- Что мы оба не как другие? - насупилась Тея.

- Ну, я хочу сказать - сочиняем... У меня началось все в детстве. Мы с другом Колькой забрели в лес, увидели огонь и подумали, что там собрались какие-то загадочные существа. Мелькали между деревьев тени, шипел костер... Утром мы нашли два куска коры и решили, что это скафандр - специальная одежда для пришельцев с другой планеты.

- Это не сочинение, это правда. - Тея нахмурила брови и замотала головой. - Я тоже видела духов Холодной тени. Они страшные, но боялись Источника. Такие длинные, синие... Их нельзя вспоминать часто. - Она вернулась к шоколадке, которую грызла мелко-мелко, как белочка. - Только такие витамины теперь есть стану.

- Нельзя. Это вредно. Завтра научу тебя варить борщ. Шоколадом и бутербродами питаться - никакого золота не хватит. И это совсем не витамины.

- Я ела только молоко козы, яблоки, ягоды и разные травы. Дед тоже.

- Теперь будет по-другому. У тебя совсем мало сил, необходимо полноценное питание. Ты ж колбасу даже не пробовала!

- Есть мясо!? Мясо нельзя!

- Совсем не обязательно. Завтра я получу деньги и принесу тебе хорошую пищу.

- Ты продаешь травы?

- Скорее, отраву. Но это сейчас не важно. Важно понять что к чему в одном очень запутанном деле... Я же не придумал, не придумал про фигурки! Мы собирали металлолом и видели... Погоди, я ж храню свой трофей!

Он полез на чердак, минут пять грохотал там досками и наконец вернулся с тяжелым ящиком от немецких патроном полувековой давности. Щелкнув замком, откинул крышку. В свете абажура засверкал сказочными искрами ослепительный клад.

- Ой! Какое богатство! - Тея отпрянула. Потом осторожно подошла и опустилась на пол, протягивая руки к елочным игрушкам. Такой красоты я никогда не видела! Почему они не тают?

- Так делают специальные люди, - Филя повесил на грудь Теи гирлянду зеркально-красных бус. - Нравится? Все теперь твое. А вот погляди, что здесь спрятано на самом дне - в отцовском планшете - это военная сумка так называется. - Филя извлек свои давние трофеи и в изумлении открыл рот. Почему? Какого черта?

Тея увидела фигурку размером с ладонь, словно отлитую из коричневого метала. На ней были видны зазубрины от пилы и прокорябанная гвоздем буква Т.

- Это моя. Мы тогда с Колькой фигурки пометили, что бы никто лишнего не присвоил. А потом забыли... Но эта штуковина откуда взялась!? Не понимаю... - он с опаской расправил на цветастой клеенке продолговатый чехол, на котором отчетливо проступали чешуйки и была вытеснена буква "Н". - Николай, Колька... Только была же фигурка, а теперь как носок. Что случилось, Тея?

- Твоего друга хотят забрать духи.

Теофил долго смотрел на золотистую девушку, скорбно замершую в мутном свете оранжевого абажура. Почти прозрачная, как видение, готовое растаять. Надо крепко зажмуриться, посчитать до десяти, открыть глаза - и ничего не будет - ни гостьи, ни елочных шаров, ни кожаного чехла с Колькиной меткой.

- Ты должен предупредить его, - Тея встала, чтобы смотреть ему прямо в глаза. - Тебе не страшно говорить правду, да?

Филя на секунду задумался и озарился догадкой:

- Теперь не страшно! Помню, как встретил тебя в лесу и ты положила руку на мое плечо. Потом я и в самом деле боялся меньше. Не совсем бесстрашный стал, но даже делал попытки сопротивляться. Девушку одну хотел спасти... И другую, в Америке. Севана старался вытянуть... Это человек хороший, друг. Я должен позвонить ему! Он запутался, ему тяжело.

- Завтра. Ладно? Сегодня полнолуние. Источника нет - ты обнимешь меня. Ты для меня - один. Только рядом с тобой я могу остаться. Могу жить и быть настоящей, теплой, как люди...

"Если в комнате ночь, а на плече покоится её голова.... Покоится, спит, сладко посапывая женщина, дитя, мечта... Если все сложилось именно так в этот миг, как обещала Судьба, не задавай себе вопросов и постарайся остановить время. Не бойся, ничего не бойся - сейчас ты можешь все" - Так говорил я себе, опасаясь пошелохнуться, вздохнуть. И ещё думал - если есть солнце, лето и Тея - то Бог есть, а земной ад - нелепый вымысел умалишенного...

Она прохладная, но горячая и будто плавится. Она невинна, как первый ландыш, но вся моя - совершенно вся! А у меня одно желание - завладеть её сутью, её тайной, её жаром, что бы сберечь и сохранить её ... А руки - у неё шесть, десять рук! Я весь в их ласке - мать, любовница, совратительница, колдунья... Я владею сотней наложниц и единственной, которая выросла как цветок на башне. Ее кожа... Нет, не объяснить. Таким нежным бывает лишь крыло бабочки. Но ведь это невозможно - ласкать бабочку. Трепет жилок, бренная роскошь пыльцы, страх, что погублю и восторг обладания! Ах, да ты не поймешь меня, бедолага!

Так бывает, Жетон, клянусь. Я никогда не расскажу тебе этого, что бы ты не хохотал, как от щекотки и тайно не ронял слезы зависти. Я никому не расскажу этого, что бы не спугнуть своего счастья..."

Теофил смотрел в низкий потолок спальни, на котором лежало лунное серебро, расчерченное тенями веток. В комнате притаилось чудо и весь мир принадлежал ему. Стихи родились сами. Он проснулся и увидел их - написанных на листке той старой записной книжки, которая привела к нему Тею.

Ну, влюбляйся покрепче, держись!

Полетели!.. Аж дух захватило

ощущенье любви не на жизнь,

а до смерти. И духу хватило.

Чу! за спинами окрик: Держи!

Только поздно они спохватились.

Улюбив тебя в бегство свое

всю почти что, почти что навечно,

в засознание и забытье

на словах я спасу тебя вечных...

35

Здесь было на кого посмотреть, но к Тее притягивались многие взгляды. Филя ловил их и сортировал на удивленные, восхищенные, обалдевшие. Потом присмотрелся к окружающим и понял, что других взглядов у собравшихся людей не было вовсе.

На инстоляцию под лозунгом "Убийство поэта" пришли люди солидные. Но обстановка несколько выбивала из колеи даже бывалых концептуалистов. Действо происходило в реконструированной дворянской усадьбе. У парадного подъезда прямо в талой жиже стоял на карачках голый лысый человек и заливисто лаял. От ремешка на его сизой тощей шее тянулась веревка к фанерной конуре, расписанной под иконостас. Дыша перегаром, лысый лаял особенно рьяно, завидев выходивших из автомобилей солидных гостей знакомых галлерейщиков, иностранцев. Жетон отсалютовал энтузиасту фашистским приветствием и пояснил спутникам: