Рассматривая средства отвлечения противника, Алленби вспомнил о своих союзниках — арабах. Тотчас же была послана телеграмма Лоуренсу, которую последний получил по возвращении из набега в Ма'ан. Самолет доставил его через пустыню в штаб главнокомандующего, где он сделал доклад о существовавшей в районе Ма'ана обстановке и пояснил ценность частичного нажима на артерию Геджаса вместо полного ее удушения. Это, по его мнению, должно было заставить турок держаться за Медину и одновременно лишить их возможности осуществления какой-либо серьезной операции.
В отношении оказания непосредственной помощи предстоявшему наступлению Алленби Лоуренс колебался в выборе решения.
"Нам следовало быть готовыми к моменту наступления Алленби и в таком месте, где наши силы и тактика ожидались бы меньше всего и оказались бы наиболее разрушительными. На мой взгляд, таким центром притяжения был Дераа, железнодорожный узел линии Иерусалим — Хайфа — Дамаск — Медина, являвшийся средоточием турецких армий в Сирии, общий пункт всех их фронтов и волей случая — районом, в котором находились огромные нетронутые резервы арабов-бойцов, обученных и вооруженных Фейсалом".
Одни лишь арабы благодаря их исключительной подвижности имели все шансы нанести удар по этому солнечному сплетению турецкого организма. Лоуренс обдумывал некоторое время, как призвать к оружию всех своих сторонников и разбить турецкие линии сообщения силой. В штабе Алленби были уверены, что при любом руководстве 12000 арабов будет достаточно для того, чтобы произвести стремительный натиск на Дераа, разрушить все железнодорожные линии и даже захватить внезапным ударом Дамаск. Любая из этих операций сделала бы положение армии в Бершеба критическим.
Причиной воздержания Лоуренса явилось его сомнение в способностях британской армии и учет последствий возможной неудачи для конечной цели. Хотя арабы в районе Дераа и были достаточно подготовлены к восстанию, но Лоуренс чувствовал, что призывать их к выступлению теперь означало рискнуть наилучшим резервом, который Фейсал берег для последнего момента успеха в расчете, что первая же атака Алленби сметет противника и погода в ноябре будет благоприятствовать быстрому наступлению.
"Я мысленно оценил британские войска и почувствовал, что не могу убедить себя положиться на них. Рядовые солдаты зачастую были прекрасными бойцами, но их генералы столь же часто проявляли свою глупость и проигрывали то, что первым удавалось выиграть на незнании противником обстановки. Алленби еще не имел никакого опыта, а его войска были задержаны на месте и подорваны периодом командования Мюррея. Казалось, что может наступить время для другой попытки в следующем году. Поэтому для блага арабов я решил не рисковать".
Сомнение, которое удерживало Лоуренса, в данном случае подсказало ему лучшее решение, чем его обоснованные расчеты.
Но если чувство долга по отношению к арабам удержало Лоуренса от возможности поставить на карту их будущее, то чувство долга по отношению к Алленби заставило его пойти на риск собой и предпринять удар по сообщениям находящегося перед войсками Алленби противника.
Участком, выбранным Лоуренсом для нанесения противнику удара, была долина реки Ярмук, представлявшая собой узкое и обрывистое ущелье, над которым поднималась вверх железная дорога из Палестины к Дераа. Этот железнодорожный участок образовывал правую половину горизонтальной черты маленькой буквы «т», соединявшейся с большим «Т» в виде «тТ». Линия, шедшая вверх с целым рядом поворотов, несколько раз проходила над горным потоком через многочисленные мосты. Наиболее трудными для исправления были мосты, находившиеся дальше всего на запад и на восток. Разрушить любой из этих мостов означало отрезать турецкую армию в Палестине от ее базы — Дамаска — по крайней мере недели на две и лишить ее при наступлении Алленби возможности отхода. С практической точки зрения достоинство этого плана заключалось в том, что турки, считая мосты находящимися почти в полной безопасности и поскольку они далеко отстояли от Акабы, охраняли их очень слабо. В отношении же своего возможного эффекта план имел еще то преимущество, что в случае поражения турецкой армии под двойным натиском с фронта и с тыла набег на Ярмук мог быть превращен в общее восстание арабов, которое понесло бы их волной на Дамаск вместе с наступавшим вслед за ними Алленби.
Алленби согласился с этим предложением и решил попытаться нанести удар 5 ноября или же в один из следующих трех дней. Его наступление на Бершеба было намечено на 31 октября, и он надеялся сопроводить его главным ударом на внутренний фланг турок несколькими днями спустя.
Затем Лоуренс вернулся в Акабу для подготовки экспедиции. Поскольку Назир все еще отсутствовал, он договорился с Фейсалом об использовании для набега Хуссейна — молодого и отважного вождя, который "превзошел самого
Ньюкомба" за время набегов на железнодорожную линию и имел необходимый престиж для того, чтобы повлиять на арабские племена. Симпатизирующие восстанию арабы в Дамаске также были предупреждены о необходимости быть готовыми и в особенности Ази-Риза-паша — начальник турецкой базы и тайный союзник шерифа. Учитывая трудность подрыва большого стального моста, который являлся объектом задуманного Лоуренсом набега, и возможность сделаться жертвой несчастного случая, он захватил с собой дублера в лице базового инженера из Акабы. Для предотвращения подхода подкреплений противника во время уничтожения им моста Лоуренс решил взять с собой также группу пулеметчиков-индусов, которые уже принимали участие в набегах раньше.
В последний момент к ним присоединился эмир АбдЭль-Кадер — внук человека, который оказывал сопротивление французским войскам в 40-х годах. Он был главой алжирских изгнанников, живших на северном берегу Ярмука. Абд-Эль-Кадер возвращался обратно из поездки в Мекку. Предложенная им помощь была желательной, потому что она давала возможность осуществления контроля средней часта Ярмука через его людей без риска поднятия восставая во всей местности в целом. Однако, дав согласие на принятие помощи, Лоуренс был встревожен телеграммой, полученной от Бремона и предостерегавшей его о том, что Абд-Эль-Кадер получает деньги от турок. Трудно было сказать, являлось ли это подозрение более обоснованным, чем антифранцузские взгляды Абд-Эль-Кадера. Лоуренс, читая телеграмму Бремона, решил взять своего нового союзники под сомнение. Фейсал заметил: "Я знаю, что он сумасшедший, но я думаю, что он честен. Берегите свои головы, но используйте его". В результате Лоуренс пошел на риск, оказывая Абд-Эль-Кадеру "полное доверие, исходя из того принципа, что жулик не повредит нашей честности, а честный человек делается жуликом скорее всего благодаря подозрению". Но Абд-Эль-Кадер все же оказался палкой в колесах не столько из-за своего плутовства, сколько изза своей глупости. Отличительными чертами последней являлись его фанатизм и оскорбленное достоинство.
24 октября экспедиция выехала из Акабы, направившись к лагерю Ауда. До Джефира их сопровождал Ллойд, который с сожалением возвращался в Египет, для того чтобы оттуда выехать в Европу, так как он получил приказ о переводе его в межсоюзнический штаб в Версале. Лоуренс имел тем больше оснований сожалеть об его отъезде, что между Али и Абд-Эль-Кадером уже начинались трения. Ауда также был еще в ссоре со своими младшими вождями. Заал же, на чью опытность в проведении набегов Лоуренс особенно рассчитывал, не проявил никакого желания принять участие в операции. Пресыщение богатством превратило этого "храброго рыцаря" в мудрого человека: вновь приобретенное им богатство сделало жизнь слишком драгоценной для него.
Сидя ночью вокруг костра, прежде чем отправиться в поход из Джефира, они "слышали где-то далеко гул раскатов, слишком неясных для того, чтобы их можно было хорошо различить, и похожих на отдаленную грозу". Это была бомбардировка укреплений Газы английскими орудиями, подготавливавшими наступление для войск Алленби.
Две дивизии кавалерийского корпуса и четыре пехотные дивизии 20-го корпуса, совершая переходы ночью, уже начали обход в восточном направлении для нанесения противнику решительного удара. Таким образом близ Бершеба оказались сосредоточенными 60 000 штыков и сабель против менее чем 5 000 турок. Пригвожденные к своим позициям атакой британской пехоты 31 октября, турки не были в состоянии воспрепятствовать обходу их восточного фланга австралийскими и новозеландскими кавалерийскими частями. Незадолго до наступления сумерек город был взят. В результате левый фланг главной позиции турок оказался обнаженным.