея поставить на место, нужно обойти его профессионально…
— Или пережить годами, — подсказал еще один неплохой выход Артамонов.
— Да, — согласился с подсказкой Макарон, — или, как правильно мыслят коллеги, пережить годами. Страшнее наказания для Фаддея не существует.
— А может, существует? — не верилось браткам.
— Не существует, — твердо уверил их Макарон. — У него нет денег, и продать ему нечего.
— Понятно, — соглашались гости.
— Или, например, взять областную типографию… — продолжал Макарон. Не приступом, конечно. Альберт Федорович Смирный, ейный директор, когда-то нам просто гадил. Пока мы свою машину не купили. Урон успел нанести неисчислимый, а не докажешь. Или взять Додекаэдра… — продолжал Макарон «загибать свои пальцы». — Вы можете порешать эти вопросы? Думаю, что у нас для вас на это не хватит денег, поскольку вопросы деликатные и решаются по большей части мозгом. А мозг нынче дорог.
— Короче, — не выдерживали ходоки, — вы отказываетесь от крыши? Или у вас уже есть крыша? Тогда назовите! Дайте нам телефон главного!
— Наша крыша — небо голубое, — пропел Макарон, выдав полное отсутствие музыкального слуха.
Никто, конечно же, не подхватил мелодию, и она стухла на первом же куплете. Но Макарон умудрился разложить ее на два голоса.
— Мне кажется, господа, — сказал он бандитам первым голосом, культурно их выпроваживая, — может быть, лучше вам платить нам. Причем не за заслуги, а за услуги. За какие, мы придумаем. Заходите через недельку, между нами не должно быть никаких церемоний. Мы ведь с вами занимаемся общим делом, вы пасете подлесок — ларьки, уличную торговлю, мелкие фирмы, а мы пасем крону депутатов, директорский корпус, генералитет, власть и так далее. Наши участки не пересекаются, что не дает нам повода для разборок. У вас своя территория, у нас — своя. А сотрудничать — пожалуйста! Мы готовы предоставлять вам любые информационные помочи. Да и страницы нашего «Лишенца» — к вашим услугам. Платите и пользуйтесь как своими. Льготы мы организуем!
Текст звучал правдоподобно и убедительно. Искатели партнеров по бизнесу понимали, что да — это действительно не тот случай. И оставляли «Лишенец» в покое. По крайней мере, в этом смысле.
— Организованной преступности можно противопоставить только одно, заключал Макарон вторым голосом чисто для своих.
— Что? — вопрошали свои.
— Организованную неприступность, — сказал Макарон.
— Интересно девки пляшут.
— Пишется через «и», насколько мне помнится, — пояснил аксакал. Организованную неприступность бизнеса.
Учредив одноименное информационное агентство, «Ренталл» начал приторговывать сведениями, в которых нуждались все — и братья, и специальные подразделения бытия. Свои базы данных «Ренталл» на всякий случай забивал всем подряд — кому-нибудь когда-нибудь что-нибудь да пригодится. Тут был и список открывающихся ежедневно уголовных дел, все телефоны и домашние адреса ответственных работников региона, балансы всех суровых предприятий, список владельцев серьезной недвижимости, реестры основных акционерных обществ и так далее.
В ответ на это специальные подразделения жизни завели такие же информационные папочки на учредителей информационного агентства. Там уже поднакопилось достаточно зацепок для оказания давления в случае чего. И скоро это произошло. В порядке живой очереди.
Люди из специальных подразделений бытия выждали, когда завершатся пробные вылазки организованных товарищей, и сами зачастили на Озерную.
Макарон, отдышавшись, раскрывал им изнанку того, что объяснял делегатам предыдущих миссий. Он доказывал, что у «Лишенца» нет амбиций изменить ситуацию в регионе в смысле расклада власти. Если она сама не полезет на рожон. Поэтому никакой космополитики, один только бизнес в чистом виде, чтобы иметь на хлеб с маслом. И с колбасой. И с салом.
— Ничего личного, — говорил Макарон. — Только бизнес.