— Мистер Браун из Шеффилда, — сказал юноша, слегка побледнев, — я вам настоятельно советую взвешивать слова, а если хотите, то и приказываю. Вы злоупотребили своей силой по отношению к этому человеку, — он указал на Гонде, — и знайте, что по отношению к вам я располагаю такими же аргументами. Чтобы вы не ссылались на плохое знание нашего языка, перевирая или неправильно толкуя сказанное мною, я формулирую свой приказ по-английски.

— Анри, — тихо сказал инженер, — оставь в покое беднягу, быть может, у него от солнца мозги съехали набекрень. К тому же потеря денег и смехотворный облик, который придали ему неизвестные злоумышленники, служат смягчающими обстоятельствами.

Робен повысил голос, обращаясь к Питеру-Паулюсу:

— Мистер Браун, вы — наш гость! Ваша персона священна для нас! Мы готовы угодить любым вашим желаниям…

— Грязная тварь! — пробормотал Гонде. — Он оплакивает потерю состояния и ни единым словом не заикнулся о жене и дочерях, которые попали в лапы бандитов!

Лодка, тянувшая баркас на буксире, причалила к берегу. Мадам Робен услышала последние слова, произнесенные ее мужем и бывшим каторжником. Ее сердце, жены и матери, сжалось. Она даже не обратила особого внимания на экстравагантный вид прибывшего маньяка.

— Бандиты! — воскликнула она. — Женщина, молодые девушки — у них в руках! О! Мой друг, мои дорогие дети, надо вызволить их как можно быстрее!

— Я сам только что узнал об этом прискорбном событии, — заметил Робен. — Надо выяснить у Гонде все, что ему известно о похищении. Мы разработаем план действий и без промедления возьмемся за дело.

— О да! Конечно! Бедная женщина! Бедные дети! В каком ужасном положении они очутились!

Весь отряд вновь расположился в хижине. Двое негров-бони остались часовыми при лодках. А Гонде, удобно устроившись на подвесной койке, долго рассказывал о событиях минувших трех дней.

— Прошли уже сутки, как месье Шарль выехал на разведку в верховья Марони, и двенадцать часов, как вы отправились ему навстречу. Вода в реке угрожающе прибывала, хотя состояние атмосферы никак не объясняло этот резкий подъем ее уровня. До меня донесся глухой взрыв, уж не знаю, чем он был вызван. Похоже, что взорвали очень крупный подземный заряд пороха. Но как проверить это предположение? Кантоны Верхней Гвианы такие пустынные! Кто мог заложить заряд и с какой целью?

— Правда, правда, — поддержал Робен. — Этот взрыв за несколько минут до наводнения заинтересовал нас в высшей степени…

— …Независимо от опасности, которой нам удалось избежать, и от опустошений, которые вода произвела на золотом прииске, — подхватил Шарль. — Разработки теперь надолго станут невозможными. К тому же я боюсь, что большинство рабочих, спасшихся от огня, погибло в воде.

— Как бы там ни было, невзирая на всю невероятность предположения, наши мысли сходятся. Но продолжайте, Гонде, продолжайте! Слушаем вас внимательно. Успех экспедиции зависит от вашей точности.

— Мы расположились перекусить на правом берегу реки. Баркасы прочно стояли на якоре, и для пущей надежности я в каждом еще поставил по человеку. В это время мы увидели европейскую лодку. В ней было восемь человек, а на корме устроен французский балдахин. Четверо негров гребли изо всех сил. Под тентом находился офицер морской пехоты, в полной парадной форме, в сопровождении двух солдат того же рода войск и капитана в одежде военных надзирателей. Еще один пассажир, краснокожий, носил старую шляпу и рубашку.

Ага, сказал я себе, это офицер из гарнизона Сен-Лорана, проводящий, по-видимому, гидрографические работы.

Капитан повернул штурвал, и шлюпка причалила возле наших. Я тотчас ее узнал. То была одна из крупных лодок исправительной колонии, окрашенная в белое, с характерной конструкцией деревянных бортов по типу черепичной укладки. На корпусе еще виднелись черные буквы «С» и «Р», разделенные якорем.

Офицер ступил на берег в нескольких шагах от нас. Лет тридцати пяти, в чине капитана, со значком ордена Почетного легиона. Потом я заметил, что железная решетка, отделявшая гребцов от пассажиров, убрана. Надзиратель, вместо того чтобы собрать и охранять негров с заряженным револьвером, как предписывает инструкция, сошел на берег вместе с капитаном. Я с удивлением констатировал, что оба вооружены до зубов. Каждый носил на поясе револьвер крупного калибра да еще охотничье ружье на плече. Ну, это понятно, если любишь охоту. Но револьвер на маршруте, где нет ни воров, ни диких животных, — это выглядело странным. Однако меня это не касалось, и свои размышления я оставил при себе.

Я поднялся с места и почтительно снял шляпу перед офицером, который прикоснулся пальцем к околышу белой каски.

«У вас есть разрешение? — строго спросил он. — Ваши права на выход… покажите мне их».

Я вытащил из кармана разрешение, выданное старшим начальником, без которого ни одна лодка не имела права покидать территорию исправительной тюрьмы.

Он прочел и спросил:

«Так это вы Гонде?»

«Да, капитан».

«Освобожденный из заключения, совершающий рейсы между Сен-Лораном и Верхней Марони?»

«Так точно, капитан, и осмелюсь сказать, что я честно работаю с тех пор, как искупил свою вину».

«Ну, честно… Еще посмотрим. Мой мальчик, власти внимательно следят за вами. Есть подозрения, что вы активно занимаетесь контрабандой. Ввозите золото без уплаты налога и надуваете казну на восемь процентов».

«Но, капитан, клянусь вам…»

«Хватит! А что в ваших лодках?»

«Товары, привезенные из Европы, — пищевые продукты, сельскохозяйственный инвентарь, техника для добычи золота. Пункт назначения — прииск возле водопада Петер-Сунгу».

«Товары из Европы… Покажите-ка мне ваш груз».

Я должен был повиноваться и подчинился приказу без возражений. Он прочел ваше имя на ящиках и спросил:

«Робен… А это еще кто?»

— Наглец! — в один голос воскликнули возмущенные робинзоны.

— Я повторяю его слова. Он продолжил осмотр и заявил: «Это инструменты английского производства. На них требуется въездная пошлина. Она оплачена?»

«Думаю, что оплачена, поскольку все доставлено сюда на шхуне „Dieux-Merci“, так что груз обязательно прошел транзитом через Кайенну».

«Ничего не знаю. Вернее, сомневаюсь в этом. А где владелец?»

«В лесу. Он должен завтра вернуться».

«Мой мальчик, вы плохо играете свою роль, вы очень неумелый контрабандист. Бесполезно ломать комедию. Я вас арестую, а груз подлежит конфискации».

— Но этот человек не имел никакого права! — с негодованием воскликнул Робен. — Ясно, что он не мог служить в нашей армии! Это не офицер, а какой-то негодяй, укравший форму для совершения подлого пиратства!

— Тут я почувствовал, что не могу больше молчать, что готов взорваться. Хотя в положении освобожденных мы всегда находимся под бдительным наблюдением властей, не имеем права ни продавать, ни покупать, ни выезжать, ни возвращаться без разрешения, и хотя мое сопротивление могло повлечь суровое наказание, я решил протестовать, даже если бы не пришлось больше возвращаться в Сен-Лоран, а просить гостеприимства у вас… Но я не успел выполнить свое намерение.

Тот, которого я считал офицером, приставил мне пистолет к груди и громко крикнул. Четверо негров и двое солдат под командой надзирателя кинулись к лодкам и в одно мгновение связали моих перепуганных людей.

Меня взяли последним — запеленали так, что я и пикнуть не мог. Тут произошел странный инцидент, на первый взгляд совсем пустяковый. Моя собака пыталась меня защищать. Она бросалась на капитана с лаем, укусила его за руку и разорвала гимнастерку от локтя до запястья. Он зарядил ружье и сразил бедное животное наповал. Кровь текла у него по руке. Он вытер ее носовым платком, и я отчетливо увидел на коже одну из отвратительных татуировок, так хорошо знакомых всем, имевшим несчастье отбывать каторгу…

— Ну я же вам говорил, — возбужденно вмешался Робен, — этот человек, запятнавший свой мундир, — какой-то бандит, удравший из тюрьмы, а надзиратель и негры — соучастники его преступлений.