Щеки у Тибрика зарумянились, глаза блестели. Голос стал глухим и сиплым.

- Машину увести - плевое дело. Лучше всего вечером, у театра. Стоишь, караулишь. Подъехали старики, вошли в театр; как начнется первое действие - садись за руль и дуй во все лопатки. Открыть дверь не проблема, включить зажигание тоже ерунда.

У Тибрика и в мыслях не было красть такую громоздкую вещь, как машина, просто захотелось порисоваться перед Бородой.

- Водить умеешь? - деловито спросил Борода. Тибрик самодовольно прыснул.

- Хе-хе, старик! А то нет? Еще в школе научился, и в моторах кое-что смыслю. Значит, в нашем распоряжении три часа. Закончится спектакль, старик выйдет из театра, а машины нет. Пока сообщат ментам, пройдет еще полчаса. За это время надо уехать подальше и как следует спрятать машину.

- Где гараж - знаешь? - опять нарушил молчание Борода. Плутовато сощурив глаза, он жевал черную корку.

- У кинотеатра "Тейка". Но там злой кобель, к гаражу не подступишься. Говорю тебе, единственный шанс - у театра.

Борода перестал жевать, тряхнул пустым пузырьком и швырнул его в раковину.

- Не годится! Зимой машину трудно спрятать. Покататься по городу можно. Пока не зацапают.

В уборной появился парень в телогрейке, в кирзовых сапогах, шапке-ушанке. Оглядел Тибрика с Бородой, потоптался немного, подошел.

- Кореша, огонька не найдется? Курить страх как хочется. А? - Он вытащил из кармана пачку "Примы". - Сигареты есть, а спичек нет. Так что найдется?

Тибрик проворно отыскал в кармане спички, взял предложенную сигарету, Борода тоже. Все трое закурили. Парень махнул рукой на раковину.

- Дерябнули, а? Что за штука? - У незнакомца испитое лицо, на щеке шрам, глаза с прищуром - узкие щелочки. Борода не проронил ни слова, а Тибрик даже крякнул от удовольствия.

- Луковки! Вещь что надо.

- Не приходилось этой дряни пробовать! - Незнакомец взял пузырек, изучил наклейку. Борода тем временем оглядел его с ног до головы. Глаза у Бороды светло-серые, почти стальные, взгляд проницательный, острый.

- Из заключения? - спросил он. - Сколько отгудел?

Незнакомец швырнул пузырек обратно в раковину.

- Трояк за драку. Сегодня выскочил. Выпить страх как хочется. А вы, кореша?

Тибрик сделал рукой многозначительный жест.

- А мы тут по Риге. Свои ребята... Хе, старик! - Последние слова прозвучали криком изумления, потому что незнакомец вытащил из кармана рубль, за ним еще один.

- Где они продаются, а? - спросил он, кивнув на пузырьки. Тибрик хихикнул.

- Вещь что надо. Только по блату. Тебе не дадут, а вот ему пожалуйста. - Тибрик посмотрел на Бороду. - Он дамочке из аптекарского приглянулся.

- Мне в этой дерюге не охота людям глаза мозолить. На, возьми на все. Закуска есть? Ну, и жратвы какой-нибудь.

Он дал еще полтинник.

Борода скрылся за дверью, Тибрик пошарил по карманам, достал ломоть хлеба.

- Один завалялся. Может, пожуешь?

Незнакомец взял хлеб, глотал жадно и торопливо.

Не потому, что голоден, просто повадка такая: хватать и хапать.

Вернулся Борода. Карманы оттопырены, в руке завернутый в бумагу кусок колбасы.

- Три часа. Пора мотать отсюда, - сказал он.

Борода раздал каждому по четыре пузырька. Ловко сковырнул лак с головки, вынул пробку, вылил содержимое в горло.

Тибрик глядел на Бороду с восхищением: сколько выпил - и ни в одном глазу. А Тибрик захмелел.

Незнакомец в этом деле тоже слабак. После третьего пузырька понесло его на откровенность, руками размахался. Фамилия его, говорит, Админис, звать Янкой, живет в районе Саркандаугава, сейчас прямой дорогой домой. Как-то еще баба примет?

В половине пятого выпили по последнему пузырьку, Раковина доверху завалена склянками.

Тибрик не помнил, где и когда потерял Бороду и Админиса. Пришел в себя у входа в Центральный универмаг. Между двумя дверьми его обвевает потоком теплого воздуха, и так это приятно, так хорошо. Постоял, прижавшись спиной к стене, обогрелся, надумал войти в магазин.

Покупатели говорливой толпой мелькают перед глазами, плывут вдоль прилавков. Тибрик через все это многолюдье добрался до молочного отдела.

На прилавке - рукой достать - стоят три бутылки со сливками. Кто-то из покупательниц отвлек продавщицу.

Тибрик машинально взял бутылку, сунул в карман, затем - другую.

Перед глазами голубая дымка, кажется ему, сейчас раннее утро, и он совершает обычный обход гастрономов.

Третью бутылку взять не успел. Поднялся переполох.

Кто-то стиснул его плечо, кто-то прокричал прямо в ухо:

- Что ж это вы, молодой человек! - И Тибрик вдруг осознал, что стоит у прилавка молочного отдела и что перед ним сержант милиции.

Из кармана извлекли бутылки, и глаза Тибрика расширились от ужаса.

Он украл сливки! Теперь не оберешься неприятностей. Так и есть. Сержант повел к выходу, двое свидетелей следом.

Свежий воздух привел его в чувство, в отделение милиции он пришел совсем протрезвевшим.

Там майор и двое сержантов. Пока майор изучал его паспорт, Тибрик успокоился. Паспорт в порядке, прописка есть, есть и печать с места работы - тиснул свой парень из отдела кадров на одном заводе. Все чин чинарем.

Вот только бутылки, будь они прокляты, но, чтобы там ни было, просить и хныкать Тибрик не станет, пускай сажают на пять суток. Больше не дадут. Он бутылки не крал, взял у всех на виду. Мелкое хулиганство! Пять суток, не больше.

Майор отложил в сторону паспорт.

- Обыскать.

Сержант, составлявший протокол, махнул ему:

- Подойди сюда! Выкладывай все из карманов!

Оба свидетеля сидят на скамье у стены. Тибрик послушно выложил содержимое карманов на стол.

Два рубля, связка ключей, самописка, носовой платок, перочинный ножик, открывалка для пивных бутылок, зеркальце.

- Все? - спрашивает сержант. Майор посмотрел на пухлый карман пиджака и бросил:

- Проверить!

Сержант поднялся, быстро ощупал одежду Тибрика.

Из кармана пиджака вытащил записную книжку в красном переплете.

Тибрик залился румянцем, невольно сделал шаг вперед и просительно вытянул руку.

Не для посторонних глаз эта книжка. Но майор говорит сержанту:

- Посмотри, что там.

Сержант раскрывает ее, читает про себя, и лицо его расплывается в улыбке.

- Эге! Товарищ майор! Да ведь он поэт. Вот послушайте. - И сержант читает не своим, изменившимся голосом:

Неспокойно стало в море.

Ветер мчится во всю прыть.

Мне б хотелось с ним в просторе

Биться насмерть, победить.

У Тибрика такое чувство, будто его раздели. Просто ужасно! Он сам себя вывернул наизнанку, словно старую рукавицу, - все заплаты на виду. А дальше будет о его беспокойстве, о его тоске и желании быть честным, ничего не красть и...

Это его тайна, его мечта. Для себя писал, не для других.

Один прыжок, и он рядом с сержантом, вырвал книжку, еще два шага, и он у бумажной корзины.

Яростно выдирает и рвет страницы, мелькают клочки бумаги, белые, неуловимые. Через несколько мгновений и красная обложка сиротливо лежит на полу.

Все произошло так быстро, что милиционеры рты пораскрывали от удивления, смотрят на Тибрика ошарашенно.

Последние клочки бумаги медленно опускаются на пол.