Именно они и сообщили печальную весть...

Нас (в ожиданиях непоправимого) в те дни нарочно привезли с Эзели в Ригу и учили в казармах Рижского конно-егерского полка. У нас шли занятия, когда в Цитадели вдруг тяжко грохнула пушка. Мы все вскочили со своих мест, хоть шел урок картографии и нельзя даже тронуть кальки карт во время копирования.

Через миг двери в класс распахнулись и вошел граф Спренгтпортен со словами:

- "Господа, я пришел сообщить о большом горе", - на его левом рукаве был уже повязан черный муаровый бант, и мы сразу поняли, о чем речь.

Мы построились, повязали черные ленты и вышли из класса с непокрытыми головами. На улице моросил мелкий дождик и дул сильный ветер с моря, который резал капельками дождя наши лица, но мы не чувствовали боли. Все шли молча, но на уме у нас был один лишь вопрос, - будет ли война с Россией?

По мере того, как наш отряд подходил к Ратуше, улицы заполнялись народом. Все были в трауре и почти все женщины плакали. Плакала моя матушка, покрыв волосы черной шалью, плакали прочие еврейки, а офицеры латвийской армии глухо переговаривались, передавая друг другу известия о том, как проходит мобилизация наших частей. Латвия вставала под ружье, готовясь к страшной войне с великим восточным соседом.

Я плохо помню подробности панихиды, единственное, что осталось в памяти, - я стою под проливным дождем (моросящий дождик сменился ужасным ливнем - недаром так тянуло с моря!) и утешаю Дашку. Ей было всего одиннадцать лет и она последние годы провела у юбки нашей с ней бабушки. Теперь у нее сделалась настоящая истерика. Мне самому дико хотелось разрыдаться, но обязанности старшего брата не позволяли мне это сделать и я только сжимал Дашку в объятиях, успокаивая ее.

Самым же страшным в этих слезах были Дашкины всхлипывания:

- "Ненавижу! Как же я его ненавижу! Он сказал мне: "Когда старая шлюха сдохнет, папка подарит мне настоящую лошадь, а тебя с Сашкой - лишит наследства!" Как же я его ненавижу!" - а невольные свидетели этих горьких слез, догадывались, что речь идет о нашем брате и, содрогаясь от бездны, разверзшейся внутри нашей семьи, - спешили отойти дальше. Кому охота влезать в это страшное и уже - недетское горе?!

Так мы похоронили бабушку. Потом были указы новоявленного Императора Павла об "объявлении всех жидов вне закона", "о губернском устройстве Прибалтики" - по которому Латвия делилась на четыре куска - Эстляндию, Лифляндию и Курляндию, а "даугавские земли" отходили к губернии Витебской.

Были еще указы о "правилах престолонаследия", согласно которым наша семья лишалась всяких прав на русский престол и даже - назначение Кристофера Бенкендорфа рижским генерал-губернатором! Много было всякой ереси и прочих павловских благоглупостей, которые кончились пшиком,- ибо их можно было привести в жизнь только силой оружия.

Нет, прямо в ноябре 1796 года, пока еще не успел остыть бабушкин труп, наш коротышка совсем уж надумал воевать и даже назначил командующим самого Суворова. Да вот только тот, будучи во сто крат умнее нашего недоросля, немедля отказался от такой чести, заявив: "Стар я воевать против штуцеров на мушкетах...". За что и попал в опалу. Правда, от войны Павел почему-то вдруг отказался. Он у нас был весьма переменчивый.

Ну да Бог с этим, - я учился в Эзельской Школе и расчеты опор мостов, да построение полевых карт заботили меня больше, чем интриги политические. К тому же я, по матушкиным стопам, увлекся химией, и мне было во сто крат интереснее собирать перегонные кубы, да выдувать стеклянные дефлегматоры, нежели вникать в очередные затеи несчастного сифилитика.

x x x

Блестящее правление моей бабушки под конец было... Нет, не испорчено. Должность правителя -- докучная штука. Хорошо, коль ваш друг -- настоящий министр. Но годы берут свое...

Что вы сделаете со старым товарищем?

За годы правления он обрастает сторонниками. Уберите его и в его лесу подымется буря -- вековые стволы будут рушиться один за другим, подминая под себя юную поросль. Может быть -- новый министр будет и лучше, но удаление прежнего расколет правительство и лишит вас многих старых друзей.

Готовы ли вы общаться с "молодыми, да ранними"? И догадываетесь - или нет, - что вас первого "молодежь" считает "историей" и тщится отправить на свалку?

Эти люди не помнят событий и развлечений из вашей молодости, не поют старых песен и не ведают ваших танцев. А вы не понимаете ни их шуток, ни новомодных (и весьма странных!) привычек.

Вы будете пытаться "подмолодиться", конечно, но... Это никого не обманет. Равно как старая дама смешна рядом с юными жиголо, так и старый король жалок в окружении юных министров. (И если старец -- мужик, его все зовут "содомитом", а если сие -- королева, все говорят -- "шлюха на троне"!) Итог же этого -- одиночество.

Нет, если вы не хотите остаться один -- ненужный и презираемый обществом, нужно держаться друзей -- Вашего детства. Конечно, - "Короля играет его свита", но и - "Каков поп, таков и приход"!

Те из великих, кто имел несчастье состариться, оставшись при том -человеком, к концу собственного правления имели правительство глубоких старцев и застой и гниенье в стране.

Таков был закат Петра Великого в нашей стране. Только ленивый не ругал его под конец "пьяницей" и "табачником". Пришедший на смену Бирон и вправду не пил водки и не курил табака.

Над "устарелыми понятиями" и "Кодексом Чести" Короля Солнце в последние годы смеялась вся "просвещенная" Франция... Досмеялись до Робеспьера с его гильотинами.

Тяжко и долго задыхалась Англия в последние годы Елизаветы Великой. На смену ей пришел содомит Яков Стюарт и привел за собой милейшего Кромвеля. Уж тот-то хорошенько "проветрил головы" всем недовольным, просушив их на солнышке.

Испания проклинала в конце жизни своего Карла Великого. Как же она радовалась воцаренью нового короля -- Филиппа! Кровавого... При коем Испания перестала быть страной, "где не заходит Солнце".

Я мог бы множить примеры, - но факт остается фактом: если правитель добр и человечен, его подданные начнут проклинать его еще при жизни. За "Несвободу". За отсталость страны во всем. За архаичные формы правления. За дружеские чувства к выжившим из ума маразматикам, которые управляют страной.

На волне сего недовольства всегда приходят молодые, да рьяные. Желающие все изменить. Вот тогда-то страна и взвывает от ужаса и уже после смерти называет "выжившего из ума" старичка, иль старушку -- Великим. Или -Великой.

По "имперской истории" на сегодняшний день "Великих" на Руси только лишь двое -- Петр, да моя бабушка. Всех остальных придавила корона до самого что ни на есть -- обычного состояния. А в обычном состоянии сию Империю не поднять... Не хватит Величия...

Именно это и случилось с Императором Павлом. Да, к моменту смерти моей бабушки страна устала от ее "просвещенного абсолютизма" и жаждала перемен. Да, "вельможи в случае", - те что "тем паче" - утомили всех своим сребролюбием. Да, вся Империя потешалась над страстью бабушки к миловидному графу Зубову и звала ее... вы знаете как. Россию же сама же Россия называла "просвещенным борделем".

Да, все это было... Но Павел не понял самого главного, - сие было следствием слишком долгого правления одних и тех же людей, а любая Власть... Власть -- страшная штука.

Из самых первых рук доложу: бабушка моя никогда не была шлюхой. Видите ли... Всю жизнь она любила одного-единственного человека -- ее "Гришеньку". Князя Орлова.

Другое дело, что Григорий Орлов воспитался его матушкой -- баронессой фон Ритт в самых что ни на есть -- прусских традициях. Он был красавец, бретер, волокита и бабник. Разумеется, - прекраснейший офицер и специалист инженерного дела. И при всем том -- ужаснейший организатор и совсем никакой управленец. (Сие -- обычные доблести и вопиющие недостатки всей военной касты пруссаков. Отсюда и военные поражения Пруссии при великолепнейшем офицерстве.)