Изменить стиль страницы

Испанец до мозга костей, со всеми присущими этой нации добродетелями, но также и недостатками. Цветной человек для него — ничто. Индеец, негр, метис — низшие существа, нечто вроде трудяги-лошади. Разумеется, дон Блас добр к своим рабочим. Зарплата у тех вполне приличная, простой по болезни оплачивается. Но все это больше напоминает заботу рачительного хозяина по отношению к своим животным — о лошади мы упомянули не случайно.

Для дона Бласа явилось бы смертельным оскорблением, если бы ему предложили сесть за один стол с одним из этих цветных. Одно дело — эти существа из семейства двуруких, другое — он сам.

Добавьте к изложенному тот факт, что он ни разу не нарушил данного слова, ни разу не солгал и в высшей степени щепетилен в вопросах чести. Вместе с тем дон Блас сверх меры упрям и иногда бывает подвержен приступам бешенства.

Словом, это был человек, внушающий уважение, но ни в коем случае не любовь и не симпатию.

Под стать ему была супруга — донна Лаура. Моложе дона Бласа на десять лет, она разделяла все его помыслы и предрассудки. Энергичная, какой и должна быть жена первопроходца, гордая и одновременно милосердная, она в высшей степени была добра и отзывчива. Но это мягкосердечие оказывалось столь надменно-снисходительным, что мгновенно образовывало пропасть между хозяйкой и рабочими.

Единственную красавицу дочь плантатора, как мы уже знаем, звали Хуана. Это она чуть было не стала жертвой жестокой мести повстанцев. Необычайно умная, образованная, с независимой и возвышенной душой, великодушным характером, выросшая в уединении, девушка рано избавилась от предрассудков отца и матери.

Родителей она очень любила, но никоим образом не унаследовала их высокомерия и чванства. Словом, в высшей степени красивое, преданное и доброе создание, повсюду вызывавшее своим появлением любовь и умиление. А рабочие плантации ее просто безгранично обожали.

Хуане было семнадцать лет. Возраст полного созревания этих восхитительных мексиканок, которые, как и их сестры — прелестные тропические орхидеи, расцветали рано благодаря щедрому солнцу.

У дона Бласа работало около тысячи индейцев и метисов. Это были простые, тихие люди, за небольшую плату выполнявшие тяжелую работу. Выносливые и в высшей степени неприхотливые, они имели один, но весьма существенный недостаток. Их всех отличала чрезмерная тяга к спиртному. Ужасная привычка, могущая при некоторых обстоятельствах обернуться бедой.

Под действием горячительных напитков в мирном индейце просыпался неукротимый, жестокий, кровожадный краснокожий со своей извечной ненавистью к бледнолицым.

Именно на это и рассчитывали заговорщики, угрожавшие в настоящее время жизни и богатству преуспевающего плантатора. Дон Блас хорошо знал индейцев вообще и своих рабочих в частности. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что за бич этот всепоглощающий алкоголизм. И плантатор не зря тревожился: этот порок индейцев таил для него постоянную смертельную опасность.

Необходимо было выбирать из двух зол: либо позволить рабочим пить, либо прекратить производство.

Дон Блас нашел компромиссный выход: попытаться разумно, искусно и в то же время жестко регулировать размеры потребления спиртного.

Каждый рабочий получал право на ежедневную, строго ограниченную, порцию горячительных напитков различных видов. Это могла быть пулька (настойка из агавы), либо шарап (настойка из гаявы), либо калуш (настойка из кактуса-опунции), не считая мескаля и агвардиенты, предназначенных для выходных дней и праздников. Любой, уличенный в чрезмерном употреблении алкоголя, немедленно лишался работы.

Спиртное производилось тут же, на месте, и находилось в подвале, который тщательно днем и ночью охраняли. Проникнуть туда могли только разливальщики, в благонадежности которых хозяин не сомневался. Не стоило удивляться таким мерам предосторожности. Случись непоправимое, дверь подвала окажется взломанной, и тогда — это конец! Возбужденные рабочие все разнесут и напьются-таки словно свиньи. Ничто их не остановит. Опьянение наступит быстро, и дальше начнется самое страшное… пожар, грабежи, насилие, смерть!

Должности писарей, управляющих мастерскими и плантациями, бригадиров и механиков занимали белые, всего примерно сорок человек. Среди них все-таки был и один метис по имени Андрее. Он работал бригадиром. Вот из-за него-то и разгорелся весь сыр-бор.

Почему? Никто толком не знал. Хозяин ценил своего бригадира и даже открыто выказывал ему знаки уважения, что было, как известно, совершенно несвойственно для плантатора. Андрее работал у дона Бласа уже год. Умный, толковый, он, кажется, состоял в родстве с самим президентом Хуаресом[49].

Однажды, приблизительно месяц тому назад, между Андресом и хозяином из-за чего-то разгорелся ожесточенный спор. Никто не хотел уступать. В конце концов дон Блас не выдержал и обозвал бригадира метисом, а затем и краснокожим. Андрее не остался в долгу.

— Да! Я — один из тех метисов, которые уничтожили императора[50]!

Это переполнило чашу терпения дона Бласа. Он хлестнул бригадира плеткой, затем ударил несколько раз ногой и, в конце концов, словно паршивого пса, выпихнул за ворота.

Отряхнувшись, Андрее, лицо которого приобрело страшный землистый оттенок, означающий бледность у цветных, выпрямился, невозмутимо оглядел лачуги рабочих, ангары с хлопком, дом бывшего хозяина, посевы хлопчатника. Затем сплюнул и удивительно спокойно произнес:

— Здесь будет пустыня! А ты, дон Блас, заплачешь кровавыми слезами!

И Андрее сдержал свое слово. Восстание вспыхнуло внезапно. Чувствовалось, что метис не терял напрасно времени. Читатель помнит — только чудо спасло дочь плантатора. Рабочих на плантации подбивали к выступлению тайные эмиссары бывшего бригадира. Люди Андреса быстро и довольно легко сделали свое дело. Ночью кто-то незаметно пронес на территорию плантации много вина. Индейцы выпили. Вскоре захотелось еще. Им услужливо подсказали, что спиртное хранится в погребе. Словно большие дети, наивные и дурно воспитанные, индейцы ухватились за эту идею. Постепенно она все глубже и глубже проникала в их головы. Они забыли, кому обязаны ежедневной утренней накачкой. Больше того, они, правда в своем кругу, выражали недовольство малой дозой полагающегося им спиртного. Словом, недовольство постепенно росло, грозя со дня на день перейти в открытое неповиновение.

Андрее продолжал вовсю действовать. Он сумел привлечь на свою сторону банду отъявленных головорезов. Из числа тех, что обитают на границе между Мексикой и США, промышляя разбоем, грабежами, насилием. Андрее пообещал этим негодяям содержимое сейфа плантатора.

— Парни! Все знают, как богат дон Блас! Древние ацтеки позавидовали бы его сокровищам. Я покажу, где находится сейф. Остальное — за вами!

Диким, восторженным ревом встретили бандиты эти слова.

Индейцы сожгут и сровняют все с землей. Затем напьются до потери пульса. А в это время их бледнолицые собратья овладеют сокровищами богатого плантатора и преспокойно исчезнут.

Чтобы окончательно обеспечить успех задуманного плана, Андрее обратился за помощью к мескальерос — пожалуй, самым кровожадным и жестоким краснокожим племени апачей. В свое время дон Блас долго боролся с этими индейцами. В конце концов ему удалось отбиться от них. Но мескальерос затаили лютую злобу на богатого плантатора. И потому охотно согласились на предложение Андреса. Ничто не могло остановить этих краснокожих в неумолимом стремлении уничтожить бледнолицых, предварительно подвергнув их жестоким и изощренным пыткам, в чем они были большими мастерами!

Наконец было все готово. Андрее хорошо знал, что дон Блас вместе с дочерью ранним утром совершал ежедневную прогулку верхом. Бывший бригадир решил лично возглавить поимку своего ненавистного врага.

Но плантатор, кажется, что-то заподозрил. По каким-то мельчайшим, только ему понятным признакам он заметил неладное в своем окружении, среди рабочих. Но и только. Дон Блас так презирал индейцев, что ему и в голову не приходила мысль о способности этих недочеловеков подняться на восстание. Словом, он остался дома, отправив с дочерью троих охранников.

вернуться

49

Хуарес Бенито Пабло (1806—1872)— 1852—1872 годах последовательно глава правительства, президент Мексиканской республики. Во время англо-франко-испанской интервенции (1861 —1867) возглавлял победоносную борьбу своего народа. Приказал расстрелять императора Максимилиана.

вернуться

50

Намек на президента Хуареса.