С бережливостью скупца он тратил заряды, полученные Никола от голландского капитана. Если иногда и звучали выстрелы, то лишь с целью добыть немного мяса для европейцев, которые с трудом привыкали к необычным условиям. Ружье было средством обороны, к которому он прибегнул бы в крайнем случае без малейшего колебания, ради защиты своей свободы. Но, разумеется, для ведения долгой борьбы такое оружие не годилось.

Гораздо лучше было бы сделать жилище неприступным, укрепив единственное направление, откуда мог бы приблизиться враг. Ясное дело, что о системах обороны, принятых в цивилизованных странах, речи быть не могло.

«Добрая Матушка», расположенная на склоне лесистого холма, была совершенно недоступна с запада. С севера и юга простирались непроходимые трясины. Оставался открытым восток: дорогой от Кокосовой бухты до хижины мог воспользоваться любой.

Инженер, без труда определивший участок, который нуждался в обороне, не в состоянии был перегородить путь к реке. Прыжок Игуаны представлялся ему недостаточной защитой. Он поделился своими соображениями с Казимиром и попросил совета. Чернокожий добряк, не имевший никакого понятия о бастионах, куртинах или редутахnote 139, нашел самое простое решение проблемы.

Прокаженный не мог удержать улыбку при мысли о том, как он разыграет «злых людей», если они вздумают напасть на его друга, на его милых детей и на добрую мадам.

— Я знаю. Сейчас же мы этим займемся, идите со мной и зовите Никола.

— Но что ты собираешься делать?

— Погодите немножко, вы все увидите.

Больше из негра не удалось вытянуть ни слова. Трое мужчин, вооруженных ножами-секачами, отправились не мешкая к Кокосовой бухте. Участок, который надо было обезопасить, имел в ширину около шестидесяти метров. Старик умудрился сделать его неприступным за какие-нибудь три часа.

— Делайте как я, — только сказал он, выкапывая секачом лунку в земле глубиной сантиметров в пятнадцать.

Робену и Никола понадобилось несколько минут, чтобы проделать в мягком грунте такие же лунки, удаленные по указанию негра одна от другой примерно на тридцать сантиметров.

— Хорошо… Теперь еще… Вон там…

Первую линию лунок подготовили за полчаса, затем вторую, третью; по отношению к дому эти параллельные линии были расположены под прямым углом.

— Может, он капусту сажать собирается? Или артишоки? — допытывался Никола, обливаясь потом, хотя работа была вовсе не трудной.

— Потерпи, — успокоил его Робен, — я, кажется, понимаю… Тут есть разумное зерно… Если и не капуста, то, к примеру, кактусы или молочай.

— Так, так, — поддержал его Казимир, — друг правильно понимает!

— Но это же так просто! Мы нарежем черенков колючих растений, их тут полным-полно, высадим две-три сотни, и через месяц-два подымется такой заслон, что сам дьявол не проберется. Колючие изгороди в целях обороны используют испанцы на Кубе, французы в Алжире, бразильцы.

— Я не утверждаю, что это плохо, — возразил Никола, — но ведь они могут проложить себе дорогу ножами или саблями.

Прокаженный махнул рукой:

— Никогда белые здесь не пройдут! Когда растения станут большие, в них поселится много-много змей. И граж, и ай-ай, и гремучая змея…

— Но это опасно для нас самих.

Казимир улыбнулся.

— Старый негр умеет подзывать змей и умеет их прогонять. Он только скажет: «Придите!», и они приползут. Он только скажет: «Убирайтесь!», и они исчезнут.

Молодой человек недоверчиво покачал головой:

— Все равно это не слишком приятное соседство…

Робен успокоил его и развлек, живописуя в липах давний эпизод, когда шипящие союзники Казимира помогли обратить в бегство лагерную охрану.

— Значит, вы в это верите, патрон?

— Я верю в то, что сам видел и слышал.

— А я бы взял на себя дерзость усомниться и заявил бы, что мне это кажется слишком маловероятным… Правда, в этих местах происходит столько чудес!

Компаньоны пустились в обратный путь к «Доброй Матушке», приняв решение возвратиться сюда в надлежащий срок и проверить, поднялась ли неприступная роща и поселился ли в ней воинственный змеиный гарнизон.

Они шли не спеша, индейской цепочкой, как ходили обычно, и беседовали вполголоса. Легкий шум заставил их остановиться.

Девственные леса полны существ странных и опасных, хищников бегающих, прыгающих и ползающих, крупных и совсем малых, но не менее способных причинить смерть ядовитым жалом. Человек должен постоянно быть начеку: не прозевать бы момент риска. Не только туземцы, знатоки зеленого океана, но и европейцы вскоре приучаются распознавать голоса природы, определять их источник, предвидеть возможные последствия.

Но шум, который услышали наши робинзоны, не был известен даже опытному Робену, не говоря уже о пока еще не разбирающемся в загадках тропической природы Никола. Казимир молчал, весь уйдя в слух.

Шум, однако, продолжался, смутный, но непрерывный, словно шорох дождя в кронах деревьев. К шороху примешивалось едва слышное потрескивание. Это не походило ни на шелест трущихся чешуек, ни на лепет водных струй, ни на отдаленный рык сцепившейся стаи хищников…

— Это муравьи, — произнес наконец крайне озабоченный старый негр.

— Муравьи-переселенцы, — с тревогой подхватил бургундец. — Если они направляются в сторону хижины… Там жена, дети… Скорее туда!

— Подумаешь, муравьи! Это же не слоны! — фыркнул Никола. — Пусть их сотни, даже тысячи — растер ногой, да и только!

Не удостоив его ответом, Робен и Казимир ускорили шаг. Шум становился все более различимым. На полдороге к дому прокаженный, шедший впереди, внезапно остановился и у него вырвался вздох облегчения.

— Эти злые твари не пойдут к хижине, нет!

И действительно, метрах в тридцати от наших друзей муравьи пересекали дорогу под прямым углом, то есть двигались параллельно дому. Склон в этом месте был довольно крутой, и путники отчетливо видели армию насекомых, которая лилась безостановочным потоком. Масса панцирей и брюшек, черных, блестящих, плотно сбитых в колонну, напоминала движение вулканической лавы. И она несла с собой разрушение. Миллиарды челюстей кололи, дырявили, кусали, уничтожали по пути большие и малые растения. Травы исчезали, кусты начинали светиться, как кружево, даже стволы таяли на глазах.

Беспечность покинула Никола, когда он увидел ужасные следы опустошения. Юноше стало не по себе: огромные деревья невероятно быстро теряли кору и выставляли напоказ белую сердцевину, лишенную защитной оболочки. Дорога к дому была закрыта для троих друзей на более или менее длительный срок. Им оставалось только ждать, а если шествие чересчур затянется — поджечь траву на пути муравьев.

Они уже собирались — весьма, впрочем, неохотно — приступить к исполнению этого плана, когда их внимание отвлекло распластавшееся возле колонны муравьев крупное буро-коричневое животное. Время от времени что-то похожее на коричневый султан взметалось в воздух, потом опадало, и так много раз. Скорее всего, то был хвост какого-то бурого зверя. Со стороны морды, разглядеть которую пока было трудно, то и дело появлялся узкий, длинный красновато-фиолетовый язык, нырял в гущу насекомых и вновь прятался. Робен догадался в чем дело. Буро-коричневая туша принадлежала честному труженику — муравьеду, который лакомился обильной пищей.

Занятый гастрономическими упражнениями, гурман не подозревал, что за ним наблюдают люди. К сожалению, не замечал он и четвертого свидетеля — голодного ягуара, который, по-видимому, испытывал настоящие танталовы мукиnote 140. Муравьиная лента шириной в добрых два десятка метров разделяла двух четвероногих: ягуар в возбуждении двигал передней лапой, словно кот, который охотится за лягушкой, но в испуге отдергивает лапу от воды. Муравьед, вожделенная добыча, был ягуару недоступен: зверь понимал, что, едва он вступит на землю, по которой движутся муравьи, начнется сражение, и проиграет его он, а не бесчисленные полчища противников.