Рядом с Боденкиным она разглядела еще одну знакомую сгорбленную фигуру. Лауфер. За ним - Белкинд, Сигал и Рыбицкий. Утонченный Бронштейн, сухопарый Гальперин и Плотников, измученный раком философ. Они все были тут - лучшие еврейские писатели и поэты Советского Союза, которым было суждено умереть от руки диктатора-параноика по ложному обвинению в измене.

Может быть, на этом самом месте палачи НКВД расстреляли Фефера, Халкина, Славина и других членов правления Комитета после комедии правосудия, разыгранной четыре года назад. Станет ли когда-нибудь известна правда о них? Будет ли их кто-нибудь помнить?

Тоня стояла по щиколотку в снегу, но холода не чувствовала. Она старалась не думать о том, что должно сейчас произойти. Слева от нее зазвучали слова молитвы - это Горовиц начал молиться, раскачиваясь вперед и назад.

- Шема Исраил... - громко произнес он нараспев, - Адонай Илохейну...

Остальные голоса подхватили молитву, сначала неуверенно, затем слаженно и с силой.

Тоня не умела молиться, она никогда не была в синагоге. Однако теперь она присоединилась к громкому хору голосов, стараясь повторить непослушными губами непонятные слова на чужом языке.

- Шема Исраил... - шептала она, впервые в своей жизни обращаясь к древнему иудейскому богу - Боже, смилуйся над моими детьми, молю тебя, помоги им, ведь они такие маленькие, такие слабые... Защити их, Боже, ведь в их жилах течет моя кровь, а Саша - сын Виктора...

Слева от нее грохнул выстрел, и она услышала глухой звук упавшего на снег тела. Сердце бешено скакнуло в груди. Расправа началась.

Глава 2

Полковник Борис Морозов смотрел в зарешеченное окно кабинета, расположенного на третьем этаже, откуда был виден дворик внутренней тюрьмы на Лубянке. Взгляд его был прикован к изящной женщине, стоявшей к нему спиной. По плечам ее рассыпались длинные золотистые волосы. Он ждал около этого окна с полуночи и видел, как Тоню вместе с другими заключенными вывели из тюремных ворот. Через несколько минут она будет мертва.

Он поежился словно от холода. Господи, как же он любил ее! Она была второй женщиной в его жизни, которую он любил, но и ее ему тоже было суждено потерять.

Он женился на Марине, своей первой жене, за два с половиной года до войны. Тогда он был младшим офицером Народного комиссариата внутренних дел и перед ним открывались самые широкие перспективы. Он был искренне предан делу большевиков, обожал Сталина и хотел посвятить всю свою жизнь защите своей страны и торжеству коммунизма. Всем, что он имел - домиком у железнодорожной станции, своим образованием, полученным в шепетовской школе, учебой в военной академии, - он был обязан партии.

На самом деле всем, что у него было, он был обязан своему отцу рослому и сильному человеку, железнодорожнику по профессии, настоящему революционеру, который погиб в 1917 году во время штурма Царицына. Царицын теперь назывался Сталинградом, а погибший отец Бориса считался героем революции. В качестве семьи погибшего за рабочее дело героя Борис и его мать Варвара пользовались особыми льготами: мать получала пенсию за мужа, сын бесплатно посещал ясли и детский сад, да еще им выделили этот ветхий дощатый домишко около депо, экспроприированный у какого-то поляка-торговца, сбежавшего за границу, благо она проходила всего в двух десятках километров от городка. Шепетовка была приграничным городом со смешанным польско-украинским населением. Во время гражданской войны и последовавшего за ней конфликта с Польшей городок несколько раз переходил из рук в руки, и у многих семей по ту сторону границы остались родственники.

Борис знал Марину Арбатову с самого детства. Это была гибкая и тонкая, озорная девчонка с прелестными ямочками на щеках. Ее мать была полька, и после войны с Польшей в 1920 году ее братья, родные дядья Марины, остались на той стороне. Один из них, Хенрик Лещинский, даже вступил в польскую армию.

Борису Марина казалась прекраснейшей девушкой в мире. И он был несказанно счастлив, когда вскоре после его назначения в штаб пограничной охраны НКВД она согласилась стать его женой. Пышные свадебные торжества с обильным угощением продолжались три дня, а гости съехались чуть не со всей Украины. Благодаря своим связям Борис устроил специальный пропуск для ее польского дяди Хенрика, который служил в это время в пограничном отряде польской армии. Хенрик приехал к ним в простой крестьянской одежде, и никто из гостей не догадался, что среди них находится польский офицер.

После свадьбы они поселились вместе с матерью Бориса в домике у железнодорожной станции. Его стройная голубоглазая Марина с серебристым смехом и толстыми золотистыми косами подарила ему двух дочерей. В день, когда родилась младшая дочь Вера, Гитлер напал на Польшу и началась вторая мировая война.

Однажды ночью, недели две спустя, их разбудил тяжелый рокот двигателей. Из окон они видели неуклюжие танки Т-35, на полной скорости движущиеся по немощеным улочкам Шепетовки по направлению к польской границе. Красная Армия вторглась в Польшу. Много позднее Борис узнал о существовании секретного пакта между СССР и нацистской Германией о разделе Польши между двумя этими державами. Но тогда он не понимал, в чем дело. Украинское радио, ведущее свои передачи из Киева, объявило во всеуслышание, что происходит воссоединение с Советским Союзом исконных украинских и белорусских земель.

Дикторы радио ежедневно предупреждали граждан об опасности иностранной агрессии против СССР. В день, когда выпал первый зимний снег, Морозов прибыл в рай-отдел НКВД в городке и был немедленно направлен в Москву. Там он вступил в 121-й батальон НКВД, состоявший исключительно из офицеров и насчитывавший до семисот человек. Батальон располагался в старых казармах Императорского драгунского полка в Петровском парке в Москве. Их лагерь бдительно охранялся, и само существование батальона было окутано завесой глубочайшей секретности. И снова Борис был доволен судьбой, оказавшись в элитной части НКВД.

Стремление подняться как можно выше по служебной лестнице постоянно подхлестывало его. В НКВД платили гораздо лучше, чем в частях регулярной армии, а заслужившие доверие Кремля офицеры стремительно выдвигались на руководящие должности и могли занять завидное положение не только в партии, но даже попасть в святая святых режима - в Политбюро. К тому же Морозову всегда нравилась секретная и важная работа в разведке, а НКВД, формально являвшийся просто одним из министерств, занимающихся внутренними делами, на деле был самой мощной и влиятельной организацией в стране. Народный комиссариат внутренних дел поглотил прежние секретные службы России революционную Чрезвычайную комиссию и кровавое ГПУ НКВД не только выслеживал врагов внутри страны, но и проводил секретные операции за рубежом. Руководил этой организацией Лаврентий Берия - доверенное лицо самого Сталина.