Изменить стиль страницы

— Хорошо, мой сын, хорошо… Если так думают все… вы были мальчиками, а стали мужчинами, и я этим горжусь. Пусть будет по-вашему! Я счастлив подчиниться вашей воле!

И робинзоны, не откладывая дела в долгий ящик, презрительно столкнули ногой самородки обратно в яму: они посыпались туда беспорядочно вместе с корзинами и камнями. Яму засыпали, землю заровняли, и место приняло свой прежний вид. Никто бы теперь не догадался, что здесь находится тайник.

Прерванные этим событием похороны завершились при общей глубокой сосредоточенности, и Казимир нашел последний приют в могиле, выкопанной в десяти метрах от сокровища. С помощью индейцев установили над нею большой камень, и Робен кончиком ножа выгравировал на нем простые слова:

«Здесь покоится добрый человек».

Тайна золота снова ушла в небытие. Сбережется ли она навсегда под охраной того, кто был когда-то прокаженным в безымянной долине?

Закончив траурную церемонию, робинзоны рассчитывали вернуться в свое поместье «Добрая Матушка». Но индейцы, упрямые, как большие дети, во что бы то ни стало хотели возвести Шарля в наивысший сан, хотя он никоим образом не прилагал к этому усилий. Объяснения с краснокожими были бы совершенно невозможны, если бы Ангоссо не знал их языка. Он бегло говорил на нем и успешно сыграл роль переводчика и толкователя. Переговоры грозили затянуться до бесконечности, когда Шарля осенила счастливая мысль.

Находясь в плену, он обратил внимание на молодого индейца, лет двадцати, который с первых же минут выказал к нему живую симпатию. Это был парень высокого роста, красиво сложенный, с очень приятным лицом. По уму он, казалось, превосходил большинство своих соплеменников. И Шарль подумал, что из этого парня получился бы отличный вождь. Он поделился своей мыслью с отцом, тот полностью его поддержал. Трудность заключалась в том, чтобы добиться общего согласия эмерийонов и тиос. И тут Шарлю пришло в голову надеть своему ставленнику ожерелье Жака, этот чудодейственный пиэй, владелец которого стал предметом самого истового поклонения.

Молодой индеец был совершенно ошарашен таким подарком, но находчивый робинзон не ошибся, интуитивно точно рассчитав воздействие своего поступка на краснокожих. Он вручил эмблему с такой серьезностью, с такой монаршей торжественностью, словно ожерелье Золотого Руна, и юноша сразу заполучил общее согласие на избрание его наместником Акомбаки.

Кстати, несколько слов об Акомбаке, этой мало интересной жертве золота. Безголовый труп оказался ночью брошенным на волю случая, а это очень опасно в девственном лесу. Его вчистую обглодали прожорливые муравьи-маниоки.

Церемония посвящения наследника вождя была краткой. У индейцев не оставалось ни капли спиртного для пиршества. В довершение несчастья и провизия подошла к концу, на племя грозил обрушиться голод. Спасительная «Добрая Матушка» с неисчерпаемыми запасами съестного была неподалеку. Робен попросил Ангоссо перевести индейцам его предложение: отправиться к «Доброй Матушке», где найдутся для них сытный приют и полезная работа во имя обеспечения будущих нужд. Для Шарля это была возможность радостного восшествия на престол… без всякого восшествия!

Предложение приняли с энтузиазмом. Отряд выступил в путь и без происшествий прибыл к месту назначения. Обитатели «Доброй Матушки» устроили сердечный прием… Теперь число жителей поместья резко возросло.

Индейцев привела в восхищение картина изобилия, плоды трудов лишь нескольких человек, но трудов настойчивых, систематических и целеустремленных. Гости удобно расположились, в полном соответствии с привычками и правилами своего племени, и вскоре селение представляло собой любопытное и успокоительное зрелище пчелиного улья за работой. Праздники состоялись в ближайшие дни, но — редкий случай! — в атмосфере трезвости, исключавшей всякие беспорядки.

Встречи с белыми, их уроки, их пример становились зернами цивилизации. Успехи в обучении были настолько разительны, что краснокожие, радостные и преображенные, обратились к Робену с просьбой разрешить им поселиться поблизости от него и окончательно стать неотъемлемой частью колонии.

Разрешение было дано охотно и от чистого сердца. Договорились, что делегация незамедлительно отправится на розыски женщин, детей и стариков. С ними количество экваториальных французов увеличилось бы вдвое. Ангоссо и его сыновья, освободившись от вековых предубеждений своего племени против индейцев, жили в полном согласии с новоприбывшими. Открывалась ласкающая взор картина: черные атлеты, азартные на охоте, неутомимые в труде, ловкие, предприимчивые, любезные, по-свойски разгуливали среди вчерашних врагов, которые со своей стороны, понимая преимущества объединения и оседлого образа жизни, не желали себе лучшей доли, как отказаться от кочевого существования и создать одну большую семью, без различий происхождения и цвета кожи.

Так прошел первый месяц — без малейшего омрачающего облачка, и достославная индейская лень ни на йоту не увеличила нагрузку на других колонистов. Значит, и в легендах бывают преувеличения… Всем жилось широко, свободно и дружно, всего хватало с избытком, и усталость как будто отступила от людей. Никто не пытался уклониться от общего закона. Объединив индивидуальные усилия, легко было направить их на крупные задачи обустройства, на сбор урожая и раскорчевку леса. Сосредоточение сил на одном направлении давало выигрыш времени и сводило к минимуму потери. Работа, которую индейцы выполняли вразброд ценой физического изнурения и нерасчетливо долго, вдруг завершалась в считанные минуты, к великому изумлению краснокожих, не понимавших значения системы и безразличных к разбазариванию времени и природных богатств.

В день отъезда делегатов в деревню, до которой, как вы помните, надо было добираться несколько дней на лодке, работу отменили. «Добрая Матушка» отдыхала. Торжественно проводили отъезжавших. Затем, по предложению Робена, отправились проведать могилу Казимира.

Вид поляны, где так давно еще происходили памятные драматические события, совершенно изменился. Листва гигантских деревьев, повергнутых ураганом, под воздействием солнечных лучей приобрела рыжеватый оттенок, подобно нашим дубам в зимнюю пору. Приближался момент, когда огонь очистит поляну от этих древесных останков. Девственная земля вскоре станет обработанной и ухоженной.

Вслед за главой семейства робинзоны в молчании шли к тому месту, где покоился их старый друг. Скальный обломок, послуживший надгробным камнем, утопал в целом море цветов. Крик изумления вырвался из груди при виде этого роскошного благоухающего цветника, на котором мелькали блестящие птички колибри, бабочки и стрекозы.

Милосердная ли рука незримой феи цветов так преобразила скромную могилу? Или дух золота засвидетельствовал свое сожаление о безвинной жертве похищенного секрета? А может, таинственные хранители клада, с презрением отвергнутого белыми, хотели таким образом выразить свою благодарность за столь великодушное приношение?

На удивленные возгласы колонистов отозвался какой-то странный рык, сопровождаемый сдавленным хрипом. То был человеческий голос, до неузнаваемости искаженный страданием. Хрипение повторилось, прерывистое и трудное, как последний протест умирающего против объятий смерти. Робен с мачете в руке, в сопровождении сыновей направился к месту, откуда исходил шум. Он раздвинул клинком могучие травы, которые вымахали за месяц на целый метр, и застыл словно вкопанный в каких-нибудь десяти шагах от могилы. Бывший каторжанин стоял как раз на том месте, где были зарыты самородки. Ужасное зрелище предстало его взору. Какой-то человек, явно европеец, едва прикрытый лохмотьями, с кровавой пеной на бороде, конвульсивно сжимая в кулаках две горсти земли, корчился в муках на краю глубокой ямы. Один глаз его, изъеденный страшной болезнью, совершенно исчез. Орбита без век зияла синеющей язвой. Другой глаз казался безжизненным. От ушных хрящей остались только бесформенные кусочки, безобразно опухшие губы выделялись двумя фиолетовыми выступами на полуразложившемся лице. Тошнотворный запах гниения исходил от этих отвратительных остатков лица. И тем не менее Робен узнал несчастного. Это был Бенуа!