Объясню. Чер намекнул, что Таин вариант позволяет отфильтровывать ненужную ему информацию. Больше я ничего не знаю.

М-да, попробуй теперь состыкуй Вадькино изложение и Таин сон. Хотя она ничего толком и не успела рассказать, меня больше интересовал ее вчерашний разговор с Ильиным.

На всякий случай я сказал:

— Тут что-то не то.

— Ага, — согласился Вадим.

Не знаю почему, но во мне постепенно зрела уверенность, что от этого психозонда будет большой вред. Бывает иногда такое предчувствие грозящей опасности. Оно тем более сильное, если не знаешь, откуда ждать опасность.

— Тут есть один непонятный момент, — сказал Вадим.

— Какой именно?

— Зонды есть на всех станциях. Хуже того, они предусмотрены инструкцией по контакту. И вдруг появляется официальный чиновник, можно сказать создатель инструкции, и начинает на эти самые зонды накладывать запрет. Темновато?

— Действительно, — сказал я. — Действительно темновато… Если только это правда.

Вадим удивленно посмотрел на меня.

— Ты уверен, что Чер сказал тебе правду? Это, как-никак, ставит под сомнение деятельность Ильина.

— А зачем ему врать? — совсем уж удивился Вадим. — Как может соврать ребенок?

— Что ты сказал?

— Погоди, — Вадим опустил глаза. — Дай вспомнить. Ах, да, вначале была мощная посылка, что наш Чер очень юн.

— Все, сейчас мы окончательно запутаемся. Есть предложение подкрепиться и продолжить вечером. Вместе с Таей.

— Идет, — согласился Вадим. — Значит, первый товарищ — она?

— Вы очень проницательны, уважаемый.

Сразу после обеда меня вызвал Ильин. Эмэнэс Люкакин заскрипел было, что не обязан, что вахта — дело не его оклада, но потихоньку, полушепотом. Я не ответил, и он быстро успокоился. Понимал свою зависимость.

Опросом экипажа Аркадий Семенович занимался в кают-компании, днем обычно пустовавшей.

До этого я его видел лишь мельком, теперь разглядел получше. Ему под пятьдесят, и он похож на какого-то киноактера. Очень характерное такое лицо — с двумя продольными складками у рта, пристальным взглядом и редкой, но, как говорится, неотразимой улыбкой. Все это я выхватывал фрагментами, в процессе разговора, так как старался не встречаться с ним глазами. Терпеть не могу смотреть на человека в упор, тем более, если накануне этот человек был нелюбезен с моей женой.

— Меня интересует, Анатолий Иванович, где вы находились в момент происшествия? — начал Ильин.

— На месте происшествия.

— Да вы поконкретнее. Не стесняйтесь.

— В постовой.

— Так-так, и чем вы там занимались?

— Сидел в кресле.

— Нет, дорогой Анатолий Иванович, так не пойдет. Меня интересует зачем вы туда пришли, кто конкретно присутствовал, в какой момент в постовой появился капитан Фунтиков, ну и так далее. Понимаете? Меня интересуют подробности.

Я пожал плечами, но этого человека трудно было вывести из себя.

— Ну, хорошо, — терпеливо сказал Ильин. — Итак, вы сидели в кресле. Как вы оказались в этом кресле?

— Я был свободен от вахты, — разразился я наконец, и Ильин одобрительно кивнул.

— Зашел. Вдруг, понимаете ли, понадобится моя помощь? Чер не любит простых вопросов. Так что, как правило, во время сеанса нас там трое-пятеро, а то и больше.

— Вот видите, как чудненько, Анатолий Иванович, — обрадовался Ильин. А вы не припомните, кто еще присутствовал при этом?

— М-м… Коржиков. Гусейнов… Э-э… Я. Кэп, разумеется. Лаптев… Пожалуй, все.

— Так. Роль Коржикова?

— Ассистент.

— Гусейнова?

— Ассистент.

— Лаптева?

— Оператор на связи.

— Когда появился капитан?

— Буквально за несколько секунд до происшествия. Почти тут же Лаптев сказал что-то вроде: «Он хочет пообщаться с вами». Капитана почему-то не удивило, что Чер вызвал именно его, хотя должен был знать, что у нас связь обезличенная.

— Вы говорите очень интересные вещи. Значит, Чер различает индивидуальности?

— Не знаю. Не уверен. Может быть, он попросил руководителя, начальника, самого главного. Вам лучше спросить у Лаптева.

— Благодарю за совет. Обязательно спрошу. Честно говоря, Анатолий Иванович, мне нравится ваша правдивость. Мне кажется, что в пиковой ситуации вы поведете себя правильно. Понимаете, в нестандартной обстановке самое главное — это выбор верного решения, то есть выбор первого шага. Если он правильный, то и дальнейшая линия поведения будет оптимальной. Вы спортом занимаетесь?

— Разумеется. — Я был несколько сбит с толку его неожиданной тирадой.

— Прекрасно. Я так и думал. Спорт дисциплинирует тело и эмоции.

Он посмотрел на меня, усмехнулся и сказал:

— Меня очень волнует то, что Евгений Антонович испытал информационный удар. Так сказать, чистейший информационный нокаут. Это при блокировочных фильтрах, сами понимаете, дело ненормальное. Я приводил вашей жене пример, в каких случаях это становится возможным, так что не буду повторяться…

Хитрый, черт. Намекает, что между мужем и женой нет секретов.

— … В связи с этим к вам, Анатолий Иванович, как к навигатору, технически подкованному человеку, у меня вопрос: не мог ли кто-нибудь, отвлеченный индивид, скажем, доработать психозонд на прямое подключение, минуя фильтры?

— Это исключено, — уверенно сказал я.

— Рад был познакомиться, — давая понять, что беседа окончена, Ильин встал, протянул мне твердую, как кирпич, ладонь. — Не забудьте о выборе первого шага.

Это вам поможет в трудную минуту.

Улыбка преобразила его угрюмоватое лицо, глаза из стальных превратились в пронзительно голубые, веселые, и тут я вспомнил, где его видел раньше. Перед самым уходом в экспедицию, еще на Земле, по телекору. Показывали старую хронику о космодесанте в Зону Освоения, увлекательную и захватывающую, как хороший детектив. Вот тебе и киноактер. А мы-то, пентюхи, были убеждены, что это обычный бюрократ из Управления. Значит, хватка у него, как у всякого десантника, мертвая. Сейчас он ищет зацепочки, мелкие, вроде бы ничего не значащие факты, собрав которые воедино, он сможет развернуться по-настоящему. Вот тогда только держись. Но почему с Таей он обошелся так сурово? Вчера она пришла измочаленная, выжатая. Может, он женоненавистник? Есть, говорят, такие. И вообще, кто он, в конце концов, такой, этот Ильин? Судя по всему, он исследует возможности прямого контакта с Чером. То есть, тут я неточен, не исследует, а ищет нарушения в системе контакта. С тем, чтобы, как сказал Вадиму Чер, их пресечь.

Я остановился посреди пустого коридора от диковатой мысли. А вдруг Аркадий Семенович Ильин именно и ищет прямого контакта с Чером? С меркантильной целью.

Он уполномочен властью, все карты ему в руки. Очевидно, на мое настроение наложили отпечаток его жесткий разговор с Таей и какие-то подозрительные намеки о выборе первого шага в трудную минуту.

«Нет, — сказал я себе, — ночью будешь спать, как миленький. Иначе начнешь сам себя подозревать»…

— А ты боялся, — сказал я эмэнэсу Люкакину, показывая на часы. Каких-то пятнадцать минут, зато нытья-то, нытья!

Люкакин в ответ пробурчал слова, которые здесь не стоит приводить, и я понял, что, кажется, между нами, то есть навигатором и стажером, начинает таять ледок недоверия.

Конечно же, такой деликатный человек, как Вадим, не мог зайти в семейную квартиру просто так. Предварительно он связался с нами по видеокому. Насчет ужина он сначала и слышать не хотел, но я сказал, что заказ уже сделан. К его приходу стол был накрыт. Одно дело поесть в общем зале и совсем другое — в семейном кругу. Тем более, что у нас было несколько банок варенья, заготовленного еще на Земле. Хотя справедливости ради надо признать, что это чистейшей воды ностальгические нюансы: здесь, на станции, всего было вдоволь, включая сюда и черепаховый суп (концентрат с пряными добавками, изготовленный из минтая по особой технологии), и экзотические плоды из станционной оранжереи. Но земляничное варенье — это земляничное варенье, и никуда тут не денешься.