Это меня очень огорчило.
Муравьёв и отец говорили о хлопке.
- Песок наступает на поля, - жаловался Муравьёв, - заносит хлопчатник.
Ветер усиливался, и верхушки барханов курились, песок маленькими облачками перелетал в воздухе. Но в саксауловом лесу песок был неподвижен, и ветер не мог его сдвинуть с места.
Вдали показался караван верблюдов, нагруженных тюками с хлопком.
Впереди ехал проводник на ослике, а рядом с ним красноармеец на лошади.
Они о чём-то между собой говорили.
Караван прошёл далеко от нас и скрылся за барханами. И показалось, что пустыня опустела.
7
Солнце приближалось к зениту. Серая пыль клубилась под колёсами. Фургон шёл, ныряя между барханами.
От жары все приумолкли. Муравьёв, откинув край парусинового тента, смотрел в пески.
А я всё думал о порохе, о саксауловых рощах, которые защищают хлопковые поля, о Байраме...
И вдруг мы услышали звуки флейты. Они лились откуда-то из-за бархана. Первой откликнулась мама. Она широко открыла глаза, посмотрела на нас с удивлением и сказала:
- Музыка! Вы слышите? Или мне это снится?
Бахрам выключил мотор, и машина остановилась в нерешительности. В самом деле, это была флейта. Но откуда и почему здесь музыка?
Мы вышли из машины и поднялись на гребень песчаного холма. И сразу увидели флейтиста. Он стоял внизу, под другим барханом. В белом чесучовом костюме, в круглой соломенной шляпе с чёрной лентой, с цветочком в петлице.
Флейтист играл, закрыв глаза. Чёрная флейта переливалась на солнце серебряными клавишами. Тень от бархана укрывала его полупрозрачной пеленой.
Мелодия, которую он играл, была грустная и протяжная.
Мы не сводили с него глаз. Когда он перестал играть, мама захлопала в ладоши. Флейтист открыл глаза, увидел нас, нисколько не удивился и раскланялся.
- Ария Орфея, - сказал он. - Из оперы Глюка.
Мы познакомились. Музыканта звали Герасим Утин. Он попросил, чтобы его называли просто Гера.
- Что вы тут делаете один в пустыне? - спросил отец.
Гера положил флейту в футляр. Он чувствовал себя в пустыне, как на сцене.
- Вы спрашиваете, что я тут делаю? - сказал он. - В настоящее время я репетирую свой номер, потому что имею обыкновение репетировать с десяти до одиннадцати, что бы ни случилось. Который теперь час?
- Одиннадцать, - сказал отец, взглянув на часы.
- Репетиция окончена, - сказал Гера. - Видите ли, я отстал от своей труппы и добираюсь до Байрама попутными машинами. А вы куда едете?
- Мы едем на новоселье! - ответил я.
8
Мне очень хотелось, чтобы Гера поехал с нами. Я даже забыл на время про порох, слушая его музыку.
- Это ваша машина? - спросил Гера, когда мы сошли с бархана и приблизились к нашему иноходцу 17 - 28.
Он оглядел машину, поморщился и сказал:
- Ну что ж, если нет другого транспорта, я согласен ехать с вами.
Голос у него был тонкий, но приятный.
Мне всё в нём казалось удивительным. Он сдул невидимую пылинку с отворота своего костюма.
И вдруг Муравьёв посмотрел на него пристально и сказал:
- Позвольте!
Агроном достал из кармана увеличительное стекло на длинной чёрной ручке.
Приблизился к флейтисту и навёл на него увеличительное стекло.
Гера немного смутился.
- Я привык, - сказал он, - что на меня смотрят в бинокль, но ещё никто не рассматривал меня в увеличительное стекло!
- Где вы это нашли? - спросил Муравьёв флейтиста, указывая на цветочек в его петлице.
- Ах, это? - успокоился Гера. - Это я нашёл вон там, - и он указал рукой налево. - Нет, скорее всего, я нашёл это вот там, - и он указал рукой направо. - Точно не припомню...
- Как! - воскликнул Муравьёв. - Вы даже не знаете, где нашли это сокровище! Инкарвиллея семиреченская, - сказал Муравьёв, - цветок, который уже почти не встречается в пустыне.
И он вытащил цветок из петлицы Герасима Утина.
Флейтист было запротестовал, но Муравьёв сказал строго:
- Наука требует!
Он раскрыл свой ящик и поместил редкий цветок в самом центре под стеклом.
- Какая находка! - говорил он, покачивая головой. - Можно подумать, что этот цветок выбрался из-под земли, чтобы послушать вашу музыку.
- Очень может быть, - скромно согласился Гера.
Потом он обиженно взглянул на Муравьёва:
- Я привык, что мне дарят целые букеты, а вы отобрали у меня единственный цветок.
Гера вздохнул и взобрался в фургон.
9
В полдень мы решили отдохнуть в чайхане у дороги.
Чайханщик, добрый человек в белой, открытой на груди рубахе, встретил нас у дверей, спросил о нашем здоровье, о здоровье наших близких, всем пожелал благополучия и приготовил зелёный чай.
Расположились мы на старом, местами вытертом ковре, на котором змейками разбегались белые, чёрные и красные узоры. Голуби влетали в открытые окна и двери чайханы, расхаживали по ковру и клевали крошки.
В чайхане, кроме нас, был ещё один посетитель - смуглый человек в клетчатой рубашке. У ног его лежал кожаный раскрытый мешок, из которого виднелся угол железной клетки. В углу стояло охотничье ружьё.
- Крестинский! Какими судьбами! - воскликнул Муравьёв.
Муравьёв и охотник обнялись.
- Ты откуда? - спросил Муравьёв.
- Из Ленинграда, - ответил Крестинский.
- Я так и знал, что ты вернёшься.
Крестинский говорил, что очень скучал без пустыни, и, едва окончив свою научную работу, снова приехал в Байрам.
Бахрам приложил правую руку к сердцу, а левой рукой подал охотнику чашечку зелёного чая.
- И отлично! - сказал Муравьёв. - Тут столько нового! Представь, я сегодня нашёл цветок инкарвиллеи семиреченской!
- Положим, это я нашёл, - сказал Гера, - но не знал, как он называется.
10
Гера достал свою флейту и заиграл арию Орфея. Опять полилась протяжная и грустная мелодия, которую мы однажды уже слышали среди барханов.
Крестинский забеспокоился, отошёл от Муравьёва, заглянул в свой кожаный мешок и сказал Утину:
- Прошу вас, перестаньте играть!
Гера обиделся.
- Вам не нравится, как я играю? - спросил он.
- Нет, почему же, - ответил Крестинский, - мне очень нравится, и всё же прошу вас, перестаньте!
- Между прочим, - сказал Гера, - Орфей был великий музыкант. Его слушали все: не только люди, но даже львы и антилопы, даже цветы слушали его. - И он взглянул на Муравьёва с укором. - Всё замирало вокруг, когда он играл. - И Гера повёл вокруг своей пухлой рукой.