– Что тебе нужно?

Я уселся рядом с ним.

– Мое настроение изменилось, Мак.

Он ничего не ответил, лишь пожал плечами.

Я показал на кофейную машину.

– Когда здесь появился этот признак благосостояния?

– Пару месяцев тому назад. И кофе чертовски скверный, – сказал он кисло. – Рад видеть тебя, сынок.

Я сказал:

– Я буду краток, мне кажется, лучше нам вместе тут перед всеми долго не маячить. Говард Маттерсон знает, что я в городе, и он в ярости.

– Почему?

– У меня была вечеринка с ним перед отъездом, полтора года тому назад.

Я рассказал Маку о том, что произошло между нами, и о моих подозрениях относительно Джимми Вейстренда. Мак поцокал языком.

– Подонок! – воскликнул он. – А знаешь, что сделал Говард? Он сказал Клэр, будто ты хвастался тем, что провел с ней ночь. Она была вне себя от ярости и проклинала тебя на чем свет стоит. Так что теперь ты не самый желанный гость в ее доме.

– И что, она поверила ему?

– А почему бы ей не поверить? Кто же еще мог сказать об этом Говарду? О Джимми никто и не подумал. – Он вдруг фыркнул. – Так вот оно как Джимми получил свое место – он работает сейчас у Маттерсона на строительстве плотины.

– Значит, они все-таки строят ее?

– Угу. Общественное мнение было хорошо обработано, а сопротивление Клэр Маттерсон просто-таки смял. Строительство началось прошлым летом и продвигается такими темпами, будто Маттерсон приказал закончить его ко вчерашнему дню. Зимой они, конечно, бетонными работами заниматься не могли, зато сейчас гонят их днем и ночью. Через три месяца там появится озеро длиной миль в десять. Уже начали валить там лес, правда не принадлежащий Клэр. Она сказала, что пусть лучше он уйдет под воду, нежели на лесопилку Маттерсона.

– Я хочу сообщить вам кое-что, – сказал я. – Но разговор это долгий, я зайду к вам вечером.

Мак Дугалл улыбнулся.

– Клэр, когда уезжала, оставила мне немного "Айлейского тумана". Кстати, ты знаешь, что ее нет здесь?

– Да, Говард с большим удовольствием известил меня об этом, – сказал я сухо.

– М-м-м, – протянул он и одним глотком осушил свою чашку. – Сейчас вспомнил, что у меня есть дело. Увидимся, приходи где-то около семи. – Он с трудом поднялся. – Мои кости стареют, – сказал он, состроив гримасу, и направился к выходу.

Я допил свой кофе не торопясь и пошел к себе в гостиницу. Шагая быстрее Мак Дугалла, я почти нагнал его на Хай-стрит, но он вдруг свернул в сторону и скрылся в телеграфном отделении. Я прошел мимо. Все, что надо, я скажу ему вечером, а сейчас снова показываться вместе не стоило. Уже через несколько дней я стану в Форт-Фаррелле подозрительным человеком, и любой маттерсоновский служащий поостережется поддерживать со мной отношения из страха потерять работу. Мне совсем не хотелось, чтобы Мак Дугалла уволили.

Из комнаты меня пока не выселили. Вероятно, Говард не думал, что у меня хватит наглости останавливаться в Доме Маттерсона, и ему не пришло в голову проверить, но как только я заварю здесь кашу, он, конечно, обнаружит меня и велит вышвырнуть меня вон. Придется обсудить с Маком вопрос о пристанище.

Я пробездельничал почти до семи часов и направился в жилище Мака. Он сидел перед зажженным камином. Мак молча указал мне на бутылку, стоявшую на столе. Я налил себе виски и присоединился к нему.

В течение некоторого времени я смотрел на пляшущий в камине огонь, затем сказал:

– Мак, вы вряд ли поверите тому, что я собираюсь вам рассказать.

– Газетчика моего возраста ничем не удивишь, – ответил он, – мы – как врачи или священники, нам столько всего приходится слышать. Ты не поверишь, сколько к нам поступает информации, которая по тем или иным причинам не публикуется.

– Ладно, – сказал я, – все же, думаю, моя история вас удивит. К тому же я никогда не рассказывал ее ни одной живой душе. О ней знают лишь несколько врачей.

И я рассказал ему все: о пробуждении в госпитале, о Саскинде и его лечении, о пластических операциях – все, включая таинственные тридцать шесть тысяч долларов и появление частного детектива. Под конец объяснил:

– Вот почему, Мак, я утверждал, что не знаю ничего, что могло бы помочь в этом деле. Я не лгал.

– О, Боже, как мне стыдно, – пробормотал он. – Мне стыдно за то, что я наговорил тебе тогда. Таких вещей нельзя говорить друг другу. Сожалею.

– Но вы же не знали, – сказал я. – Не надо извиняться.

Он встал и взял папку, которую показывал мне раньше, и выудил из нее фотографию Роберта Гранта. Пристально посмотрев на меня, он перевел глаза на фотографию, потом вновь на меня.

– Невероятно, – выдохнул он. – Невероятно, черт побери! Никакого сходства.

– Я последовал совету Саскинда, – сказал я. – Роберте, пластический хирург, сверялся с этой фотографией, чтобы знать, чего не надо делать.

– Роберт Грант, Роберт Б. Грант, – пробормотал он. – Почему, черт возьми, мне не пришло в голову узнать, что стоит за буквой Б? Хороший из меня репортер! – Он положил фотографию в папку. – Не знаю, Боб. Не знаю, нужно ли нам сейчас влезать в это дело. Ты заставил меня усомниться в этом.

– Но почему? Ничего же не изменилось. Трэнаваны по-прежнему мертвы, и Маттерсон по-прежнему хранит все, что связано с ними, за семью печатями. Почему вы не хотите продолжить расследование?

– Из того, что ты мне рассказал, я делаю вывод, что это опасно для тебя лично, для твоей головы. Ты можешь сойти с ума. – Он покачал головой. – Я не хочу этого.

Я встал и стал ходить по комнате.

– Я должен докопаться до правды, Мак. Несмотря на предупреждение Саскинда. Пока он был жив, со мной все было в порядке, я опирался на него. Но сейчас мне необходимо выяснить, кто же я. Неизвестность просто убивает меня. – Я остановился у него за спиной. – Я делаю это не для вас, Мак, я делаю это для себя. Я был в автомобиле, когда он разбился, и мне кажется, корни всей загадки – в этой катастрофе.

– Но что ты собираешься предпринять? – произнес Мак беспомощно. – Ты ведь ничего не помнишь.

– Я собираюсь поднять здесь волну. Маттерсон не желает, чтобы о Трэнаванах говорили. Прекрасно. В ближайшие дни я только и буду делать, что говорить о них. Рано или поздно что-то произойдет. Но для начала мне нужна информация, и ее можете предоставить вы, Мак.

– Ты в самом деле решил идти до конца? – спросил он.

– Да.

Он вздохнул.

– Хорошо, Боб. Говори, что тебе нужно.

– Прежде всего я хочу знать, где был старый Маттерсон во время катастрофы.

Мак скривил лицо.

– Я раньше тебя подумал об этом. Было у меня такое же подозрение. Но это все впустую. Как ты думаешь, кто докажет его алиби?

– Откуда я знаю?

– Я, черт меня дери! – воскликнул Мак с отвращением. – Да, он торчал в конторе "Летописца" чуть ли не целый день. Мне бы хотелось сказать, что я его не видел, но я видел его.

– А в какое время дня произошла катастрофа?

– Нет, нет, – сказал Мак. – Здесь ничего не выйдет. Я уже прикидывал всякие варианты с точки зрения времени. Булл никак не мог оказаться на месте происшествия, абсолютно.

– Он очень многое приобрел р результате этого, – сказал я, – единственный. Все остальные только потеряли. Я убежден в том, что он участвовал в этом.

– Ради Бога, не надо! Когда ты слышал о том, чтобы один миллионер убил другого? – Мак вдруг замер. – Я имею в виду, лично, – сказал он тихо.

– То есть вы хотите сказать, что он мог нанять кого-то?

Мак устало поглядел на меня:

– Мог, но если он это сделал, у нас нет никаких шансов доказать это. Убийца, вероятно, доживает где-нибудь в Австралии с солидным счетом в банке. Прошло ведь двенадцать лет, Боб. Как, черт возьми, мы сумеем что-то доказать?

– Ничего, мы найдем возможность, – сказал я упрямо. – То соглашение о партнерстве, с ним действительно все в порядке?

– Кажется, да. Джон Трэнаван, конечно, здорово сглупил, что не аннулировал его, когда женился и начал семейную жизнь.