- Следуйте за мною!..

Кузьмич следует, а сам разговор ведет:

- А я тебя, Чустрах Моисеич, за жулика принял... Вид у тебя такой... Ты уж не обессудь... Семейный будешь?..

Тут народ всякий повалил, просто как в губернии. Поспешает Кузьмич за Цустрахом Моисеичем, а у самого опять сердце поджимается: "Сбежит, обязательно с сухарями сбежит!"

Ну, ничего! Не сбежал. Подвел к белым хоромам, дверь распахнул.

- Пожалуйте, - говорит, - честь и место!..

- С полным нашим удовольствием! - сразу по веселел старик и ступил, все же озираючись, за порог.

Приняли его, да еще как! И впрямь-по сенаторски... Только баб вокруг много и все - в белом, вроде как на упокойниках.

*

Отвели Михея Кузьмича в палату. В палате три коечки, а коечки такие, что хоть архиерея укладывай.

- Ну-ну, это ничего! - одобрил Кузьмич, ощупывая одеяло и простыни. Даже очень прилично...

Разослал поверх одеяла, чистоты ради, зипунишко свой, прилег и - к соседям с расспросами. Соседи ничего - свои, рабочие же люди, с обхождением. А тут - дзинь, дзинь: звонок!

- На жратву, отец! - об'яснили ему.

- А дают? -насторожился Кузьмич.

- Дают помаленьку...

Сел Михей Кузьмич за стол и рту своему не верил: совал, совал добра всякого, а бабочки в белом - подносят и подносят.

Оправил Кузьмич бороду, отрыгнул троекратно и думает: "Этак кормить будут, сухарей мне нипочем не надо... Ну, да поглядим: може, по первоначалу ублажают, стервы"...

Покрестился мысленно в угол и-к двери, а тут- опять бабочка, сестрица.

- Пожалуйте на осмотр!..

- Это еще чего?..

Насупился Кузьмич:

- Хоть, - говорит, - и накормили вы человека как следует, в чем я много вами доволен, а посмехаться над стариком тебе, козе, не гоже!..

Сестра свое:

- Нельзя без этого, всех осматривают!

- А чего меня осматривать? - крякнул Кузьмич.- Все при мне, что полагается... - Однако, пошел.

Навстречу от стола женщина с трубочкой, в том же упокойном наряде - в халате белом.

"В моих летах дамочка-ничего!" - успокоил себя Кузьмич и протянул ковшиком руку.

- Очень даже отлично кормите, благодарствую!..

Она улыбнулась, говорит:

- Я - доктор, ординатор здешний... Раздевайтесь, ослушаем вас!

- Что ж, можно! - согласился Кузьмич.- Только упреждаю: деколон во мне гнилой, потный...

- Ничего, ничего... Раздевайтесь!..

А сама в бумаги уклюнулась.

- Ваша фамилия, профессия?.. Да вы зачем же совсем? Не надо...

Выругался мысленно Кузьмич: то раздевайся, то не надо, и натянул снова штаны.

- Ну-те-ка, дышите... Глубже, глубже... Теперь лягте... сюда... вот...

Ложится Кузьмич на одр, а сам из-под косматой брови глазом косит и в голове неладное: "стара, стара, а туда же себе!"

Докторица постучала ему в грудь, поцарапала кожу, да как хватит пальцем по пятке.

- Ух, ядри твою корень! - вскочил Кузьмич. - Да ты, барыня, в уме?

- Что такое? - затревожилась докторица.

- А то! Не щикочи... Ни к чему это вовсе!.. Сыздетства не балованы...

- Ах, какой вы, право...

Успокоила его докторица (это, говорит, для определения ваших нервов), опять уложила, опять стукать принялась то в грудь, то по животу, и вроде как не живот ей человечий, а - барабан.

- А, ну-ка, закройте глаза... так!.. А подымите-ка эту руку... Так!.. А ну, попадите пальцем в нос... Вот этак... Да вы - сразу, сразу!..

Кузьмич крякнул, с силою отстранил от себя докторицу, встал и молча, посапывая, стал надевать рубаху.

- Стойте, куда же вы? - заволновалась докторица.

- Будя!-отмахнулся Кузьмич.-Хватит с нас!..

Докторица и сердится и улыбается.

- Ну ладно, - говорит. - Будет, так будет!.. Вот вам книжечка процедурная, сестра все об'яснит...

Вышел Михей Кузьмич за дверь, а больные - к нему.

- Ну, что, дедка, как?..

- А что? - сплюнул Кузьмич. - Не то лечит, старая, не то играется...

- В чем дело, чем недоволен? Расспросили все по порядку, стали об'яснять. Отлегло маленько у Кузьмича от сердца.

- Дык, значит, со всеми она так? И насчет щикотки, и за нос?..

- Со всеми, дедка, со всеми... По медицине требуется, по науке!..

- Ну, ежели по науке, - статья иная! Известно, мы люди темные, несвычные... Есть, скажем, нос, а что к чему - неизвестно...

Огляделся, попривык Михей Кузьмич на курорте, со всеми перезнакомился. Главврач санатории за ручку с ним, о здоровье справляется, кастелянша одежу-обужу выдала, няни о старухе, о родных его местах расспрашивают... Все честь-честью, вежливенько, смирненько, без обиды, а на другой день по приезде - та же сытая кормежка. "Вот-те и сухари!- думает Кузьмич и над старухой своей, что наготовила ему сухого хлеба, посмеивается: - известно, где ей, необразованной".

Книжечку процедурную бережно на груди носил, над поясом.

- Ну-ка, дед, давай читаем, чего там у тебя! Сосед по койке - очень острый в грамоте, а из себя пшибжик, из мелкопоместного класса.

- А-а... Меокордит, расширение, недостаток двустворчатого клапана... Да у тебя, дед, как у заправского генерала!..

- А что ж нам! - хорохорится Кузьмич. - Мы по сенаторски... Даром, что звезд нет!..

- Да ты, дед, не шути! - пшибжик говорит: - Дело твое пиковое!..

- Эка! До самой смерти жить будем...

- Так-то Он так, а вот у тебя двустворчатого клапана не достает... Понимаешь ты это?

- Не достает, так и не надо!.. Где же его взять?..

За обедом, похихикивая, рассказывал Кузьмич своей соседке, ткачихе:

- У меня, мать твоя, похлеще твово будет! Перво-на-перво, сердце с корды соскакивает... Опять же - в растяжении... Во! - развел он руками.Окрамя того, двухстворчатого кляпа в ем не хватат...

- Клапана, отец!..

- Ну, кляпана... Это все едино!

- Лечиться тебе надо! - вздыхает соседка. - Серьезная болезнь...

- Чего там! Для нас, трудового, это все - тьфу, боле никаких! Мы и с одностворчатым проживем... Не Штемберлены какие-нибудь... Пускай буржуи двухстворчатыми ходють, а мы и с одним хороши... Очень даже просто!..

Совсем веселый Михей Кузьмич сделался.

Сестра-хозяйка блюдо подаст, а он не просто примет, а еще бородой тряхнет, да словечко бросит:

- Благодарим! С нашим пролетарским удовольствием.

Ел он обстоятельно, все до капельки, только сладкое ему не нравилось.

- Ты мне, сестрица, заместо фентиклюшки этой щиц подавай две плепорции...

И жаркого не всегда хватало Кузьмичу. Он просил:

- Сестрица!, накинь-ка...

И пояснял в самооправдание:

- При одностворчатом нашем положении еда нам во как пользительна!..

*

- Завтра вам ванна нарзановая... В шесть двадцать утра!..-сказала с вечера Михею Кузьмичу сестра. - Глядите, не проспите!..

- Что ж я - спать сюда прислан?..

Чуть свет вскочил Михей Кузьмич, оделся, прихватил с собою все, что полагается, и полотенце также (простыню, что выдали ему, пожалел: больно чиста, хоть на стол в пасху стели!).

У кабинки - ванщица, из себя востроглазая, быстрая, белым передником виль, виль.

"Тьфу, ты, пропасть какая! И тут - бабы"...

Однако, стерпел, даже о жалованьи спросил:

- По какому разряду состоите, дамочка?..

Ванщица не в духе была, на вопрос - вопросом:

- Цельную вам?

Кузьмич тоже прихмурился.

- А то как? намо, не половинку!

- А градусов сколько?

- То-ись, как это?

- Теплоты какой?

- А сыпь погорячей! Мы это любим...

Барышня выхватила из его рук книжку, заглянула, фыркнула.

- Что ж это вы городите? Четверть вам... нарзана...

- Четверть? Ну, ин, давай четверть... Тебе видней при своем деле...

Когда ванна была готова и Кузьмич уже разоблачился, вдруг вспомнил... Ах, ты, нелегкая! Просунул голову в коридор:

- Дамочка! А нет ли у вас тут мочалишки... Мне хучь бы старенькую!..