VI

Гоголь первый, после Петра I, поставил снова вопрос о том, что русская жизнь и русская культура должна строиться на идеалах Православия, потому что в идеях Православия "заключена возможность разрешения вопросов, которые ныне в такой остроте встали перед всем человечеством". "...равновесие создается на некоторое историческое мгновение, отмечает архимандрит Константин в статье "Роковая двуликость Императорской России", - для которого опять-таки лучшей иллюстрацией является Пушкин". С окончанием этого краткого равновесия раскрылась трагедия Императорской России, основы которой были заложены революцией Петра. "Мистическая пропасть разверзлась между живым еще, многовековые корни имеющим прошлым, и тем, в чем жило имперское будущее. Эту пропасть ощутил мистическими сторонами своего существа Гоголь, дав своим ощущениям выход, со выспренностью своего публицистического пера, в "Переписке с друзьями". Со всей силой жизненной правды явлена была эта безвыходность предсмертным сожжением второй части "мертвых. душ". Многозначительность этого движения души подучила свой подлинный смысл только в свете позднейших событий, нами переживаемых. То не личная была только драма, а переживание чуткой душой Гоголя - того разрыва между господствующими идеалами жизни и Церковной Истиной, который присущ Российской "имперской" действительности". Гоголь - первый пророк возврата к целостной религиозной культуре. Гоголя глубоко волновал наметившийся в сороковых годах глубокий идейный разлад русского общества, значительная часть которого, как Белинский, занялись ниспровержением всех основ русского национального государства и национальной культуры. Гоголь первый, раньше Достоевского, поднимает вопрос об оцерковлении жизни. Основной мыслью Гоголя была мысль, что Церковь до сих пор не вошла в русскую жизнь в нужном масштабе. В "Выбранных местах" Гоголь выступил как защитник основных духовных начал русской жизни, как защитник моральных устоев, без которых невозможна жизнь нормального национального государства. В начале похода возникшей русской интеллигенции на Православие, русскую государственность, духовные начала самобытной русской культуры, Гоголь имел мужество, выступить против тех, кто начал уже рыть могилу русскому народу. Гоголь видел ту бездну, в которую хотел вести Россию Белинский и его единомышленники. "Выбранные места" подготовлены Гоголем в 1847 году и напечатаны в начале года накануне подготовляемой масонами серии революций в Европе. Эта книга является как бы последним предупреждением складывавшейся именно в эти годы русской интеллигенции. Гоголь писал А. О. Россети в апреле 1847 года, что "Выбранные места из переписки с друзьями" были изданы им с целью выяснить духовное состояние современного русского общества. "Книга моя, - пишет он, - в некотором отношении пробный оселок, и поверьте, что ни на какой другой книге вы не прощупали бы в нынешнее время так удовлетворительно, что такое нынешний русский человек, как на этой". Проф. И. В. Андреев правильно отмечает, что эта книга Гоголя "самая искренняя книга в русской литературе. В основном эта книга о Боге и Церкви, в которой Гоголь так же, как и Ив. Киреевский и Хомяков призывал своих современников к жизни в Церкви". "Религиозно-политическое значение "Переписки" было огромное. Эта книга появилась в то время, когда в незримых глубинах исторической жизни решалась судьба России и русской православной культуры. Устоит ли Россия в Православии, или соблазнится атеизмом и материализмом? Удержится ли в России православное самодержавие, или восторжествует социализм и коммунизм? Эти вопросы были связаны и с другими, еще более глубокими, касающимися уже судеб всего мира. Что впереди? Расцвет и прогресс безрелигиозной гуманистической культуры, или начало пред-апокалипсического периода мировой истории? Гоголь громко и убежденно заявил, что истина в Православии и в православном русском самодержавии, и что решается историческое "быть или не быть" православной русской культуре, от сохранения которой зависит и ближайшая судьба всего мира. Мир же - при смерти, и мы вступили в пред-апокалипсический период мировой истории". ("Религиозное лицо Гоголя"). Вместе с Достоевским Гоголь является одним из самых христианских по духу русских писателей. Как и Достоевский, Гоголь, глубинными истоками своего творчества исходит из Остромирова Евангелия, как правильно указывает Вогюэ. Гоголь "внес в русскую жизнь ту тему, которая доныне является одной из центральных тем русских исканий, - о возврате культуры к Церкви, о построении нового церковного мировоззрения - о "православной культуре". По мнению Гоголя вопрос о добре, о необходимости делания добра, неотвратимо стоит перед каждым человеком, но этот вопрос не получает надлежащего ответа благодаря антихристианской настроенности многих людей, ошибочно считающих себя христианами. "Страшно то, - пишет Гоголь в одном месте, - что мы уже в "добре не видим добра", то есть не в силах воспринимать подлинное, настоящее добро, как добро". Взгляд, что прогрессивные воззрения не могут быть органически соединены с Православием, мешал; русским европейцам проникнуть умственным взором в духовную сокровищницу Православия. Люди придерживавшиеся подобного взгляда видели только факты внешней деятельности официальной Церкви, которая их не воодушевляла, так как они считали, что вся деятельность современной Православной Церкви направлена только на поддержание крепостного строя и Царской власти. Но за внешней деятельностью официальной Церкви не видели духовных сокровищ Православия хранимых и развиваемых в Оптиной Пустыне и других очагах подлинного Православия. Вместе с Хомяковым Гоголь был одним из первых образованных людей своей эпохи, который понял, что приверженность Православию может сочетаться с прогрессивностью убеждений. И больше того - правильно и верно понимаемое Православие может быть источником истинного политического и социального прогресса. И в этом плане Гоголь является, вместе с Хомяковым и Киреевским выдающимся борцом против усвоенного образованными слоями крепостнического общества идейного наследства русского вольтерьянства и масонства. Православная Церковь, утверждал Гоголь, "одна в силах разрешить все узлы недоумения и вопросы наши, которая может неслыханное чудо в виду всей Европы, заставив у нас всякое сословие, звание и должность войти в их законные границы и пределы и, не изменив ничего в государстве, дать силу России, изумить весь мир согласною стройностью того же самого организма, которым она доселе пугала, - и эта Церковь нами незнаема! И эту Церковь, созданную для. жизни, мы до сих пор не ввели в нашу жизнь! - Нет, храни нас Бог защищать теперь нашу Церковь. Это значит уронить ее. Жизнью нашей должны мы защищать нашу Церковь, которая вся есть жизнь; благоуханием душ наших должны мы возвестить ее истину" (Письмо VIII. "Несколько слов о нашей Церкви и духовенстве"). Ясно понимая, какую грозную опасность несет идейная неустроенность русского образованного общества и зарождавшегося масонствующего ордена Р. И., Гоголь считал, что Россия может спастись только большой христианизацией русской жизни. "Мне ставят в вину, - пишет Гоголь, - что я заговорил о Боге... Что же делать, если наступает такое время, что поневоле говорится о Боге. Как молчать, когда даже камни готовы завопить о Боге?" "Иконы вынесли из храма - и храм уже не храм: летучие мыши и злые духи обитают в нем". "Мир уже не в силах прямо встретиться с Христом и в этом его болезнь и ужас". Все неустройство русской жизни, по мнению Гоголя, происходит от того, что русский образованный класс перестал ценить великое духовное сокровище, которое всегда ценил раньше русский народ - Православие.

VII

Причины ненависти Алданова к Гоголю, как и причины ненависти к его религиозному и политическому мировоззрению основателей Ордена, вскрывает автор книги изданной в 1957 году в Москве "Гоголь в Николаевской России" М. Гус: "Одновременно с этим погружением в православие, в его сознании углублялась мысль о Самодержавии, как самом Богом созданной для России форме устройства, обеспечивающей русский народ от "страхов и ужасов" Западной Европы. Идея преданности русскому царю соединяется у Гоголя с идеей верности православию. К двум этим "китам" прибавляется и идея "народности" в духе того славянско-российского национализма, который появился уже во второй редакции "Тараса Бульбы" и во вставке в главу XI "Мертвых душ", сделанной Гоголем в Москве. Наконец, Гоголем овладевает и мысль, что свое будущее Россия "Православия, Самодержавия и Народности" должна искать в своем прошлом". "Идеи Православия, самодержавия, российско-славянского национализма и поворота вспять, к средневековому прошлому, и составили содержание той проповеди, с которой Гоголь обратился к России в "Выбранных местах из переписки с друзьями". Эти идеи не были достоянием одного только Гоголя. Конечно, он пришел к таким выводам из своих мучительных раздумий и колебаний самостоятельно, но это вовсе не значит, что взгляды его друзей-славянофилов не оказали на него никакого влияния. Он пристально следил за тем, что делают его московские друзья, и солидаризировался с ними, когда они взяли в свои руки погодинский "Москвитянин". Гоголь придерживался взгляда Пушкина, что замена монархического строя республиканским не сможет сразу улучшить жизнь в России. "Прошло то время, - писал Гоголь в наброске статьи "О сословиях в государстве", когда идеализировали и мечтали о разного рода правлениях, и умные люди, обольщенные формами, бывшими у других народов, горячо проповедовали: одни - совершенную демократию, другие - монархию, третьи аристократию, четвертые - смесь всего вместе, пятые - потребность двух борющихся сил в государстве". "Наступило время, когда всякий более или менее чувствует, что правление не есть вещь, которая сочиняется в голове некоторых, что она образуется нечувствительно, само собой, из духа и свойств самого народа, из местности - земли, на которой живет народ, из истории самого народа". На царскую власть Гоголь смотрел так же, как и Пушкин, как на народную власть отвечающую русскому народному миросозерцанию и характеру, как на основную творческую силу русской истории, которая, несмотря на все свои недостатки и ошибки, сумела провести русский народ сквозь все бесчисленные опасности стоявшие на его пути. На царя Гоголь смотрел глазами человека из народных низов - как на слугу Бога и слугу народа. Уничтожение царской власти по его мнению не принесет ничего, кроме новых страданий. Так же, как и Пушкин, Гоголь ясно видит недостатки современной ему России, но так же, как и Пушкин считает, что заговоры и революции не смогут дать счастья народу. Гоголь, развивая мысль, что здоровое национальное государство должно покоиться на твердом фундаменте социальной гармонии и социальной справедливости. Как Царь должен заботиться о всех сословиях, о всех людях, являясь отцом Отечества, так и все сословия должны стремиться к справедливости. Справедливость, справедливость и еще раз справедливость. Справедливость ко всем, справедливость во всем, справедливость немедленно, сегодня, а не когда-то в далеком будущем, когда люди станут бескрылыми ангелами. Борьбу за превращение крепостнической России в подлинно христианское государство, по мнению Гоголя, ни в коем случае нельзя откладывать до того времени, когда будет ликвидировано крепостное право. Борьба за Святую Русь должна начаться немедленно, сейчас же, ибо ждать более нельзя, еще внутри крепостнического общества. Белинский, Герцен, Чернышевский учили ненавидеть настоящее и любить только ВООБРАЖАЕМОЕ прекрасное будущее: "...будущее светло и прекрасно, любите его, - призывал Чернышевский, - стремитесь к нему, работайте ДЛЯ НЕГО, приближайте его, ПЕРЕНОСИТЕ ИЗ НЕГО в настоящее, сколько можете переносите: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в нее из будущего". Гоголь категорически восставал против этой внешне привлекательной и соблазнительной для молодежи установки, но антихристианской и антиисторической. "Мы должны с надеждой и светлым взором смотреть в будущее, которое в руках Милосердного Бога". "В руках у Милосердного Бога все: и настоящее, и прошедшее, и будущее. От того вся и беда наша что мы не глядим в настоящее, а глядим в будущее. От того и беда вся, что иное в нем горестно и грустно, другое просто гадко; если же делается не так, как нам хотелось, мы махнем на все рукой и давай пялить глаза в будущее. От того Бог и ума нам не дает; от того и будущее висит у нас у всех точно на воздухе: слышат некоторые, что оно хорошо, благодаря некоторым передовым людям, которые тоже услышали его чутьем и еще не проверили законным арифметическим выводом; но как достигнуть до этого будущего никто не знает..." "Безделицу позабыли: позабыли, что пути и дороги к этому светлому будущему сокрыты именно в этом темном и запутанном настоящем, которого никто не хочет узнавать; всяк считает его низким и недостойным своего внимания и даже сердится, если его выставляют на вид всем".