Сомнения не было. У китайца сохранились часы, подаренные мулаткой. Эти часы принадлежали Бланш, их подарил ей Андрэ в прежние, лучшие дни; на крышке красовался вензель. Записка была очень коротенькой, в несколько строк:
«Мне представился случай сообщить вам, где я нахожусь. Меня забрали от госпожи Л*** по письму, написанному и подписанному вами. Я думала, что еду к вам, и была очень рада. Из Марселя я выехала в сопровождении одной дамы, которая очень внимательно относилась ко мне всю дорогу. В Борнео меня арестовали, лишив возможности связаться с кем бы то ни было.
Что я сделала? Что им нужно? Я живу во дворце у раджи.
Это настоящая крепость. Там же живет один европеец, которого я очень боюсь. Он хорошо знал моего отца, и все-таки я не могу его выносить. Почему они лишают меня свободы, если у них нет дурных намерений? Почему они схватили меня обманом, если действуют из честных побуждений?
Мне сказали, что я никогда вас не увижу.
Друзья, помогите мне! Я чувствую, что умру без вас. Помогите мне, если любите!
Бланш
P.S. Этот человек называет себя здесь Гассаном, но я узнала его настоящее имя: его зовут Венсан Боскарен».
Одно это имя объяснило Андрэ все. Человек, носивший его, был другом и помощником атамана шайки бандитов, разгромленной, но не истребленной капитаном Флаксханом, который потопил своих сообщников в безымянном аттоле у берегов Тимора, искупив этим свои преступления.
Наши друзья были людьми деятельными и быстро составили план. Андрэ продал за бесценок плантацию на Суматре и, получив наличные деньги, отправился в Сингапур. Там он купил пять английских костюмов и пять превосходных скорострельных карабинов системы Ваттерли-Гинара и присоединился к товарищам в городе Банджермассинге, находящемся на юге Борнео и насчитывающем десять тысяч жителей.
После первого же путешествия по владениям борнейского раджи французам стало ясно, что освободить девушку одним ударом невозможно. Прежде всего необходимо было связаться с ней, но это было очень трудно, ведь они не знали мулатки, переславшей письмо. Приходилось хитрить, тянуть время, выжидая благоприятного случая, а пока что тщательно скрываться, чтобы не возбудить подозрений.
Как раз в это время начались волнения среди независимых даяков из-за того, что раджа вздумал обложить их налогами, от которых они до сих пор были освобождены. Андрэ быстро сообразил, что этим можно воспользоваться и в то же время помочь угнетенным. Не медля ни минуты, он отправился в глубь острова, проник в центр движения и ловко раздул первое пламя мятежа. Знание малайского языка дало ему возможность призвать восставших к крестовому походу против борнейского раджи. Даяки, видя, что в их судьбе принимают такое большое участие европейцы, стали мечтать о возвращении героических времен раджи Брука. Их природная храбрость проснулась, они решились даже напасть на регулярные войска магараджи и нанесли им несколько ощутимых поражений.
Возвращаясь из похода, наши французы встретили яхту и помогли ей выйти из опасного положения.
Сэр Гарри Паркер, богатый человек и страстный любитель морских путешествий, ехал в гости к своему брату, губернатору острова Лабоана. Для британца такое путешествие все равно, что небольшая прогулка. Сэр Гарри преспокойно отплыл из Глазго в Океанию, как будто ехал не дальше Ниццы, с той лишь разницей, что на яхте обыкновенные сигнальные пушки были заменены двумя орудиями системы Витворта и двумя револьверными пушками Гочкисса. Превосходно построенная и приспособленная к далеким путешествиям, яхта отлично выдержала испытания.
Длина ее была сорок пять метров, ширина восемь, а водоизмещение пятьсот тонн. На яхте был установлен паровик в 75 лошадиных сил, и она могла увезти восемьдесят тонн угля. «Конкордия» передвигалась со средней скоростью десять узлов в час, расходуя четыре тонны топлива в день.
Но хозяин этого прекрасного корабля, будучи любителем маневров с парусами, пользовался паром только при штиле или при встречном ветре. У яхты были прямые паруса на фок-мачте и косые на грот– и бизань-мачтах. Она почти постоянно ходила под парусами и демонстрировала превосходные морские качества.
Прельстившись, как некогда Джемс Брук, роскошной природой Борнео, сэр Гарри задумал обзавестись там плантацией. Его тешила мысль устроить поселок в подобном месте. Жизнь полуплантатора, полусолдата была по душе предприимчивому англичанину. Он решил объехать вокруг острова, чтобы отыскать подходящее место. Во время этого плавания он сел на мель в устье реки Кагаджана. Что было затем, мы уже рассказали…
Пираты скрылись. Яхта, идя под небольшими парами, медленно маневрировала около берегов под руководством капитана, который стоял рядом с рулевым, держа превосходную морскую карту. Лот показывал незначительную глубину, и подходить ближе к берегу было опасно. Англичанин велел поднять пары в двух кабельтовых от берега и выстрелить из пушки. Дым еще не успел рассеяться над рекой, а над лозняком уже взвился белый флаг.
Сэр Гарри чрезвычайно обрадовался этому сигналу, сопровождавшемуся, кроме того, ружейным выстрелом.
– Слава Богу, – сказал он, – наши не умерли!
Вскоре от берега отплыла большая, тяжело нагруженная шлюпка, в которой сидело девять человек, и беспрепятственно подъехала к яхте. Устье реки было очищено, шайка бандитов вернулась в свою берлогу. Пассажиры шлюпки, укрывшись в густом лозняке, в бессилии смотрели на жестокую борьбу и теперь с криком «ура» полезли на борт яхты, торопясь увидеть тех, чья неожиданная помощь решила исход боя.
При всей британской выдержке сэр Гарри не мог скрыть своего удовольствия. Подшкипера он встретил крепким рукопожатием, а матросов, которых не надеялся увидеть живыми, приветствовал ласковыми словами. Все поздравляли друг друга, и только машинист, длинный, угловато сложенный мужчина с грубым лицом и козлиной бородой, не принял участия в общей радости. Сделав неловкий поклон, он положил за щеку новую щепотку табака и, ни слова не говоря, стал спускаться по лестнице в машинное отделение.
– Почтенный мистер Кеннеди не словоохотлив, – сказал, улыбаясь, сэр Гарри. – Впрочем, я мало его знаю. Он всего две недели на яхте, и то из-за болезни моего машиниста-англичанина, который не смог ехать дальше, Янки все-таки хороший народ, несмотря на то, что с виду нередко бывают чем-то средним между лошадью и крокодилом, что и сами сознают.
Насколько неприветлива была внешность машиниста, настолько же был любезен и внимателен подшкипер. Его предупредительность граничила с назойливостью, а странная манера коверкать английские слова и непонятные фразы, отдававшие не то Италией, не то Провансом, через несколько минут успели внушить мнительному Андрэ смутное подозрение. Что-то лживое было в голосе, в интонации и во всей фигуре подшкипера.
Доктор, который сам был марселец, слушал и ничего не мог понять в этом наборе удивительных звуков. Наконец он не вытерпел и сказал со своей обычной прямотой:
– Вот что, земляк, нечего нам ломать прекрасный язык Шекспира; я француз и вдобавок марселец. Давайте говорить на нашем наречии, ведь вы, если не ошибаюсь, тоже родом из окрестностей Каннебьера.
– Синьор Пизани генуэзец, дорогой доктор, – возразил сэр Гарри. – Поэтому вы и приняли его за марсельца.
– Он такой же генуэзец, как и мы с вами, – хотел было ответить доктор, но вовремя удержался и мысленно прибавил: «Голову даю на отсечение, что он чистокровный моко».
– Я очень рад встрече с синьором Пизани, – продолжал англичанин. – Раньше у меня не было подшкипера, был только боцман.
Доктор поклонился с серьезным видом, а мнимый генуэзец с бесконечными поклонами удалился в свою каюту.
Андрэ остался наедине с флотским хирургом. Вошел Фрикэ, сдавший паровик машинисту. Он был черен, как негр, и мокрый, точно из бани.
– Фу! Вот жара-то! – сказал он, садясь рядом с друзьями. – Слава Богу, отработал. По правде сказать, я очень рад, что моя смена закончилась. А уж мой преемник – батюшки светы, что за голова. Медведь медведем. Вошел, глянул важно, свысока, словечком меня не удостоил и, повернувшись спиной, преспокойно встал на мое место. Честно говоря, я к такому обращению не привык, и мне очень хотелось плюнуть ему в бороду. В прежнее время я так бы и поступил. Но с тех пор, как я сделался джентльменом, я научился держать себя как следует.